10000 лет до нашей эры (СИ) - Риш Катерина - Страница 42

Вот бы мне сейчас упросить пламя поведать о его мыслях? О чем он думает? Как заставить его снять эту маску «Мистер Ничего-не-чувствую»?

На его лице играли блики костра. Он ответил тихо:

— Я тоже кое-что знаю о чувствах.

Боже, дай мне сил. Надо говорить о чем-то другом, иначе…

— Я действительно знаю того дикаря, — скороговоркой заговорила я. — Он спас меня от исчадия болот, я рассказывала тебе. Они нашли меня первыми, я нарекла его Тигром из-за шрамов на его теле. Они похожи на полосы на шкуре тигра.

Анкхарат выдохнул, перекинул из одной руки в другую хлыст. Словно смена темы ему принесла облегчение. Словно ему проще говорить о чем-то угодно, только не о чувствах.

— Я верю… тебе, — хотела услышать я от него в этот миг, но услышала:

— Я верю Эйдеру Олару. Ему известно что-то важное.

— Разве ты не можешь отправиться на Остров, куда его изгнали, и поговорить с ним?

Анкхарат хмыкнул:

— Вряд ли ты меня отпустишь. Там я встречусь с тремя предыдущими избранницами.

Эй, он что, шутит? Невероятно!

Я отозвалась с наигранной суровостью:

— Надеюсь, им везло больше, чем мне.

Его веселье как ветром сдуло.

— Нет, — ответил он. — Ты плохо знаешь наши традиции, если шутишь об этом.

— Научи меня.

Почему я произношу это так… призывно? И двусмысленно?

— Зурия учит тебя.

Но кое-кто этого все равно не понимает. Ладно.

— Да, учит, — согласила я.

— Мне нужно будет улететь. Ненадолго.

Черт.

— Привезешь мне что-нибудь сладкое? — попросила я. — Не знаю, может быть, мёда? Умираю, как хочу сладкое. А здесь ничего нет.

Анкхарат засмеялся. Он смеялся так долго, словно это была лучшая шутка, которую он вообще слышал за всю свою жизнь.

Я никогда не видела, чтобы он смеялся так искренне. Это была эмоция и причем сильная. Я не понимала, чем я ее вызвала. А мне хотелось знать, как рассмешить его еще раз.

Мне хотелось, чтобы он смеялся чаще.

Я спросила с улыбкой:

— Что я такого спросила?

Он задумчиво, все еще улыбаясь, провел рукой по волосам. Еще я никогда не видела его таким… взъерошенным, как будто после бурной ночи. Он всегда представал передо мной собранным военачальником и точка. Никаких эмоций. Никакой слабины.

— Я не знаю, как рассказать… — он запрокинул голову и поглядел на небо, словно искал совета у луны. — С избранницами о таком не говорят. Но… О Боги, не к Зурии же тебя посылать. Ладно. Считается, что мужчины терпеливо дожидаются ритуала Матери, а все эти три года… Ну, мужчина должен ждать. Копить силы. Но мы не какие-нибудь каменные глыбы. У нас есть желания. И они приводят нас в Дома Наслаждений. Если ты не хочешь это слышать, то скажи прямо сейчас.

— Будет хуже, если я скажу что-то такое кому-нибудь еще. Случайно. Говори.

— Теперь-то я верю, что ты родом не из Нуатла. Здесь-то о сладком мёде с Солнечного острова знают все. Так вот, женщины Нуатла и даже женщины из Дома Наслаждений, по установленным жрецами правилам, не могут предлагать себя открыто. Ни одна из них не может подойти ко мне и сказать: «Проведи со мной ночь, потому что я так хочу». Такими словами она навлечет на себя гнев Матери, так считается. В Нуатле мужчина решает, а женщина подчиняется. Но в Доме Наслаждений много женщин… И каждой нужны дары из орихалка. Особенно от одного из Сыновей Бога. Но вместо того, чтобы предлагать себя, такая женщина спрашивает, не хочу ли я отведать вместе с ней сладкого мёда с Солнечного острова? Только я делаю выбор, не они. Но выбирать я могу только среди тех, которые предложили мне мёд. Женщина приносит больше наслаждения, если у нее самой есть желание.

Я облизнула пересохшие губы.

Мне вдруг стало невообразимо жарко от этого высоченного костра. И я все еще боялась заговорить, потому что… я понимала, если озвучу прямо сейчас на русском то, чего хочу, то Анкхарат не сможет отказать мне. Из-за магии слова, которая была мне подвластна, я могу убедить его, как того неудачливого гонщика в чем угодно, даже в том, что гонку еще можно выиграть со спущенным колесом.

Но нужно ли мне это? Я получу его тело, самое совершенное тело, которое я когда-либо видела, но не душу. А я не хочу, чтобы все закончилось так и после одной ночи. И это не решит того, что Анкхарату не ведома любовь. Не ведомы иные отношения с женщинами, чем «мужчина выбирает, а женщина подчиняется».

Я не могу изменить за одну ночь вековые устоявшиеся традиции. Так не бывает. И я должна уважать его верования, не так ли? Я не могу вот так сказать ему, что все, во что он верит, это чушь собачья, и никакая Богиня не прогневается на меня, если я прямо сейчас скажу то, о чем давно уже думаю.

— Ты больше не улыбаешься, — заметил Анкхарат.

— Что ты чувствуешь, когда смотришь на меня?

Я лукавила. Я знала, что он чувствовал, огонь рассказал мне, но я должна была понять, почему, почему он не шел на поводу у своих желаний? Что удерживало его?

Его лицо ожесточилось. Снова маска неприступности, он снова далек от меня, хотя еще мгновение назад лед начал таять.

В этом все дело, верно, Анкхарат? Ты чувствуешь то же, что и я, но не хочешь идти мне на встречу. Почему ты избегаешь меня? Что со мной не так?

При свете пламени его кожа насыщенного медного цвета, он много времени проводит под солнцем. Из его перехваченным ремешком хвоста выбивается несколько неумело заплетенных кос. Ты плетешь их сам себе, каждое утро, в спешке. А ведь все может быть иначе.

Я делаю шаг к нему ближе. Я еще никогда не была к нему так близко.

Я касаюсь его груди ладонью. Ощущаю биение сердца. Оно бьется слишком быстро для той каменной глыбы, какой ты стараешься казаться, Анкхарат. Но ты не каменный, ты сам мне сказал. Не учел, проговорился.

Ничего из этого я не говорю.

Я поднимаюсь на цыпочки и легко целую его в губы. И чувствую подушечками пальцев, как ускоряется биение его сердца.

Мне не нужно спрашивать, что ты чувствуешь теперь, Анкхарат. Я тоже это чувствую.

Хлыст летит на землю. Он хватает меня за талию, притягивает к себе. Целует с жадностью, совершенно не считаясь со мной. Мужчина выбирает, женщина повинуется. Разве я не знала, куда приведут меня мечты?

Я пытаюсь оттолкнуть его от себя, упираюсь обеими руками в грудь, но он только усмехается, на миг прерывая поцелуй. Он сильнее. Он заводит мне руки за спину, придерживая обе кисти одной только рукой. Я в его власти. Разве я не хотела этого? А зачем тогда играла с огнем? Его не оттолкнуть, не обрести свободу, пока он не получит желаемого.

Он держит мои руки правой, а левой срывает с моих бедер ненавистную ему короткую юбку.

— Нет… Нет!

— Нет? — переспрашивает он. — После всего я слышу «нет»? Я долго терпел. Долго отказывался идти на поводу планов Асгейрра.

— Причем здесь… он? — я тяжело дышу.

— Гонки… — его дыхание тоже сбилось. — Чья избранница раньше других заявит, что ждет ребенка, тот занимает первую дорожку. И так до десятой. Я щадил тебя. Щадил твоих детей.

— У пока не хочу детей, Анкхарат.

Он смеется. Ну да, в этом мире, наверное, это звучит смешно.

— Это решать Богам. Не тебе.

— Я решаю тоже.

— Снова знания твоих предков?

— Отпусти меня.

Он отпустил. Хотя его взгляд оставался диким, голодным.

— Я еще могу занять шестую дорожку, ты слышала, — произносит он с угрозой.

— Анкхарат… Сейчас это сложно рассказать, но я обещаю собраться с мыслями, чтобы… объяснить тебе кое-что о женщинах. И кое-что о мужчинах.

По глазам вижу, что не верит. И спрашивает немного разочаровано:

— А до тех пор оставим все, как есть?

— Нет. Мы можем… ну я могу… показать тебе кое-что…

— Что?

— Пообещай сначала, что если я скажу «нет», ты остановишься.

Он колеблется.

— Ты сам говорил, что женщина приносит больше наслаждения, если у нее есть желание.

Он снова поднимает глаза к небу.

— Когда же мы перестанем, наконец, говорить об этом? — выдыхает он. — Хорошо, обещаю.