Праведники - Борн Сэм - Страница 91

Опоздавшие… Если не воспользоваться этим шансом, другого может и не представиться.

— Уже началось, — пожав плечами, сказал им Уилл. — Но думаю, мы пока не очень много потеряли.

Первый из них кивнул Уиллу как своему, открыл дверь в часовню и что-то сказал стоявшему на пороге охраннику. Тот сделал приглашающий жест. Уилл пристроился к группе последним, на ходу вынув из кармана отцовскую Библию.

На его удивление, помещение оказалось огромным, как бальный зал. В него набилось никак не меньше полутора тысяч человек. Все стояли неподвижно, опустив головы в молитве. Уилла оттеснили к самой дальней стенке, и он отчаянно вытягивал шею, чтобы хоть что-то увидеть. Внезапно под сводами высокого потолка вновь разнесся усиленный динамиком голос:

— Мы раскаиваемся, о Господи, в своих сомнениях. Мы раскаиваемся в своих грехах. Мы раскаиваемся в том, что делали друг против друга и против самих себя. Мы раскаиваемся в том, что сотворили за эти два тысячелетия с планетой, которую Ты даровал нам от своего имени. Мы раскаиваемся во всем этом, о Господи, ибо пришел День всепрощения!

Весь зал хором повторил:

— Мы раскаиваемся, о Господи, ибо пришел День всепрощения…

Уилл попытался отыскать глазами говорившего. У алтаря, если это можно было назвать алтарем, спиной к присутствующим, стоял человек в белоснежной ермолке.

— Пришел день, о Господи, когда необходимо всем платить по их счетам! Книга жизни вот-вот закроется и наступит время Твоего суда!

— Аминь… — опять хором произнесли сотни собравшихся тут людей.

Человек, стоявший у алтаря, обернулся. Увидев его лицо, Уилл удивленно приподнял брови. Он был довольно молод, и его внешность совершенно не вязалась со звучавшим под сводами часовни голосом.

— Твой первый народ, народ Израиля, отвернулся от Тебя, о Господи! — вновь воскликнул невидимый проповедник. Между тем человек у алтаря не размыкал губ, и Уилл понял, что голос принадлежит не ему.

Только сейчас он обратил внимание на огромное белое полотнище, растянутое позади алтаря. На нем было крупно выведено одно-единственное слово: «Апостол». И тут Уилл понял, что говоривший находился не в часовне, а в каком-то другом месте. Либо его голос передавался сюда по радио в режиме прямой трансляции, либо был записан на пленку.

— Народ Израиля убоялся Твоего слова и не услышал его. Но мы не убоялись и услышали, о Господи! И мы унаследовали избранность народа Израиля, ибо сказано: «Если же вы Христовы, то вы семя Авраамово и по обетованию наследники!»[27]

Собравшиеся хором повторили:

— Если же вы Христовы, то вы семя Авраамово и по обетованию наследники…

Уилл медленно перевел дух. Так вот она какая, Церковь Воскрешенного Христа образца двадцать первого века… Та самая, которая пленила в юности его отца, Таунсенда Макдугала и еще бог знает сколько юных интеллектуалов… Та самая, которая захватила умы и этих мужчин…

А Уилл уже обратил внимание на то, что в часовне были только мужчины.

— И теперь, о Господи, мы взываем к Тебе о помощи! Мы так близки к всепрощению, как никогда еще не были, но помоги нам сделать последний шаг!

«Помоги им, о Господи, отыскать и умертвить последнего избранного», — подумал Уилл.

— Помоги! И тогда мы все встанем пред очи Твои и Ты сможешь судить нас!

В этот момент Уилл вдруг натолкнулся на пристальный взгляд одного из присутствующих, который стоял в нескольких рядах перед ним. Не успел Уилл вжать голову в плечи, как незнакомец подал кому-то знак рукой, показывая в его сторону.

Уилл стал было пробираться к выходу, но не успел сделать и трех шагов. Кто-то сзади сделал ему профессиональную подсечку, и колени у него подогнулись. Последнее, что он увидел, уже растянувшись на полу, было лицо человека с небесно-голубыми глазами, склонившегося над ним.

В следующее мгновение мир для Уилла померк.

Понедельник, 17:46, Манхэттен

Уилл очнулся и понял, что его со всех сторон окружает тьма, Он попытался коснуться рукой глаз, но у него ничего не вышло. Зато плечо пронзила острая боль. Его руки были связаны за спиной. Он не мог пошевелиться: казалось, словно с него с живого содрали кожу.

Что-то давило на глаза, и Уилл наконец понял, что это повязка, стянутая жестким узлом на затылке. Он попытался шевельнуть языком, но рот был заткнут чем-то — то ли валиком, то ли тряпкой. Уилл поперхнулся и стал надсадно, беззвучно кашлять.

— Освободи ему рот, — послышался властный голос.

Кляп был немедленно убран, и Уилл, откашлявшись, прохрипел:

— Где я?

— Увидишь.

— Где я, черт возьми?

— Не поминай черта, Уилл Монро. Я сказал — ты все увидишь. Поднимите его.

Уилла грубо потянули вверх.

— Что вы хотите со мной сделать?

— Ты пришел сюда за интервью для «Гардиан»? А может быть, для «Нью-Йорк таймс»? Впрочем, не важно. Ты его получишь.

Его толкнули в спину. Он сделал несколько неуверенных шагов вперед. Потом его заставили повернуть направо. Он почуял под ногами что-то мягкое — ковер. Где он? По-прежнему в Центре Джевитса или уже в другом месте? Как долго его били? Все тело, каждый мускул ныли так, словно Уилла пропустили сквозь каменные жернова, Сколько времени он пролежал без чувств? Сейчас уже ночь? Может, Йом Кипур уже завершился? Может, он уже опоздал?

— Он здесь, сэр.

— Благодарю вас, джентльмены. Развяжите его.

Уиллу освободили руки и сдернули повязку, закрывавшую глаза. Первым делом он посмотрел на часы. Слава Богу, время еще не вышло…

— Оставьте нас, джентльмены.

Прямо напротив него за невысоким пустым столом сидел мужчина, которого он перед этим видел в часовне. У него было бледное лицо, глаза смотрели строго и назидательно. Он здорово походил на университетского священника из Оксфорда.

— Вы и есть Апостол? — спросил Уилл и поморщился. Двигать нижней челюстью было больно.

— Я полагал, что болеутоляющее уже подействовало. Мы нанесли вам раны, но мы же и позаботились о них.

Уилл только сейчас понял, что его руки, ноги и даже грудь были смазаны какой-то то ли мазью, то ли кремом и перевязаны, а под глазом красовалась полоска пластыря.

— Приношу вам свои извинения за то, что пришлось обойтись с вами столь сурово. Впрочем, как известно, блаженны страждущие и их будет царство небесное. Не так ли?

— Вы не ответили на мой вопрос.

Мужчина улыбнулся одними губами.

— Нет, разумеется, я не Апостол. Я лишь служу ему.

— Я хочу с ним поговорить.

— А с чего вдруг мне вам в этом помогать?

— Я знаю, что вы, он и все ваши люди затеяли. И я собираюсь рассказать об этом в полиции.

— Забегая вперед, сразу скажу: вам не удастся поговорить с ним. Он не принимает… — мужчина на секунду задумался, подбирая нужное слово, — кого попало.

Глаза Уилла полыхнули гневом.

— Что ж, очень хорошо. В таком случае я, пожалуй, не буду дальше откладывать свой визит в полицию.

— И что же такого вы там скажете, мистер Монро?

Уилл сделал шаг вперед, переждал болевой спазм и сказал:

— Я расскажу все! Про хасидов и про вас. Расскажу легенду о тридцати шести праведниках, благодаря которым все мы продолжаем жить на этом свете. Я расскажу о том, что праведники эти в последние дни стали вдруг загадочным образом погибать. Один за другим. Кого-то убили в Монтане, как минимум двоих в Нью-Йорке, еще одного в Лондоне… И так по всему свету. И еще я скажу полиции, что у меня есть серьезные подозрения относительно личности тех, кто стоит за этими убийствами!

— Серьезные подозрения, не подкрепленные фактами, не являются сильным аргументом, мистер Монро. Особенно если их озвучивает человек, который сам едва-едва сумел выбраться из тюремной камеры.

«Черт, откуда он узнал?!»

Уиллу вдруг вспомнилась девушка-дежурная с распятием на шее. Не исключено, что их люди есть повсюду… И в любом случае этот негодяй был прав. У Уилла на руках нет веских улик против Апостола и всей этой организации.