Заключенный на воле (СИ) - Маккуин Дональд - Страница 42

Наилучшим можно считать правление, при котором все разногласия улажены и прекратили существование.

Из всех великих достижений Хайре именно воплощение данного принципа составляло предмет наивысшей гордости советника Улласа. Если во всех книгах зала и содержалась какая-то неизменная истина, так это та, что истинная цивилизация — не случайное нагромождение событий, а гармония, подобная хорошо сыгранному оркестру, управляемому опытным руководителем.

Руководство. Вот что главное.

История Хайре изобиловала примерами, когда население в массе своей сопротивлялось решениям, принятым руководителями. Иногда государству приходилось прибегать к чрезвычайно энергичному убеждению, чтобы уладить эти разногласия. К сожалению, напряженность подобных споров зачастую заставляла принимать жесткие меры к тем, чья позиция не имела законной силы. Уллас — подобно любому подлинному общественному лидеру — скорбел об этом, но принимал эту тяжкую ношу наряду с пониманием того, что некоторым людям приходится дороже платить за прогресс, и это неизбежно. Но в подобной ситуации была и своя положительная сторона — ныне, в его правление, все соглашались с тем, что человек, отказывающийся признавать справедливое и обдуманное посредничество, является нонконформистом. Существовал специальный закон для борьбы с индивидуалистически настроенными элементами — подобно тому, как Люмин обучает врачей, чтобы решать медицинские проблемы.

Эта метафора изменила ход мыслей Улласа и заставила его сосредоточиться на причине, приведшей его в зал на этот раз. Врач. Доктор Нэн Бахальт. Советник велел, чтобы ее впустили, как только она появится. Часы, закрепленные на лацкане рубашки в желтовато-коричневую и серо-коричневую полоску, свидетельствовали, что женщина уже должна прибыть.

И тут раздался отдаленный звон колокольчика. Уллас повернулся и принял надлежащую позу. Потом советник заметил, что освещение в этой точке вопиюще невыигрышно. Уллас отступил на шаг и снова застыл. Его ужасно раздражало, что лучше всего освещенное место окажется как раз между ним и приближающейся Бахальт. Но не мог же он двинуться ей навстречу! Советник сделал все, что только мог предпринять в данной ситуации — чуть-чуть выставил одну ногу вперед, чтобы наилучшим образом продемонстрировать возбуждающий контраст между полосатой рубашкой и перламутровым отливом бежевых кожаных брюк, а также полуботинками того же оттенка.

Но когда женщина приблизилась, ее внешность настолько поразила Улласа, что он даже перестал прихорашиваться. В своих длинных, струящихся сине-зеленых одеждах Нэн Бахальт скорее плыла, чем шла. Ее наряд из нескольких слоев полупрозрачной ткани колыхался, и потому при каждом шаге оттенки едва уловимо изменялись, делаясь то светлее, то темнее. Голову Нэн повязала куском светло-бирюзовой ткани грубого плетения и закрепила ткань под подбородком. Эта повязка создавала поразительное обрамление для темной кожи цвета очищенной патоки. Высокие выпуклые скулы подчеркивали спокойствие внимательных глаз. С глазами же, в свою очередь, изумительно гармонировали брови, черные и изящно изогнутые, словно птичье крыло.

Уллас сурово напомнил себе, что перед ним женщина, предавшая свою религию и свою семью.

Нэн Бахальт была отлично вышколена. Подойдя на приличествующее расстояние, она остановилась и поклонилась, прежде чем заговорить.

— С вашего разрешения, для этой встречи не существует прецедента. Позволено ли мне будет приблизиться?

— Позволено, доктор Бахальт. Подойдите.

Все, кто говорил об этой женщине, упоминали о ее привлекательности. Улласа удивляло, что при этом практически каждый выражал свое удивление по поводу ее «несравненной» красоты. Теперь же, взглянув на Бахальт, советник понял, какими глупцами были все пытавшиеся охарактеризовать ее. Подобная красота уничтожит любое сравнение. Действительно, среди однородного населения Хайре не встречались люди с такой темной кожей, как у Нэн Бахальт. Уллас безмолвно и самодовольно поздравил своих мудрых предшественников. На планете, где все проблемы решались путем посредничества, правительство не могло потерпеть такого явного повода для разногласий, как расовые различия. На Хайре не было чистокровок, стремящихся сохранять этническую линию в своих потомках — не было вот уже много веков, с тех пор, как правившая в те времена династия законодательно запретила подобные попытки. Уллас решил смягчить свой недовольный взгляд. Ради всего света вселенной, ее дядя был живым доводом в пользу уничтожения расовых различий; да, действительно, кожа у него была светлее, чем у племянницы, но на этом все его преимущества и заканчивались. Если Бахальт была изящно сложена и тело ее отличалось упругостью, то Этасалоу был попросту костлявым и чрезмерно напряженным. Женщина протянула ему руку для изучения. И снова она проделала это безукоризненно: пальцы были прижаты друг к другу, а не растопырены в разные стороны, как у ее дяди — тот постоянно держал их так, будто собирался подхватить тарелку. По кивку советника Бахальт медленно повернула руку ладонью кверху. В соответствии с обычаем, Уллас потянулся, чтобы хлопнуть по протянутой руке. Обычно это прикосновение было очень небрежным, мимолетным. Уллас же предпочел затянуть его, наслаждаясь удивительной гладкостью кожи Нэн. Не хуже, чем у любой книги в этом хранилище, решил Уллас и поймал себя на том, что думает — а какие еще удовольствия может подарить эта женщина?

— Мы рады познакомиться с вами, доктор. Мы предпочитаем обойтись без запутанных формальностей. Считайте меня вашим покровителем.

— А я, в свою очередь, прошу Совет считать меня другом Двора.

— Восхитительно, — Уллас одарил гостью искренней улыбкой. — Полагаю, мы на самом деле можем говорить, как двое ученых.

— Не смею на это надеяться, советник. Хотя я действительно пытаюсь заниматься наукой. Если бы я была подлинным доктором Люмина, я бы приложила все силы для постижения вашей культуры.

Улласу захотелось зааплодировать. Ум этой женщины не уступал ее красоте. Более того, в ее голосе звучала искренность. Советник, позабыв о заученной позе, шагнул вперед, взял гостью за руку и повел в ту часть зала, которая была лучше всего освещена.

— Мне следовало давным-давно послать за вами. Вся наша планета полна почтения к Люмину. Вера неизменно переполняет наши умы и сердца. Мы молим о свете.

Нэн сдержанно кивнула.

— Это честь для Люмина — нести свет другим.

— Достаточно ли хорошее жилье вам предоставили? Приемлемы ли условия, в которых вы работаете?

— Да, советник, мне выделили хорошее жилье. Мои потребности невелики, а мои начальники очень щедры. И работать на Хайре легко. Я никогда еще не видела пациентов, столь благодарных за заботу.

— Возможно, это потому, что они знают: забота о здоровье — это функция правительства, а правительство — это результат сотрудничества. Мы можем позволить себе заботиться даже о здоровье тех, кто сознательно препятствует прогрессу.

Гладкий лоб Нэн прорезала едва заметная линия. Уллас смотрел на нее, полностью очарованный. У всех людей, каких ему только приходилось видеть, недовольство отражалось на лице уродливыми морщинами. А у этой женщины темная, насыщенного оттенка кожа потемнела еще сильнее, почти до черноты, выразительно передавая внутреннее беспокойство. Нэн отвела взгляд, и это доставило Улласу удовольствие. Должно быть, она погрузилась в задумчивость или пытается подобрать надлежащие слова для ответа. Но последовавшие слова Нэн разнесли вдребезги это приятное для советника предположение.

— Мне говорили, что наших пациентов просеивают на предмет благонадежности. Я не могу одобрить превращение медицины в функцию социального контроля.

Уллас решил не обижаться.

— Это ваше право, доктор, — одобрять либо не одобрять наши традиции. Однако вы производите впечатление человека, стремящегося к пониманию, и потому я объясню вам, в чем тут дело. Наша культура базируется на самом цивилизованном образе мышления. Конечно же, я говорю о посредничестве. Все — абсолютно все — следует рассматривать с точки зрения решения конкретной ситуации. Тех же, кто разрывает ткань нашего общества, следует заставить понять, какую важную работу мы на самом деле выполняем. Если мы позволим кому бы то ни было просто брать у остальных все, что им заблагорассудится, не прикладывая при этом аналогичных усилий для поддержания согласия, что мы получим? Анархию. Необузданный индивидуализм. Вашим пациентам ни в чем не отказывали, доктор. Их только просили принять волю большинства так же охотно, как принимают они вашу заботу. На Хайре считается, что в конфликте правы обе стороны. Один из спорящих может отказаться от своих прав, но их нельзя отнять по чьему-либо произволу.