Возвращение (СИ) - Бабернов Сергей - Страница 15

«Опель» выплюнул облачко синеватого дыма и, пятясь, свернул за угол.

— Хозяева жизни, мать их! — Колька прикурил. — Найдёшь меня! На хрен ты мне нужен, урод! Довели страну! А ты здорово придумал! — кивнул он мне. — Наши кошёлки перед такими на задних лапках скачут! Откуда его знаешь?

— Учились вместе, — я не собирался вдаваться в подробности.

— Ясно. Вот чего он разошёлся. Такие любят крутизну показать. Ты, мол, никто — грязь, а я банкую. Показывай куда нести?

— Да, ладно, я сам.

— Не дури, писатель. Я бы и так помог, а уж, если платят…

— Тогда вот, — я расстегнул молнию и извлёк бутылку водки. — Тебе и Иванычу.

— Ты чего — офонарел?! — в глазах экскаваторщика мелькнула обида. — Я тебе чего — как этот?! Он мне штуку сунул, нам и на сегодня хватит, и на завтра, и на опохмелку. Потащили твою сумку, пока не разругались.

22

Мы подтащили сумку к дверям, когда с улицы послышался резкий сигнал.

— Аварийка! — просиял Колька. — Сварного привезли! Ты здесь уж сам как-нибудь, а я побегу! — подкованные сапоги зацокали по ступенькам. — Сегодня мыться будешь! — услышал я перед тем, как хлопнула дверь подъезда.

Открыв дверь, я на всякий случай изобразил перед глазком напротив ставший международным жест — вытянутый средний палец. За стальным прямоугольником что-то зашуршало, по крайней мере, мне так показалось.

Бросив сумку в прихожей, я подошёл к окну. К экскаватору добавилась машина с надписью «Аварийная ПТО» на борту. Колька, Иваныч и человек со сдвинутой на макушку, навевающей мысли о межгалактических воинах, маске выгружали здоровенные голубые баллоны. Ещё один парень (наверное, водитель грузовика) освобождал прицеп — нечто среднее между походной кухней и мини трактором.

Я вернулся к покупкам. Перемещая сумку из прихожей в кухню, я мысленно поблагодарил и Кольку, и Альберта. В одиночку я нёс бы её до сих пор. Пакеты с полуфабрикатами расположились на полках двухкамерного монстра. Водку и пиво я отправил в уличный холодильник. Выглянул в окно. Колька и водитель грузовика вели неторопливую беседу. Сварщик, с видом Наполеона, прогуливался по краю канавы. Иваныч, колдовал над дверью подвала. Когда оковы, скрывавшие подземные лабиринты пятиэтажки от непосвящённых, пали. Иваныч скрылся во влажной, пахнущей плесенью темноте. Через пару минут парилка прекратилась. Подобно золотобородому Перуну, ветеран коммунальной службы одолел Змия Подземного и разогнал зловонные тучи. Заметив мою физиономию, Колька показал большой палец. Я махнул в ответ и отошёл от окна. Зачем отвлекать людей.

Пора бы и самому начать работу. Пуст город сходит с ума. Пусть Альберт разбирается с убийцами и коммунальными работниками. Пусть какой-то псих воображает себя Джеком Потрошителем. Мне-то до этого какое дело?! Видение? Будем считать это необъяснимым, аномальным явлением. Приступом ясновидения. В газетах о подобном пишут постоянно. Почему и меня не может коснуться модное поветрие? Всё, наплевать и забыть!

Шагом готового к битве полководца я подошёл к столику. Попытался с комфортом расположиться на безобразно, ужасающе мягком диване. Позу стимулирующую творчество занять так и не удалось. Как можно создавать шедевры, согнувшись в три погибели над лилипутским столом, проваливаясь при каждом движении в плюшевую трясину?! Помучившись я перебрался на кухню. Обычная табуретка и обеденный стол понравились мне гораздо больше.

Я заточил несколько карандашей. Открыл тетрадь. Нет, всё же мерзкая девчонка — дочь Игоря! Вчерашняя работа коту под хвост! Мало ли что — немного написано! Может, там как раз и находилось самое главное! Изюминка! Вот теперь, благодаря глупым шуткам, начинай всё сначала! Додумалась ведь! Шутница!

А есть ли стопроцентная уверенность в вине девушки? Ведь она, насколько помню, к тетрадям не подходила… Кто же тогда? Призрак?! Всё! Хватит! Нечего сходить с ума, ища оправдания мерзкой девчонке с извращённым чувством юмора. Ещё не хватало переписки с мертвецами! На бумагу, товарищ писатель, всех призраков на бумагу! В реальной жизни без них проблем достаточно.

Проведя сеанс самовнушения, я успел опустошить две бутылки пива. Идеи и мысли суети-лись, рвались наружу, толкались, подобно пузырькам в вышеупомянутом напитке. Отблески работающего сварочного аппарата врывались в помещение таинственным мерцанием. Я выдавал строчку за строчкой, абзац за абзацем, страницу за страницей. Тропа сюжета уверенно вела меня к острову ненаписанных бестселлеров, к хранилищу семян вдохновения. Я едва успевал менять карандаши и не запоминал только что написанное. Слова, предложения, обороты увлекали меня за собой, подобно взбесившейся тройке лошадей несущей повозку с перепуганным возницей. В отличие от несчастного кучера, я не пытался натянуть поводья и не желал прекращения дикой гонки. Никогда я ещё не писал так легко и так много.

Онемевшие пальцы выронили сточенный до состояния огрызка карандаш (седьмой за сегодня), когда не только буквы, но и строчки начали сливаться во что-то едва различимое. Хрустнув суставами я поднялся с табурета. С удивлением обнаружил, что уже поздний вечер. Чёрт возьми! Как я вообще мог писать в такой темноте?! Действительно одержимость какая-то! Учёные люди рассказывают, что викинги-берсерки после вспышки священного боевого безумия на несколько дней становились беспомощнее младенца. Я чувствовал себя не многим лучше. Исписанная тетрадь вызывала отвращение. Я, конечно, перечитаю (самому интересно, что там получилось), но потом. Завтра, а ещё лучше послезавтра. Честно говоря — я боялся. Мне казалось, что стоит зажечь свет, взять карандаш для правки и открыть тетрадь, как неведомая сила снова заставит меня писать, писать и писать. Писать до тех пор, пока я, истощённый и обессиленный, рухну замертво. Подобные приступы вдохновения нужно дозировать.

Стараясь не смотреть на рабочее место, я достал из уличного холодильника бутылку «Богородской» (зародилась надежда, что напиток со священным именем прогонит остатки одержимости), из двухкамерной громадины извлёк первые под руку попавшиеся закуски и быстро, я бы даже сказал панически быстро, ретировался в комнату.

Журнальный столик забракованный, как место для создания шедевров, вполне подошёл для приёма пищи и потребления алкоголя. Развалившись на диване, я щёлкнул пультом. Телевизор включился моментально. Пока дегенераты с тошнотворными улыбками экспериментировали над растительным маслом и стиральным порошком, а потом обмазывали куриные яйца зубной пастой, я отметил плодотворное начало работы.

Экран потемнел. Изображение тонущих в тумане деревьев, сменило надоедливую рекламу. В плотной белой пелене едва различались тёмные силуэты.

— Они рядом, — вещал замогильный голос. — Они повсюду. Они следят за нами. Они помогают нам. Они мешают нам. Они продолжают любить. Они продолжают ненавидеть. Они мстят. Мёртвые возвращаются в мир живых. Все наши сюжеты основаны на реальных событиях. Смотрите очередную леденящую кровь историю из серии…

Я быстро переключился на следующий канал. Хватит призраков на сегодня!

— … очередной звонок, — серьёзный молодой человек посматривал на монитор переносного компьютера. — Ваше мнение о серьёзности так называемых сглазов. В частности Павел из Таганрога интересуется…

— Я понял суть вопроса, — пышноусый мужчина свёл чёрные брови к переносице и строго посмотрел в камеру. — Я улавливаю вопросы телезрителей ещё до того, как они собирались позвонить в студию. Павлу могу ответить следующее: его дедушку прокляли в 1905 году. Адепт секты хлыстов. Григорий Распутин, как нам известно, сначала явно, потом, не афишируя своих контактов, являлся одним из руководителей этого движения. Думаю, не стоит распространяться, каким влиянием пользовались тогда хлысты. И не только политическим. Многие адепты, и сам Распутин, обладали реальной магической силой. Проклятие, наложенное ими, не слабеет по истечении очень долгих сроков и передаётся, если можно так сказать, по наследству.