Ленинград-28 (СИ) - Соколов Иннокентий Дмитриевич - Страница 21

— Я… мне…

Помехи разом стихли, и голос рявкнул так, что Юрий чуть не оглох.

— Рука в говне. Причем по самый локоть. Нахера с Козявкой связался?

— Откуда… — начал, было, Панюшин, но тут же сообразил, что задавать подобные вопросы — признак дурного тона.

— Это точно — ворчливо согласился голос в трубке.

Панюшин мысленно выругался.

— Значит так — политика поменялась. Будем действовать в обратном порядке…

Юрий замер. Жизнь продолжалась.

Следующий, после визита на керамический комбинат, день он посвятил отдыху. Покормил голубей на площади. Неторопливо, почти наслаждаясь, вытащил из кармана зазевавшегося мужичка солидный, увесистый бумажник. Внутри Юрий обнаружил несколько пластиковых карт, много денег и пару визиток с золотистыми разводами. Карточки, Панюшин, с некоторым сожалением выбросил в ближайшую урну. Туда же последовали визитки. Бумажник, после некоторого внутреннего сопротивления, Панюшин решил оставить себе. За работу, так сказать.

Упокоив Ланового, Юрий испытал чувство некоторого сожаления. Словно где-то внутри перегорел кусочек самого Панюшина. Юрий не был в курсе всех тонкостей в работе Ильича, но пятой точкой ощущал некоторый дискомфорт. Перелом внес некоторые изменения в отношения внутри социума, суть этих изменений не была ясна. Бравые парни на джипе являли собой типичный образчик — кто они такие, и какая система взаимоотношений существовала у них с Ильичем, Юрий не знал. Ясно было одно — к проекту парни отношения иметь не могли. Не тот уровень…

Правда оставался невыясненным один момент — санация Ланового не могла пройти незамеченной в определенных кругах, а, следовательно, стоит ожидать гостей. Гости нагрянули бы в любом случае, но Юрий подозревал, что своими дилетантскими действиями несколько ускорил это событие.

Ну и черт с ними — искать Юрку в стотысячном городе — дело пусть не безнадежное, но достаточно хлопотное. Это только в кино каждый встречный поперечный будет тыкать пальцем в случайного прохожего и громко кричать в толпу — «Смотрите, вот она преступная морда с плаката». Насколько было известно Юрию, даже в таком небольшом городе никому ни до кого не было никакого дела. Каждый сам за себя — таковы постпереломные реалии.

Помимо Ланового, на карте значились несколько адресатов, которые следовало посетить. Разброс адресов не смущал — овчинка стоила выделки. Для себя Юрий твердо решил довести дело до конца. Знать бы только в чем суть этого дела — насколько было бы легче жить. А может быть и наоборот.

Солнце светило в глаза. Несмотря на осень, жарило так, что хотелось растечься растаявшим куском мороженого. Юрий развалился на скамейке. Лениво бросал ненасытным голубям жареные семена подсолнечника, купленные считай задаром у дебелых торговок — прожорливая птица не отказывалась от угощения. Под успокаивающее воркование даже думалось как-то легче. Панюшин чуть не задремал.

— Время не подскажете? — раздался рядом голос. Юрий неохотно разлепил глаза.

Неопределенного возраста тетка нависла над скамейкой — Юрий заметил, как под длинным рукавом кофты сверкнул краешек циферблата часов. Все понятно — мадам решила осчастливить вниманием пройдоху Панюшина. Ох, тетка, тетка…

— Бубырнадцать минут кубырнадцатого — невнятно пробормотал он.

Тетка озадаченно нахмурила выщипанные брови.

— Чего?

— Семь ебут восьмого — Юрий разозлился. — В уши долбишься, что ли?

Тетка испуганно отпрянула. Секунду думала, открыть рот или отправиться восвояси в поисках очередного простофили. Разумное победило чувственное, быть может, не последнюю роль сыграл красноречивый Панюшинский взгляд. Тетка развернулась на каблуках и отбыла прочь.

— Мудак… — донеслось на прощание.

Юрий хмыкнул. Тетка немного развеселила сумрачное Панюшинское бытие. Иногда стоит немного отвлечься от забот, чтобы ощутить себя почти нормальным, здоровым мужиком. Конечно, логичнее было бы сводить престарелую давалку куда-нибудь в кафе, но для Юрки дело было превыше всего. Может быть в другой раз, с другой теткой.

Тут Панюшин немного кривил душой — интуиция подсказывала, что никаких свиданий в Юркиной жизни не предвидится. Сама суть ухаживания не была заложена в Юркину программу. Если в данный момент объект не представлял угрозы, следовало его игнорировать.

Проигнорировав тетку, Панюшин сладко потянулся. Бросил остатки семян голубям. Бумажный кулек бросил в мусорку. Промахнулся, но поднимать не стал. Прошелся по площади. Заглянул зачем-то в фонтан. Сухо и грязно — некогда фонтан радовал взгляд разноцветными струями, улетающими в небеса, ныне же — большая яма для мусора. И не совестно людям…

На миг Юрке захотелось заскочить на бортик фонтана, и оббежать по кругу. Ничего такого он не сделал — это было бы уж слишком. Юрий ограничился тем, что бросил в фонтан еще один сверкающий пятак. На счастье, чтоб вернуться еще.

Возвращаясь в квартиру, Юрка обратил внимание на стоящий у подъезда черный джип. Настороженно остановился неподалеку. Машина казалась знакомой. Юрий решил, было прокрутить в голове последнюю встречу с братками, но потом передумал. Судя по обшарпанным окнам малосемеек, жили здесь исключительно пролетарии. Сам же джип казался лишней деталью в дешевом конструкторе. Гм, оперативно работают сволочи.

Панюшин задумался. Как поступить — слинять по хорошему, оставив нехитрый копеечный скарб, или… И тут же его обожгло:

Карта!

Она осталась в квартире. Юрий побоялся носить ее с собой. Никто не должен видеть карту. Тем более молодчики с керамического комбината — в памяти Юрия надежно запечатлелись поползновения Ланового сотворить себе некое подобие оригинала. Того самого, что остался в квартире, черти вас дери!

Далее Панюшин действовал на автомате. Взбежал по ступенькам, разгоняя сердечную мышцу. На площадке никого не было. Юрий сжал голову руками. Быстрее, ну… еще быстрее.

У двери властвовала темнота, но Панюшину было этого мало. Он надавил кнопку звонка и одновременно провалился в бурую муть. Как только в двери щелкнул замок, Панюшин ворвался в квартиру, неся муть за собой. Кто-то закричал в прихожей, но было поздно. Муть растеклась по комнатам, и взорвалась багровой пеленой. Жирные кровавые кляксы налились и затрепетали. Их было немного — штук пять или шесть. Панюшин даже не стал считать — он пронесся по комнатам маленьким разрушительным смерчем.

Нечеловеческие вопли сменялись тошнотворным хрипением умирающей плоти. Кляксы тускнели одна за другой. Юрий работал, словно взбесившийся механизм — поднырнуть под занесенную руку, одновременно тычком указательного и среднего пальца ударить в нужную точку ниже ключицы. Удар ногой по голени — сухой треск кости. Ребром ладони по шее, разворот и нырок в темноту.

Грохот ломаемой мебели, выстрел, еще один. Пороховой дым, и звон в ушах. Юрий никогда не закрывал рот, так что ничего страшного.

Как известно в пределах одной комнаты, конечное число противников всегда располагается в определенных точках пространства. Определить эти точки — сущая безделица. Все имеет начало и конец — кому как не Панюшину знать об этом. Удар, всхлип, чье-то нераздельное бормотание. Пули впиваются в дрожащее от страха тело. Они растеряны и испуганы, тем лучше. Но не для них — для Юрки. Времени мало. Кляксы размазываются, пропадают. Нужно успеть забрать карту. Все остальное несущественно.

Вот она…

Двигаться с конца к началу даже интереснее. Знать бы только где он, этот конец — так думает Панюшин, опустив трубку телефона. Он не один в комнате — рядом капитан Козулин. Ловит каждое слово, но при этом смотрит с каким-то недоумением, даже с опаской.

Это пугает Юрку. Он ведь старается изо всех сил.

Майор Пацюк оказался той еще крысой. Вернее крысом. Мордочка хищная, глазки бегают, под носом рыжеют майорские усики. Панюшин разыскал майора в полутемных коридорах военкомата. В стены этого чересчур гостеприимного заведения, Юрка всегда вступал с опаской. Среди ребят ходили страшные легенды о похищенных допризывниках, тут же обритых и отправленных куда-нибудь к черту на кулички. Родина — она-то велика, места всем хватит. Если бы Панюшина спросили — а хочет ли он собственно в армию, то Юрка не задумываясь, ответил бы утвердительно. Не потому, что очень уж хотелось, а просто так было принято.