И занавес опускается (ЛП) - Пинтофф Стефани - Страница 4

Малвани начал злиться.

— И что вы предлагаете? Оставить её в подвале на неопределённый срок? Могу вас уверить, мистер Айзман, что это решение вам быстро разонравится. Чего только стоит запах трупного разложения, который будет распространяться из вашего подвала.

— Мистер Фроман твёрдо уверен, что публикация новостей о смерти мисс Жермен разрушит нашу репутацию и поставит под угрозу наши будущие проекты. Мы хотели бы оставить её тело в местном подвале. Лишь на сегодняшний день. А после того, как закончится сегодняшнее представление, и толпа разойдётся по домам, коронер и его люди могут прийти и обследовать её тело.

Малвани рассмеялся над абсурдностью такого предложения.

— Значит, вы хотите, чтобы мы перевезли её тело после сегодняшнего спектакля, чтобы никто не увидел?

— Именно, — холодно взглянул на Малвани Лев Айзман.

Малвани поджал губы.

— Я уже вам объяснил, что мы следуем протоколу, поэтому, как только доктор Уилкокс осмотрит тело, мы заберём его. Поступить по иному — абсолютно незаконно, и я из-за этого могу лишиться своего места.

— Можете. Или вас может лишить его мистер Фроман, — мрачно предупредил Малвани мистер Айзман и удалился.

У Малвани перекосилось лицо.

— Я слышал кое-что о Чарльзе Фромане, — произнёс я. — Но то, что я о нём знаю, не объясняет того, почему все здесь настолько…

Я запнулся, пытаясь подобрать нужное слово: смесь уважения и страха, которые я видел в глазах и у мистера Айзмана, и у мисс Боуэн.

— Настолько необъяснимо напуганы этим человеком?

Малвани скривился, но потом снова посерьёзнел.

— Ну, почему напугана мисс Боуэн, я могу понять, — заметил Малвани. — Чарльз Фроман — глава Синдиката и руководитель сотен театров, а значит, именно он выбирает актёров и актрис, которые будут играть в его спектаклях. Он создал себе определённую репутацию — если он берётся за какую-то актрису, то делает из неё звезду. И если мисс Боуэн хочет стать — и оставаться впредь — одной из ведущих актрис, то ей лучше играть по его правилам.

— А мистер Айзман?

Малвани широко усмехнулся.

— А ему, я полагаю, очень хорошо платят.

Наш разговор прервал доктор Уилкокс, который, наконец, приехал и пробирался к сцене с чемоданчиком в руках.

Это был высокий, худой, чуть сгорбленный мужчина с лысиной и в очках в чёрной оправе. Он всегда был худощавым, но с тех пор, как я видел его последний раз — а было это почти год назад — кажется, он ещё больше потерял в весе.

Макс Уилкокс поприветствовал нас кивком головы и без предисловий приступил к работе. Здесь он проводил лишь предварительный осмотр, который должен выявить основную информацию о происшествии, прежде чем тело Анни Жермен будет перенесено.

Доктор надел плотные хлопчатобумажные перчатки и склонился над телом, аккуратно приподнимая волосы жертвы, чтобы осмотреть её шею.

— Вы уже сделали снимки? — уточнил он.

— Первым же делом, — рассеянно кивнул Малвани. — Мы сфотографировали сцену в целом, а затем само тело. Особенно сфокусировались на лице и шее.

— Отлично, — одобрительно пробормотал коронер.

Он медленно достал из набора инструментов металлический крючок и вывернул им веко жертвы. Подсвечивая нужную область электрическим фонариком — новым устройством на батарейках — он медленно наклонялся над каждым веком, затем резко опустил фонарь на пол и начал делать заметки в небольшой записной книжке, вынутой из кармана.

— Хм, неубедительно, — разочарованно нахмурился он.

Затем доктор снова схватил фонарь и поднёс его сначала к шее, а затем приоткрыл рот жертвы и осветил ротовую полость.

— Как я и ожидал, — покачал он головой. — Здесь я мало что смогу сделать. Можете перенести её в мой фургон, не травмируя? Не хочу, чтобы на ней появились новые синяки и кровоподтёки.

— На ней и так пока их нет. Вообще ни одного повреждения, заметного невооружённым взглядом, — отметил Малвани очевидное, чем заслужил строгий взгляд Уилкокса.

— После смерти синяки могут появляться в течение нескольких часов, — возразил коронер. — К тому же, могут быть внутренние кровоизлияния, особенно если предположить, что диагноз механической асфиксии подтвердится.

— А как ещё она могла умереть? — поинтересовался я.

— Скорей всего, её задушили, — пожал доктор плечами. — Конечно, это могло бы быть и отравление, хотя яд обычно оставляет весьма неприглядные внешние признаки, которые в данном случае отсутствуют. Но судя по положению тела, я бы предположил самоубийство.

— Это не самоубийство, Макс, — сказал Малвани. — Должно быть что-то ещё, что бы ты мог рассказать мне прямо сейчас. Мне не с чего начинать, кроме уверенности в том, что она была убита.

Голос Малвани стал мягким и спокойным, но по тону стало ясно, что он от своего не отступится.

Уилкокс склонил на бок голову.

— Уверенности? Ни в чём нельзя быть уверенным, капитан, пока это не подтвердит наука.

— В данном случае твоя наука лишь подтвердит то, что я и так уже знаю.

В голосе Малвани звучало тихое отчаяние.

Малвани не мог не понимать, что рискует оказаться в немилости у Чарльза Фромана, поступая не так, как хочет того театральный магнат. И последствия такого поведения могут выйти далеко за рамки того, с чем когда-либо сталкивался Малвани. Но я не верил, что всё дело в этом.

Уилкокс откашлялся и нехотя поставил на пол свой чемоданчик. Он устроил целое представление, заботливо поправляя шарф на шее, а затем произнёс:

— Что ж… Если принять во внимание то, что ты считаешь это убийством из-за доказательств, которыми ты со мной не делишься, то…

Он позволил словам многозначительно повиснуть в воздухе и продолжил:

— Я бы сказал, что самая вероятная причина смерти — удушение. Если провести всё аккуратно, то следов может и не остаться. Но я не могу ничего подтвердить, пока не проведу вскрытие, которое покажет, есть ли типичные для такого метода убийства повреждения хрящей гортани или подъязычной кости. Я заберу её на фургоне прямо сейчас.

И прежде чем уйти, Уилкокс поднял чемоданчик и слегка повернулся к нам боком.

— И пока я не исследую её внутренние органы и содержимое желудка, — заметил он, — я не поддерживаю твою теорию убийства. Это может оказаться и самоубийством. Вы скоро узнаете. Наука не лжёт.

Уилкокс направился к выходу, и Малвани ещё пару секунд хмурился, а я снова взглянул на тело девушка на сцене.

Одна хористка из сотни. Почему же именно она?

— В одном Уилкокс прав. Есть нечто важное, о чём ты нам не рассказываешь, — произнёс я, аккуратно подбирая слова. — Это как-то связано с тем, почему ты позвал меня на это дело?

Малвани молча упал в кресло на первом ряду и беспомощно посмотрел на меня. В его глазах плескалось беспокойство.

— Ты упомянул, что на теле нет ни единого повреждения. Так почему же ты настолько уверен, что перед нами убийство?

— Потому что если её не убили, то перед нами не просто одно самоубийство, — Малвани широко раскинул руки, — их уже два.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Театр «Гаррик», 35-ая улица, дом 67.

Второе убийство. Так вот что он утаивал от Уилкокса. И в этом заключалась причина того, что он позвал меня помочь в этом деле.

— Ты имеешь в виду, что была ещё одна смерть, идентичная данной? — я внимательно наблюдал за Малвани.

Он кивнул, но не поднимал на меня взгляд, сосредоточившись на глазах мёртвой девушки, смотрящей на нас сверху вниз со сцены.

Когда вдалеке послышались шаги двух полицейских, вышедших из-за сцены и нёсших в руках пакеты с уликами, Малвани повернулся ко мне и жарко зашептал:

— Три недели назад подобным образом умерла ещё одна актриса. В «Империи», в квартале отсюда. Уборщицы, пришедшие на следующее утро на работу, нашли её в таком же виде, — махнул Малвани рукой в сторону сцены. — Её звали Элиза Даунс. Она была одета с иголочки, в украшениях, лежала посреди сцены, и не было никаких признаков преступления. Все посчитали это самоубийством. Расследование не проводилось. Нас даже не вызывали.