Тайна Богов - Вербер Бернард - Страница 81

• Предыдущая
• 81/92
• Следующая

Апофеоз – это действие, в результате которого человек становится богом (теос.).

В Египте фараоны считали, что их предшественники становились богами после смерти. Они участвовали в обряде, который назывался апофеозом, полагая, что это позволит им стать богами еще при жизни, стать «живыми богами».

В Греции обожествляли героев, основателей городов; они становились божествами, существами, наделенными магической силой. Например, Геракл, простой смертный, стал богом и назвал город в свою честь – Гераклион. Александр Великий был обожествлен после смерти. Иногда такой чести удостаивались великие поэты, такие как Гомер.

У древних римлян существовал свой, особый ритуал обожествления. Процессия, состоявшая из сенаторов, магистратов, профессиональных плакальщиц, актеров в масках предков и шута, изображавшего умершего, сопровождали тело покойного на костер. Перед тем как предать тело огню, отрезали один палец, чтобы на земле осталось что-то от умершего. Затем тело сжигали, и выпускали на волю орла, который должен был проводить душу покойного в царство богов.

Юлий Цезарь был первым римлянином, удостоившимся официального апофеоза сразу после того, как был убит, в 44 году до н. э. Позже римский сенат принял решение, что обожествлению подлежат все последующие императоры.

В изобразительном искусстве апофеоз – это изображение человека в окружении богов.

Автор статьи: Дельфина, Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том VI

Я вижу маленькую девочку. Ей, должно быть, всего несколько месяцев. Она пускает слюни и хнычет. Но мне кажется, что в ней есть отдаленное сходство с Матой Хари.

Аид подходит ко мне и говорит:

– Ты проиграл.

– Но… но… – бормочу я. – Почему она превратилась в младенца? Мы так не договаривались!

Бог в черной тоге с огорчением качает головой.

– Она так решила. Она хотела быть уверена, что вы любите ее душу, а не тело. И она решила превратиться в младенца, чтобы узнать, достаточно ли сильно вы привязаны к ней, чтобы забрать с собой, даже если она превратится в ребенка.

– Ну да… Конечно… Разумеется, я оставил бы ее у себя.

Я бросаюсь к младенцу и прижимаю крошечную девочку к груди.

Аид забирает у меня ребенка.

– Слишком поздно. Вы могли бы ее забрать, если бы продержались до выхода из туннеля. Таков был договор. Теперь она вернется в ад, к себе на мельницу, или снова родится на свет, если сама захочет. Люди всегда могут сами решить, что станет с их душой. В этом причина всех наших проблем – свобода выбора.

Я оборачиваюсь к младенцу, вставшему на четвереньки, который смотрит на меня широко раскрытыми удивленными глазами. Я хочу забрать его, но Аид преграждает мне путь.

– Примите свое поражение достойно. Я протягиваю руки к ребенку.

– Мата! Умоляю тебя! Я проиграл, но ты не должна оставаться здесь. Ты заслуживаешь новой жизни.

Возвращайся на Землю-1, Землю-18, Землю-1000, куда угодно, в каком угодно обличье, но не оставайся здесь. Это тупик!

Аид кладет мне руку на плечо, его невидимые слуги хватают меня, чтобы помешать вернуться к ребенку.

– Прошу вас, не оскорбляйте мое царство. Она должна выбрать сама. Она хочет остаться здесь и мучить себя воспоминаниями о вас. Вы можете давать ей совет, но не можете решать за нее. Если вы сами не смогли правильно использовать свободу выбора, то по крайней мере научитесь уважать свободу других.

Я смотрю на ребенка.

– А если бы я не обернулся?

– Вы вышли бы наружу с девятимесячным ребенком на руках. Я думаю, Мата Хари хотела убедиться, что вы ее любите, независимо от того, как она выглядит и сколько ей лет. Поэтому она и подвергла вас этому испытанию. Сколько я видел людей, искалечивших себя только для того, чтобы проверить любовь того, кто пришел вывести их из ада. Какое странное желание – получать доказательства, правда? Мне кажется, любовь не нуждается в том, чтобы ее доказывали. Ты согласна, Персефона?

– Да, дорогой.

Я подавляю растущий гнев. Я понимаю, что Аид ни в чем не виноват. Все это вышло из-за того, что Мата Хари боялась, что я люблю ее тело, а не душу.

Я вырываюсь из рук Аида и его слуг и хватаю ребенка.

– Я любил бы тебя, даже если бы ты была грудным младенцем, – плачу я.

Мата Хари что-то лепечет с вопросительной интонацией. Потом снова пускает слюни.

– Она понимает, что я говорю?

Аид забирает у меня ребенка. Его слуги снова хватают меня.

– Разумом – нет. Ведь это девятимесячный ребенок. Но ее душа, конечно, понимает.

– Мата, родись снова, и я найду тебя! Младенец что-то лепечет. Аид, кажется, понимает, что она говорит. Он переводит.

– Мата Хари услышала вас. Она говорит, что однажды вернется.

Ребенок снова издает какие-то звуки.

– Она говорит, что хотела бы, чтобы вы стали… ее отцом.

Мата Хари опять лепечет, Аид прислушивается и начинает смеяться.

– Нет, она говорит, что хотела бы, чтобы вы стали ее матерью! Сколько сложностей с людьми!

Я стою как оглушенный новым испытанием, которому подвергается моя душа. Найти ту, которую любишь, увидеть, как она на твоих глазах за пять минут превращается в младенца, да еще хочет, чтобы ты стал ее матерью!

Ребенок снова что-то бормочет, и Аид удивленно говорит:

– Она хочет стать мальчиком. Потому что хочет клеить девчонок. И еще…

Лепет Маты Хари.

– И еще хочет, чтобы вы, когда станете ее матерью, обязательно кормили ее грудью. Это очень важный опыт слияния двух живых существ.

Аид ведет меня к выходу из туннеля.

– Важна только душа. Телесная оболочка – всего лишь сосуд.

Я чувствую, что подвергся обработке тринадцатым арканом: голова и руки отрублены, и я готов дать жизнь чему-то новому в новой земле.

Я кричу, оборачиваясь:

– Дельфина беременна! Она должна быть на шестом месяце! Ты можешь прийти к нам!

Персефона подталкивает меня к выходу.

– Она слышала вас. Теперь ей решать. Дайте ей сделать свой выбор. Уважайте ее свободу.

Я покоряюсь.

Когда я выхожу на поверхность, Афродита берет меня за руку. Она боялась потерять меня, боялась, что Мата Хари заберет меня.

Аид и Персефона указывают нам дорогу, которая ведет прямо наверх. Мы поднимаем головы и смотрим на вершину Второй горы, которая теперь кажется гораздо ближе, хотя и скрыта в тумане.

Похоже, что во все времена были люди, которые занимались тем, что смешили других людей.

В греческой мифологии Мом – это шут, развлекавший богов на Олимпе. Первые упоминания о шутах встречаются у древнегреческого историка Прискуса. Он пишет, что при Аттиле состоял человек, который был обязан развлекать его гостей во время пиров. Позже в счетах французских королей мы находим статью расхода: «на шутов».

Среди самых знаменитых французских шутов назовем:

Трибуле, придворный шут Людовика XII и Франциска I.

Брюске, скверный лекарь, отправивший на тот свет немало своих пациентов. Его приговорили к смерти, но Генрих II помиловал его и взял к себе на службу, чтобы тот веселил его. Потом Брюске заподозрили в том, что он стал протестантом, и он был вынужден бежать.

Николя Жубер, шут Генриха IV. Его называли «принцем глупцов».

Л'Анжели, конюх принца Конде. Однажды на ужине у принца его увидел Людовик XIII и нашел столь уморительным, что потребовал к себе во дворец. Жертвами шуток Л'Анжели становились все без исключения. Придворные наперебой подкупали его, чтобы только он не высмеивал их. Л'Анжели умер богачом.

В Англии Арчибальд Армстронг был шутом короля Якова I. Его называли Арчи. После смерти своего господина он перешел на службу к архиепископу Кентерберийскому, которого в конце концов так возненавидел, что напечатал памфлет против него.

В те же времена возникло и слово «клоун». Оно происходит от английского с1оиd – неуклюжий.

• Предыдущая
• 81/92
• Следующая