Ловушка для творца (СИ) - Вичурин Андрей Викторович - Страница 60

И вдруг, без перехода — я вижу.

Как будто сменился кадр, с черного и пустого, на полноценную картинку, внезапно и неожиданно.

Естественно мозг оказался в ступоре, отказываясь воспринимать изображение как данность и слегка «подвис», переваривая перемены и пытаясь удержать мировосприятие в привычных рамках.

И надо сказать, было от чего «зависнуть».

Картины Маурица Эшера или работы Джоша Соммерса помогли бы, в некоторой слабой приближенности помочь представить место, открывшееся мне, и вид которого не смог упорядочить мой ошеломленный мозг.

Я, вместе со своим «пони», находился на маленьком просторном балконе. Он был огражден от сопредельного с ним пространства, совершенно отсутствующей игольчато — округлой, хаотично светящейся в своей упорядоченной темноте, такой уродливой в навязчивой, безликой красоте, изорванной до целостности, ажурными надолбами стелющейся по полу, под самым потолком сзади, балюстрадой. И все это на одном из радиусов бесконечной, абсолютно черной, четырехсторонней башни из белейшего мрамора. Она свивалась сама в себя, пожирала себя Мидгардским Змеем, и словно Гермафродит, любила себя со всей ненавистью.

Это совершенно примерное, по своей сути, как свинья на коня, описание.

Но, по-другому не получается.

Я находился на вертикальной стене, а горизонтально ко мне — совершенно безмятежно, как будто, так и должно быть всегда, спиралью уходила, вдаль ко мне, противоположная стена этой же башни. На ней имелся такой же точно, на первый взгляд, балкон, перевернутый вверх ногами, на котором стояло, смутно чем-то знакомое мне, техническое четырехколесное устройство и что-то жевало.

Это все запечатлелось на сетчатке одним взглядом — скриншотом (снимок экрана). Я его рассматривал и изучал, не открывая глаз. Потому как, всего лишь попытка просто смотреть, не говоря о уже, о том, чтобы осознать увиденное, привела к двоению в глазах, головокружению и дикому приступу клаустрагорафобии (игра слов — боязнь и замкнутых и открытых пространств).

***

Когда-то.

Где-то.

Не вдалеке, всего лишь на границе видимости закрытых глаз, появилась красная точка, которая буквально в следующий момент притянула Меня к себе, всего сразу, без движения обдувающего лицо воздуха и инерции.

— Если хочешь видеть, — смотри! — прозвучало мужественное сопрано.

— Если хочешь слышать, — слушай! — добавил тот же голос женственным басом.

Я открыл глаза, изображение съехало в сторону, звук пропал и Я отключился.

— Смотри! — приказало сопрано.

— И слушай? — спросил бас.

— Я не пойму, как?! — донесся до Меня Мой неузнаваемый голос, однако наученный прежними попытками, Я не открывал глаз. — Что мне сделать для этого?

— Тебе лишь нужно захотеть! — уверенно произнесло сопрано.

— Тебе лишь нужно все забыть? — неуверенно добавил бас. — Все что ты знал до этого.

Я промолчал, а сам подумал: «Смотреть, слушать, захотеть, забыть… Ни фига не понял!»

— А нельзя ли, более доходчиво? Или я сильно наглею?

Голос дуэтом засмеялся нежным басовитым колоколом.

— Вы, люди, странные существа! То, чем вы владеете по праву рождения, вам не доступно, потому что вы, за редким исключением, не стремитесь к этому. То, что вам не понадобится ни в одном из известных миров, бережете больше жизни и ее же, приносите в жертву своему заблуждению! — печально констатировало сопрано. — Тот, кто может из песчинки создать бесконечность Вселенных, из горы песка лепит миллиарды пасочек, чтобы ни в коем случае вдруг не Сотворить.

— Странные существа! — раздраженно подтвердил бас.

— М-м, — не стал спорить Я, по-прежнему не открывая глаз. — А каким образом это относится ко мне и кто вы, где Я? — голос дал петуха.

Снова прозвучал колокол, воспринятый мною как смех.

— Я, Женское Начало Миров, — спокойно сказало сопрано.

— А так же Мужское, — добавил обеспокоенный бас.

— Так вас — двое? — поинтересовался Я. — Дуализм в высшем проявлении?

Опять загрохотал нежный колокольчик.

— Это только потому, что ты не умеешь видеть, — вздохнуло сопрано.

— И слышать! — утвердительно просипел бас.

— Но я хочу научиться! — чуть не выкрикнул, расстроившись не на шутку Я. — Как это сделать?!

— Все просто… Если хочешь видеть Истинное — смотри не прямо на то, что хочешь видеть, а сквозь себя… — проинформировало сопрано.

— Думаешь, слушая снаружи, — уловишь свой резонанс с Мирозданием? — спросил бас. — Пусти окружающий мир в солнечное сплетение!

Час от часу не легче… Два глюка учат меня их видеть! Слышать их я уже вроде бы могу…

— Антон-он-Слав-ав, ЯЯ не-е глюки-юки! Пробуй — обуй — буй — уй! — гаркнул слаженный дуэт, порождая у меня в голове перемежающееся эхо.

Пипец!

Они и мысли читают! Или это у меня просто, вавка в голове послешоковая?! Может быть, сижу Я себе возле «пони» («бардака»)… Стоп! Какой «пони», какой «бардак»?

Бли-ин!

Что-то плющит меня, не по-детски, я ж, блин не пью, не курю! (Это я-то, не пью? Ладно, — не курю!)

Какой к чертям собачьим — Я?!

Почему с большой буквы?!

Трандец!

У меня, походу, раздвоение личности! (И у меня!)

/ Да ладно, расслабьтесь!/

А это кто сказал?! Когда я расстроился, я не имел в виду разтроение, в смысле разделение на троих.

Моя, слегка протекающая крыша, нечувствительно ускользнула, и я ушел из сознания…

— Что, потерялся? — посочувствовало сопрано.

— Слабак! — выплюнул бас, и прорычал: — Так, пора брать процесс в свои руки!

— Да, пожалуйста, — не стало возражать сопрано.

— Открывай глаза, боец! — гаркнул бас. Сопрано промолчало.

Я честно открыл глаза, увидел двоящуюся, дергающуюся фигуру, икнул и снова выпал из событий.

— Так, пробуем по-другому… — расстроился бас.

— Погоди, ты уже попробовал! Теперь я! — воспротивилось сопрано и стало мелодично инструктировать. — Не торопясь, потихоньку, открываешь глаза, смотришь не пристально, а расфокусированным взглядом,

как бы внутрь себя, удерживая картинку снаружи, и ме-едленно переносишь, (я сказала ме-е-е-дленно!) взгляд на меня, сохраняя расфокусировку…

— Вот так, у тебя получится! — подбодрил бас.

— И слушай, что звучит в груди, не отпускай, — посоветовало сопрано.

Я серьезно сосредоточился, мысленно помогая глазам, начал потихоньку их открывать, усиленно, словно перед погружением на большую глубину, вентилируя легкие и пыхтя.

Что-то уже вижу…

— Да не пыжься ты так, лопнешь! — хохотнул бас.

— Не надо напрягаться, физические усилия напрасны! — подтвердило сопрано.

И Я расслабился…

Совершенно не желая ни видеть, ни слышать, ни вообще находиться здесь, рядом с двумя сумасшедшими глюками — бодхисатвами, открыл глаза и полностью расфокусированным (хоть бы косоглазие не заработать!) взглядом мазнул по стоящей передо мной фигуре, вслушиваясь в шевеление звука под солнечным сплетением.

Дальше все произошло само собой, без моего малейшего участия, если не считать усилий, не дать взгляду сфокусироваться до последнего, попутно отмечая факт слияния двух разных тональностей, в один прекрасный ангельский голосок.

О, что за чудное мгновенье! Передо мной… Стоп, а я-то уже не один!

Рядом, практически моей тенью, стоял парень в пятнистой одежде, с платком на голове, со снаряжением и оружием, в высоких ботинках и с мешком за плечами, настолько похожий на меня, что закралась мысль о двойнике.

А перед нами, не касаясь пола, сантиметрах в десяти от него, парил, парила…

Нет парило.

В некоем подобии свободно облегающей одежды кроваво-красного цвета, изумительно красивое по человеческим меркам, существо. Не смотря на мою, полнейшую и безусловную гетероориентированность, оно вызывало к себе совершенно безотносительное чувство искренней и всепоглощающей любви, без всякого унизительного гендерного подтекста.

Никогда не видел настолько женственно красивого, с правильными чертами, лишенного растительности мужского лица и ухоженного, мускулистого, с небольшой идеальной формы грудью, дышащего сдерживаемой страстью и мужественной силой тела женщины.