Несчастные девочки попадают в Рай (СИ) - "Kerry" - Страница 3

Распрыскивая слюни в разные стороны, Пашка говорил о новых соседях, которые въезжали в дом незадолго умершей бабушки Раи. На светлых волосах Пашки висела паутина, а на сладкий след возле рта налипла грязь. Ему повезло, что поутру дед ушел на рыбалку, иначе Пашка бы получил хорошего подзатыльника, за то, что забежал в дом в грязной обуви.

— И что? — безынтересно ответила я, тщательно намывая полы, хотя сама сгорала от любопытства. — Ты будто холодильника ни разу не видел. Лучше бы дров принес, чем шатался без дела.

— Ты чего, Зося? — разочарованно пропел он. — Интересно, ведь. Пойдем, глянем.

Я сдула со лба выбившиеся русые пряди и повернулась к нему.

— Занята я, не видишь? Пол сам чистым не станет.

— Да брось ты его! Чистый, грязный — никто и разницы не заметит!

— Отвянь, а то я деду скажу, какой из тебя помощник!

— Ну и дура! Без тебя посмотрю! — обиженно бросил он и поковылял на улицу.

Пашка хромал с тех пор, как свалился с крыши и порвал коленное сухожилие. Ему было четыре — до мужчины далеко, — отчего своим горьким криком он перепугал всю Каменку. Даже закаленный на такие случаи дед, еще месяц пил валерьянку и не спускал с сорванца глаз. Прошли годы, а вот мозгов у Паши не прибавилось. Дедушка только и делает, что вызволяет его из труб, канав, с погребов, да чердаков.

Выжав тряпку и отбросив ее в угол, я уселась на стул, внимательно разглядывая итог проделанной работы. И пусть я наводила порядки каждый день, дом от этого краше не становился. После пожара стены и потолки стали черными, а мебель, которую отдали нам добрые соседи разваливалась на глазах. И вечно преследующий запах гари, из-за которого не хотелось возвращаться домой, был просто невыносимым. А еще Каштанка, почувствовав вседозволенность, обгрызла все двери, пороги и дверные косяки. В общем, мы жили в двухэтажном сарае, только тут была печь, и не воняло свиньями. Хотя маленький поросенок в этом доме все же водился — Пашка.

На улице послышались оживленные крики. Закусив губу, я подошла к окну и аккуратно отодвинула марлевую занавеску.

Во дворе соседнего дома толпился народ. Несколько здоровых мужчин тягали мебель, а взбитая женщина с кучерявыми волосами командовала процессом. Местная детвора прилипла к заборам, с любопытством разглядывая новых поселенцев.

Деревня у нас была маленькая — полторы тысячи человек, больше часу езды для ближайшего поселка — и, поэтому, каждый новый постоялец был подобно инопланетянину, вступившему на нашу скромную землю.

— Подумаешь, — фыркнула я и закрыла занавеску.

У меня были дела куда важнее, чем наблюдать за скучным переездом. Уйдя на рыбалку, дедушка наказал мне начистить ведро картошки, а мысль о том, что потом еще и с рыбой возиться придется, вызывала приступ тошноты. Где-то в глубине своей пакостливой души я надеялась, что старичок придет без улова, и мы обойдемся обычным пюре.

— Каштанка! — выругалась я, почувствовав тяжелые лапы у себя на плечах. Свесив язык набок и, виляя хвостом, как пропеллером, собака призывала порезвиться с ней.

— Не сейчас, родная, — устало выдохнула я, убрав с себя грязные лапы. Каштанка опечалено поскулила, но продолжала смотреть с надеждой.

— Если я не расправлюсь с картошкой, то дед расправиться со мной. Под хвост получим мы обе.

Задрав голову, Каштанка звонко тявкнула.

— Несправедливо, знаю. Но картошка сама не почистится.

Разочаровавшись в своей, вечно занятой хозяйке, овчарка выскочила на улицу, где не утихали людские возгласы.

Говорят, что собака не просто лучший друг человека — это помощник во многих делах. Но, глядя на пол, на котором появились следы от грязных лап, едва ли я с этим соглашусь.

Через сорок минут я управилась с картошкой и поднялась в свою комнату. После пожара она изменилась, но все равно оставалась самым уютным уголком в доме. На стенах больше не висели мои детские подделки, а красовался зеленый ковер, вместо кровати на полу лежал исхудалый матрас, а личный уголок я сделала самостоятельно. Отколотое по краям зеркало и пластмассовая корзина из-под мандаринок заменили мне комод. Оставшиеся «в живых» вещи я стопкой складывала на пол, а вот глиняные фигурки, которые мы делали с мамой и папой украшали растрескавшийся подоконник. Глиняные лягушки, коровы и ослики продолжали улыбаться, как и восемь лет назад, словно не было никакого пожара. Их жизнелюбию можно было только позавидовать.

На несколько минут я позволила грустным воспоминаниям увлечь себя.

Я помню дым. Клубы черного дыма, который нависли над нашим домом. И крик. Пронзительный крик женщин, который до сих пор стоит у меня в ушах. Тогда дедушка, который взял нас на прогулку, покидал походные рюкзаки на дорогу, приказал оставаться на месте, а сам рванул на помощь. Одной рукой я держала коляску, из которой доносились вопли маленького Пашки, а другой обнимала Каштанку, так как собака порывалась бежать за дедом.

Еще живая бабушка Рая бежала к нам навстречу, позабыв о больных ногах и об артрите. Даже через расписной платок были заметны ее седые волосы, которые буквально встали дыбом.

С каждой следующей секундой ко мне приходило осознание того, что моя жизнь больше не будет прежней. Но эти мысли были связанны с новым жильем, но никак с тем, что произойдет на самом деле.

— Пойдем, Златушка. Пойдем, родная, — наговаривала бабушка Рая, все дальше уводя нас от дома. — Посидим в медпункте, хорошо? А потом дедушка Федор вас заберет.

Руки и подбородок бабушки Раи тряслись, но не от старости. Не от холода. А от ужаса, который она старательно от нас скрывала.

— Все наладиться, мои хорошие. Все наладиться, милые.

Ее слова вонзались в кожу, проходили через сердце и застревали в горле. Что-то нехорошее витало в воздухе. Самые страшные мысли заполонили голову. Стало дурно. Из носа покапала кровь.

Мне было восемь, и я не умела мириться с правдой жизни. Не умела читать между строк и даже не догадывалась, что самый обычный ламповый обогреватель создаст в моем доме вечный холод.

Вырвавшись из рук старушки, я помчалась к дому и через минуту уже была на месте трагедии. Я боролось с собственными ногами, который отказывались переступать порог калитки.

Наш двухэтажный дом напоминал огромный факел. Огромный костер, вокруг которого водили хоровод испуганные до ужаса женщины и беспокойные мужчины с алюминиевыми ведрами.

Протиснувшись сквозь паникующую толпу, я остановилась. Обгоревшие балки крыльца надломились, и старый козырек обрушился, поднимая в воздух тысячи ярких искорок. Завороженная этим зрелищем, я не сразу заметила лежащую на земле простынку.

Из-под грязного покрывала виднелись заколка в форме морской волны и несколько русых прядок.

Мама.

— Мама! — закричала я и метнулась к ней, но не успела коснуться, потому что сильные руки оторвали меня от земли.

— Златка! Не надо! — кричал дедушка не своим голосом. — Заберите ее! Уведите отсюда!

Сквозь пелену слез, я смогла разглядеть еще два бугорка — папа и бабушка. Они спали крепким сном, не реагируя на крики. Сном, который ничто не сможет потревожить.

— Пусти! Я хочу к маме! Пусти, гад!

Как дикий звереныш я брыкалась в руках дедушки, а потом исцарапала закоптившиеся лица мужчин. Из груди вырывались крики отчаяния, которые подхватывали старушки и женщины. Я боролась до последнего. До тех пор, пока не кончились силы.

Огонь забрал их всех…

— А вот и я! — я проснулась от громкого заявления дедушки, а следом послышался восторженный крик Паши: — Дед, дед, покаж, че поймал!

— А разве ты акул не боишься?

— Акул? Фигасе! Ты что, акулу поймал?!

— Ага. Говорящую.

— Фигасе! А что она говорит?!

— Говорит, что Пашка ваш — болван! Что если еще раз на речку без спроса пойдет, она ему всю сраку искусает!

Подавив смех, я уткнулась лицом в одеяло.

Дедушка Федор был тем еще сказочником. Бывший прапорщик в отставке, он был не прочь потравить увлекательные байки. В нем умело совмещались командирские задатки и человеческая доброта. После пожара, дед превратился в седой одуванчик с грустными карими глазами, перестал смотреть телевизор, не листал газету и каждый удобный случай ходил на рыбалку или охоту. Но вот чувство юмора его не покинуло, что очень радовало. Дедушкины шутки отвлекали от реальности. Пусть даже на время, но это были те редкие счастливые минуты, которых нам так не хватало.