Сага о близнецах. Сторож брату своему (СИ) - "jenova meteora" - Страница 28

Сольвейг поднимает голову и осознаёт, что не дотягивает серокожему нелюдю даже до плеча. Нетвердым шагом она поднимается на пару ступенек выше и улыбается.

—Кажется, я выпила слишком много, — доверительно сообщает она Доле, и громко смеётся.

Она думает, что серокожих нелюдей у неё никогда не было, и в ней разгорается любопытство.

Иллириец смотрит на неё горящими глазами и улыбается. Не отрывая от него взгляд, ведьма неожиданно наклоняется вперёд, и целует в тёмные, красивые губы. Видит, как Дола резко отшатывается от неё, и не может сдержать смех. Конечно, он все ещё помнит! Впрочем, убедившись, что с ним все в порядке, Дола тянется к ней, хватает за плечи и вжимает в стену жарким, голодным поцелуем. Когда они отрываются друг от друга, он скалится острыми зубами, глаза его горят.

—Осторожнее, — звонко хохочет Сольвейг, — Я могу и передумать!

—Сейчас мы поднимемся наверх, и я отомщу, — тихо смеётся в ответ остроухая бестия.

Он тащит ее по лестнице, крепко держа за руку, и у самой двери снова прижимается к ней, целует, как ее никто и никогда не целовал. Коридор уже пустой, и Дола позволяет себе забраться одной рукой ведьме под юбку. Другой он держит ее за подбородок, и снова тихо смеётся. В глазах у него, как будто, плещется расплавленное золото. Ведьма понимает — он привык всегда брать своё, и ей это нравится.

Сольвейг думает о том, что у неё уже давно не было мужчины, и криво усмехается, глядя на своего спутника. Затем, открыв дверь в комнату, хватает иллирийца за грудки и решительно втягивает внутрь.

Вспомнив минувшую ночь, ведьма, несмотря на головную боль, довольно улыбнулась — приятно, когда ожидания оправдываются сполна.

Голоса под окнами стали громче, и ведьма поморщилась — ей хотелось тишины и покоя.

Лежащий рядом иллириец беспокойно зашевелился, что-то пробормотал себе под нос, и перевернулся на другой бок. Сольвейг уставилась на него. В глаза ей бросилось то, чего она раньше не замечала. Руки и тело Долы были покрыты тонкими, светлыми рубцами. Не то, чтобы ведьма никогда не видела мужчин со шрамами, просто иллириец казался таким молодым, и не выглядел тем, кто склонен к поражениям.

Она осторожно провела рукой по его плечу, коснулась пальцами тонкого шрама на губах, убрала упавшие на лицо пряди волос. Под окнами кто-то продолжал ругаться во всю мощь лёгких, и Дола, скривившись во сне, открыл глаза. Увидев склонившуюся над ним обнаженную ведьму, он уставился на неё с искренним недоумением. Видимо, и до него туго доходили воспоминания минувшей ночи, но, когда он тоже вспомнил, то расслабился и даже смог криво ухмыльнуться. Затем, дёрнул ушами и сморщил нос.

—Кто там орет? — голос его был сиплый и сонный. — Пить хочу.

Дола ещё немного поворочался, развернулся к Сольвейг, и стал молча ее разглядывать. Его взгляд остановился на причудливых вензелях, что украшали тело ведьмы. Витиеватый узор начинался под грудью и покрывал кожу до самых бёдер. С одной стороны он обрывался, а с другой превращался в тонкую линию, состоявшую из переплетающихся знаков на незнакомом ему языке, и спиралью спускался по бедру и до самой лодыжки. Дола протянул руку и провёл пальцами по этим узорам — они оказались слегка выпуклыми, подобно шрамам. Словно кто-то вырезал их на нежной коже ведьмы.

Все это время Сольвейг молчала, ожидая его дальнейших действий.

—Ты такая красивая. Яркая. Ненасытная. Желанная. — Пробормотал иллириец, огладив женщине бедро.

Сольвейг вздрогнула и напряглась: почти каждый мужчина после этих слов пытался петь ей вирши о любви, и свято верил, что женщина принадлежит ему. Ведьма уже приготовила резкую отповедь, дабы поставить иллирийца на место, но Дола больше ничего не добавил. Он лишь улыбнулся краешком губы, и попытался сесть на кровати. Получилось это у него только со второй попытки, и он издал глухой стон, схватившись за голову.

—Кажется, я вчера перебрал...

—Отрадно видеть, что даже потомки Совершенных страдают похмельем, — хмыкнула Сольвейг, несколько обескураженная полным отсутствием ожидаемой реакции.

—Если любитель орать под окнами не заткнется, я его убью, — мрачно пообещал Дола, и ведьма всецело его поддерживала.

Иллириец поднялся с кровати, и, потягиваясь, направился к столику у окна. Сольвейг откровенно залюбовалась его телом.

Дола, тем временем, увидел на столе графин с водой, и решительно присосался к нему, утоляя жажду. Немного воды он оставил и своей подруге по несчастью. Затем, недовольно зарычав, Дола вышел на балкон, явив миру своё обнажённое тело, и Сольвейг про себя подумала, что там есть, на что посмотреть. Судя по всему, иллириец решил помочиться на головы стоявших внизу людей. Так и есть, ругань внизу стихла, но почти сразу раздался громкий, полный негодования крик, после него последовали женский визг, угрозы и требование немедленно прикрыть срам.

Когда Дола вернулся в комнату, Сольвейг уткнулась лицом в одеяло, давя рвущийся наружу смех.

—Заметь, стало тише, — пожал плечами серокожий нелюдь.

Он нашёл свою одежду и теперь прыгал по комнате, натягивая на поджарую задницу узкие штаны.

Сольвейг сонно за ним наблюдала. Она понимала, что и ей сейчас нужно одеваться. Но ещё больше ей хотелось раздобыть лохань с водой и как следует умыться. Но ведьма подозревала, что после ночных возлияний на постоялом дворе никто, включая хозяина и его прислугу, не будет в состоянии исполнить ее пожелание.

Когда Сольвейг и Дола спустились в общий зал, то увидели Лайе, который с мрачным видом завтракал, периодически запивая еду водой. Рядом с ним, уткнувшись лбом в стол, раскатисто похрапывал Хасами.

Едва Сольвейг и Дола присоединились к ним, Хасами оторвал голову от поверхности стола и приложил ко лбу графин с холодной водой. Вид у него был ещё более мятый, нежели у ведьмы с близнецами. Оно и неудивительно — накануне вечером Сольвейг очень быстро потеряла счёт кружкам с элем, которые шеддар опрокидывал в себя, одну за другой.

Лайе наоборот, выглядел свежим и бодрым, словно и не пил вовсе. Впрочем, на его отвратительное настроение это не повлияло.

—Утро добрым не бывает? — поприветствовал Дола брата.

Он отобрал у Хасами графин и отпил прямо из горла. Затем предложил то же самое ведьме, и она с радостью последовала его примеру.

—Говорите потише, — просипел Хасами, потирая ладонями лицо. — Думайте потише. И не дышите.

От него несло таким перегаром, что у Долы невольно скривилось лицо, и встали дыбом волосы на загривке.

—Кто-то вчера много-много пил, — хмыкнул он. — Очень много, судя по всему.

—Ты от него не сильно отставал, братец. — поморщился Лайе. Затем, перевёл взгляд на ведьму. — Как тебе спалось?

—О, совершенно замечательно! — ведьма откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди. — А ты, я погляжу, не выспался.

—Кто-то вчера полночи не давал всему этажу уснуть, — сварливо заметил Хасами. — Найду — что-нибудь отрежу.

Отпивший в очередной раз воду, Дола поперхнулся, судорожно закашлялся и закрыл рот рукой, пряча улыбку. Хасами с ненавистью взглянул на него, и вдруг его лицо прояснилось.

—О, я вам вчера забыл передать письмо! — он полез за пазуху и достал мятое послание, перевязанное красной нитью и скреплённое восковой печатью.

Лайе взял его в руки, не глядя сломал печать и начал читать. По мере прочтения его лицо становилось все более удивленным.

—Письмо из Аль-Хисанта. «Доставить Бесу и Ласке немедленно, как только прибудут в Стоунблейд». Там говорится, что мы должны отправиться в Ресургем. Какое-то мутное дело.

—Нужно кого-то убить? Или снова похитить и доставить живым? — усмехнулась Сольвейг.

—Нет, — Лайе был мрачнее тучи. — в Нижнем городе происходят убийства, убивают полукровок.

—Их везде убивают, — пожал плечами Дола, наконец-то, сумев откашляться.

—Ты не понял. Убивают таких, как мы, братец. Всех, в ком течёт кровь иллирийцев, — Лайе дочитал письмо до конца и вскинул брови. — Ты не поверишь. В Хисант обратился за помощью Дом Даэтран.