Мнемосина (СИ) - Дьяченко Наталья - Страница 24

— Вот те на! — не преминул отметить появление Ангелики Горностаев. — Я вижу, вы с новым сердечным другом.

— Вениамин Ардалионович гостил в нашем доме, когда пришло приглашение на вечер. Он любезно согласился сопроводить меня, — с достоинством отвечала красавица.

— Сколько же у вас друзей? Впору позавидовать вашей общительности, — не унимался Горностаев.

— Я поддерживаю с людьми хорошие отношения. И вы тоже могли, кабы не были таким язвой.

— Предпочитаю называть это трезвым взглядом на вещи. Право же, розовые очки к лицу далеко не всем.

— Дмитрий, уймитесь, не то я попрошу Лизандра сочинить на вас эпиграмму! — осадил Горностаева Разумовский. — Пусть Ангелика ходит, с кем пожелает, лишь бы это общество было ей в радость.

Разумовского поддержал Гар:

— Пока вы обмениваетесь приветствиями, ваза в моих руках все тяжелеет. Еще немного и я уроню ее, рискуя навлечь на себя гнев хозяйки дома. Быть может, у кого-то готов следующий фант?

Сестра Лизандра, находившаяся всех ближе к Гару, негромко спросила:

— Могу я отдать взаймы кольцо?

— Вы можете отдать хоть собственную душу, будучи уверенной, что я, как хороший банкир, верну вам ее в полной сохранности, но только, — тут Гар опустил-таки вазу на пол и, склонившись к Сибель, заговорщицки прошептал — об этом — молчок. Фант должен оставаться тайной.

Сибель порозовела вся целиком от шеи до самых кончиков своих маленьких изящно очерченных ушек и торопливо уронила что-то в вазу. Гар продолжил обход. Каждый из собравшихся протискивал через горлышко амформы какую-нибудь вещь, я тоже отдал один из немногих предметов, что имел при себе.

Вытаскивать первым выпало мне, однако прежде, чем я успел притронуться к вазе, Гар ловким жестом фокусника достал из кармана лоскут темной материи:

— Погодите, Михаил! Прежде, чем вы достанете свой улов, позвольте завязать вам глаза, не то по обличью предмета вы сможете определить его владельца, а это испортит интригу.

Я подождал, затем вслепую протянул руку и ухватил со дна амфоры небольшой предмет, очертаниями похожий на мундштук. Изо всех сил надеясь, что определил верно (мне не хотелось смущать никого из гостей дурашливыми требованиями), я наказал его обладателю выпить шампанское, как принято среди офицеров, трижды: с запястья, с предплечья и с локтя.

Владельцем мундштука оказался Горностаев. Ему поднесли бокал, я объяснил, как правильно его установить, чтобы напиток не расплескался. После нескольких упражнений Дмитрий Константинович исполнил мое задание.

Следующим тянул Габриэль, которому досталась лента, цветом повторяющая платье Ангелики. Лишенный подсказки зрения, Ночная Тень повертел ленту в руках, затем поднес к лицу, понюхал, зачем-то коснулся губами.

— Это шелк, совершенно определенно шелк. И хотя я слеп, обоняние выдает запах пудры и туберозы. Надеюсь, я не ошибся, потому что приглашаю его владельца или владелицу на вальс.

Звездочадский угадал, лента принадлежала Ангелике. Загадочно улыбаясь, Габриэль обмотал свой трофей вокруг запястья «Я верну вам фант после танца», — пообещал он, но зная приятеля, я не мосневался, что он непременно забудет свое обещание. Танцевать решено было в гостиной, где стоял рояль красного дерева, отделанный бронзой и перламутром, с ножкой в форме лиры. Тембр у рояля был глубокий, бархатный. За инструмент села Сибель, приподняла свои средневековые рукава, откинув крышку пробежалась крупными пальцами по черно-белым клавишам.

Несколько минут мы любовались, как Ангелика и Габриэль кружатся под музыку, то расходясь, то соединяясь вновь, оба юные, беспечные, красивые. Ангелика словно парила над паркетом, кокетливо выставляя ножки в шелковых ажурных чулках. Габриэль интуитивно схватывал настроение кузины. Он вел Ангелику туда, куда она сама хотела идти, оказывался рядом прежде, чем она только задумывала движение. Мир вокруг был не больше чем декорацией для них двоих, воплощавших в своем кружении переменчивую суть бытия. Если у меня прежде были сомнения относительно чувств Звездочадского к кузине, то после танца они развеялись без следа.

Все с сожалением вздохнули, когда вальс окончился и настало время опять тянуть фанты. Антон дал поручение прочесть басню, с которым блестяще управилась Януся. Затем начались курьезы, неизбежные для игры вслепую. Январа извлекла из вазы батистовый платок с монограммой «А» и, решив, что «А» значит Арик, просила его владельца исполнить арию или романс. Настоящим хозяином платка оказался Антон, который пытался припомнить хотя бы один романс при подсказке сперва своей невесты, а затем Арика с Гаром, но вспоминал только частушки на грани приличий. Тогда было решено поставить ширму, за которой укрылся Гар. Он-то и пел, а Антон открывал рот, всем своим видом выказывая себя исполнителем.

Сибель отыскала в вазе табакерку и предложила ее хозяину изобразить одного из богов-олимпийцев, чтобы собравшиеся разгадывали, которого. Преображение происходило за той же ширмой. Разумовский, бывший владельцем фанта, завернулся в сдернутую с окна гардину, оставив одно плечо открытым. Из-за ширмы он вышел босиком, сжимая в руке чучело совы, позаимствованное из охотничьих трофеев Аркадия Граньевича.

— Афина Паллада!

— Минерва!

— Самая настоящая Афродита! — раздались восторженные возгласы.

Следующий фант тянула Ангелика.

— Это кольцо, — верно определила красавица. — Наощупь оно кажется изящным, его легко представить на женской руке. Я знаю, о чем мечтает его обладательница и сейчас помогу этой мечте осуществиться. Люблю выступать в роли доброй феи. Чтобы вернуть свой фант, его хозяйка должна добиться поцелуя от Арика. Только, чур, поцелуй пусть будет настоящим, не то фант останется у меня. Ну, мне не терпится видеть, кого я осчастливила?

Ангелика сдернула с глаз повязку, и, сияя улыбкой, повернулась к гостям.

— Кольцо принадлежит мне, — раздался голос Лизандра.

Впервые на моей памяти пиит засмущался устремленных на него взглядов. Бокал шампанского, из которого он собирался, да так и не успел отпить, замер в его руке

Горностаев громогласно расхохотался:

— Ангелица, да вы настоящая дьяволица, уж простите за каламбур! При всем желании я не смог бы изобрести более злой шутки!

Красавица выглядела растерянной.

— Но я была убеждена, что фант принадлежит Сибель. В конце концов, она спрашивала Гара про кольцо.

— Ангелика, не нужно! Пожалуйста, поменяйте желание. Я могу читать стихи, петь, танцевать до упаду, да хоть кукарекать, будь на то ваша воля, — попробовал переубедить красавицу Лизандр.

Та задумалась на мгновенье, затем решительно тряхнула головой:

— Играть — так играть. Я уже загадала: цена кольцу — поцелуй любви, менять не стану.

С Лизандра разом слетел весь хмель, поэт сделался совсем несчастным.

— Оставьте мой фант себе, — махнул он рукой.

— Смешно же я буду выглядеть с мужским перстнем на пальце. Вот, взгляните, он мне не впору. К тому же на камне ваша печать. Ну, не капризничайте! Будто вы никогда не целовались! Поцелуем больше, поцелуем меньше, — передернула плечиками Ангелика.

К моему удивлению Арик поддержал ее:

— Лизандр, не беспокойтесь. Хотя Ангелика и распорядилась мною весьма вольно, я не имею предрассудков на ваш счет. И половина тех дам, которых я перецеловал на сцене, изображая то Орфея, то Зигфрида, не были мне так близки, как вы. Мы оба артисты, нам не привыкать играть роли. Все это шутка, не более!

— По-вашему, любовь — это шутка? Предмет для торга, для игры?

— Да не воспринимайте вы все так серьезно! Кто говорит о любви? Ужели вы полагаете, будто я любил всех своих Эвридик и Одетт?

— Я сплю? Или вы и впрямь уговариваете меня исполнить безумное желание Ангелики?

Теперь к увещеваниям присоединилась и Марика:

— Лизандр, разве не из-под вашего пера вышли строки: Люблю так светло, так ярко, до одури, до хрипоты? Или вы способны сходить с ума лишь на словах? Ужели у вас никогда не возникало желания совершить безумство самому, чтобы дыхание перехватило от собственной смелости? Спрыгнуть в водопад со скалы, или искупаться в проруби, или поцеловать лучшего тенора нашего века? Да будь у меня ваш талант, какие я написала бы о том стихи! — Девушка мечтательно возвела глаза к потолку. У меня возникла мысль, что она сама не прочь очутиться на месте хоть Лизандра, хоть Арика.