Ловушка для творца (СИ) - Вичурин Андрей Викторович - Страница 35

Одним неуловимым перемещением, не взирая на массу и законы физики, червь оказался прямо у нас за спиной. Не смотря на несколько метров, разделявших нас, от него пахнуло сбивающим с ног зловонием, а я успел заметить и услышать, как кричит от боли и извивается под одутловатым брюхом проползающего над ним опарыша, пришедший первым в сознание противник. Второй так и не очнулся. В том месте, где по ним прополз опарыш, тела «рыбинспекторов» оказались гладко слизаны, — у одного пол тела справа, а у другого ноги до пояса. Не помогли им их энергетические коконы, лопнули тысячами искр под брюхом червяка. Все вокруг — и песок небольшого пляжа, и останки тел, и сделанную опарышем просеку до скалы, покрывал толстый слой отвратительно воняющей гнойной слизи.

Я, в ожидании пока Дима соберет разбросанную одежду, начал стрелять — пулю, за пулей посылая в глаза и морду червя, но видимого эффекта не добился. Тот только слегка замедлил движение, поводя головой из стороны в сторону.

Он уже закидывал голову для очередного плевка, когда Дима, поднимая куртку, выронил из кармана гребень, подаренный Аксиньей. «Сайга», сухо щелкнув бойком по отсутствующему патрону, замолкла. Червяк, как будто понимая значение этого звука, не плюнул очередным гнойболлом, а издал торжествующий рев, направившись в нашу сторону. Но не тут-то было.

Гребешок, упав на землю со звоном костяного колокольчика, вдруг начал быстро расти, вытягиваясь в высоту и ширину, загибающимися краями охватывая червя в кольцо и не давая тому двигаться. Очередной гнойболл, поспешно выпущенный опарышем, не вышел за пределы костяного частокола и изнутри его до нас донесся тоскливый разочарованный вой запертого монстра. Разросшийся до размеров червя гребень, охватил его со всех сторон, однако тот не сдавался, посылая плевок за плевком и бросаясь на зубья своей тюрьмы, которая постепенно уменьшалась, сжималась, превращаясь в костяную сферу неправильной формы.

Пока подаренная Аксиньей расческа, держится, хорошо бы убраться отсюда, но мы не могли сдвинуться с места, заворожено наблюдая, как та с хрустом сминает червяка, все сильнее сдавливая выпирающие наружу чешуйчатые бледные бока, исходящего раздирающим душу предсмертным воплем монстра.

В конце концов, примерно минут через десять после начала захвата, гребень сжался окончательно, до размеров микроскопической точки и, пыхнув напоследок неяркой вспышкой, исчез со звуком лопнувшей струны.

XIII

«Я верю в неизбежную гибель всех земных

организмов — но не организаций».

Станислав Ежи Лец

2043 г.

Антон Кириллов.

Мы медленно приходили в себя, не до конца веря глазам и ощущениям последних минут. Ничего не говорило о недавнем присутствии червяка, размером с лондонский двухэтажный автобус, и если бы не слизанные наполовину тела, мнимых радетелей за рыбное поголовье, все произошедшее могло бы показаться бредом воспаленного воображения двух психов, находящихся под воздействием общей галлюцинации. Ни пейотлем, ни марихуаной мы не баловались, о чем я пожалел, не в смысле — жаль, что не пришлось, а в смысле — лучше бы все вокруг оказалось наркотическим бредом, а не бредом душевнобольного.

Однако половинки тел и воронки в местах, над которыми взрывались гнойболы, говорили о нашем потенциальном душевном здоровье и неожиданной вовлеченности, в некие потусторонние разборки неизвестных сил, тем более, что собирать снаряжение, которое теперь бросать никто не собирался, отмывать его от слизи, постоянно натыкаясь на останки и не верить в произошедшее, как-то не получалось. Мы молча таскали все пожитки в «Ниву», отложив сомнения на потом.

Первым заговорил Дима, когда уже сели в автомобиль и тронули вперед, аккуратно объезжая валуны и пни.

— Дальше, куда?

Мы уже выехали на видимость дороги, отличающуюся от предыдущего бездорожья отсутствием по курсу больших камней и внезапных провалов, заполненных черной водой. За бортом проплывал нескончаемый забор из лесного молодняка.

— Куда-куда. В Сердоболь. Сам говорил, — должок перед Аксиньей есть, — я полез в бардачок, где-то там лежала бутылка «Ballantines» из неприкосновенного запаса. Вообще-то я не пью, но случай показался особым, и лучшего лекарства от нервного стресса быстро придумать не получилось. Дима, наблюдая, как я наливаю в пластиковый стаканчик светло-янтарную жидкость, шумно сглотнул.

— Смотри, куда едешь, водила! — осадил я его, однако из солидарности пить не стал. Поставил пластиковую емкость в подстаканник на двери. Дима бросил на меня благодарный взгляд и сосредоточился на дороге.

За окном мелькали деревья, и временами значительно потряхивало, оно и понятно — дорога неезженая. Дима гнал на максимально возможной скорости, не обращая внимания на небольшие камни и мелкие ручьи, притормаживая только там, где действительно имелась такая необходимость. Тяжело нагруженная машина шла мягко, не чувствуя маленькие камни и легко проглатывая небольшие неровности дороги. Через пару часов выскочили на наезженный проселок и дело пошло веселее. Дима уверенно переключился на четвертую передачу.

Он всю дорогу не мог успокоиться, обсуждая напавших на нас, как он выразился, субъектов неизученных у нас ранее, разумных видов, не присущих нашему миру, и неожиданную находку артефактов, способную перевернуть научную мысль, в области признания роли самоедских народов северо-востока, в становлении самосознания североевропейского ареала человечества. Волшебного превращения обыкновенного гребня, в костяную самосхлопывающуюся тюрьму для иномировых глистов, он деликатно не касался, вроде как забыл. Не было ничего. Ибо чревато. В дурдом пока не охота. В своих рассуждениях, он дошел до мысли об экспансии цивилизации саамов, через Гренландию, Исландию и Фарерские острова в северную Шотландию. Дальнейшей ассимиляции их с викингами и прочими конунгами, о столкновении тех с англами и саксами, приведшему к зарождению ирландского и шотландского народов. Я вполуха слушал его псевдонаучный треп, обдумывая события последних дней.

Ехали практически без остановок, лишь один раз притормозив у придорожного кафе, для покупки пары больших картонных стаканчиков «американо» и увядших булочек, присыпанных сахарной пудрой. Еда уже закончилась, а Дима все не унимался, все больше и больше распаляясь от новых, и очень новых, научных озарений, которыми он и так фонтанировал всю обратную дорогу. Достал уже!

— Поехали, академик! Хотя, стой! — меня пронзила догадка. — Повтори еще раз дословно, что там говорила Аксинья?

— О чем?

— О цепи, перстне и короне?

— Ну, цепь — ей, перстень — тебе, все остальное поровну, в смысле — нам.

— Корона? Корону, что? Не трогать? Что она сказала, а?

Он с досадой хлопнул себя по колену:

— Идиоты! Е-мое! Сказала же, — корону не трогать! Корону — не трогать! Бли-ин! Кто бы мог подумать? Бли-ин! Ты думаешь — из-за нее?

— Я не думаю, — я уверен! Все сказанное Аксиньей, сбылось в точности, почему же мы ее не услышали? Надо нести корону обратно, топить. Причем вместе с ларцом, — похоже, он служил чем-то вроде экрана.

— Е-мое! Это сколько же назад пилехать!?

— Хорош ныть! Назад! В темпе! Иначе, пришлют пару таких червяков тебе под подъезд, весь городской гарнизон отбиваться задолбается!

Еще через три часа, проведенные под бормотание и негромкие чертыханья Димы, мы вновь оказались на месте нашей двухдневной стоянки.

К озеру возвращались по основательно натоптанной нами тропинке. Дима сторожко поводил стволом «Сайги», магазин которой он полностью снарядил новыми патронами, перед тем как вылезти из «Нивы». Я нес, бережно прижимая к груди, ларец с упакованной в него короной.

На пляже, казалось, ничего не изменилось, за исключением отсутствующих тел. Воронки и следы стоножки по-прежнему уродовали песок на подходе к скале. Катер одиноко привалился скулой к берегу, вызывая естественное хозяйское желание найти ему достойную стоянку. Жалко бросать, хотя, если подсуетиться, можно поиметь неплохое плавсредство. Надо будет подумать на досуге, как его отсюда забрать, если не испарится, конечно, как и все остальные действующие лица до него.