Внук Донского - Раин Максимилиан - Страница 47

Когда посольская кавалькада благополучно исчезла из моего поля зрения за посадскими воротами, я наскоро переоделся в простые шмотки и отправился к оружейникам, оставив своё сопровождение дожидаться меня здесь. Примерно через четверть часа я уже скрёбся в дверь избы Галани. Он был дома в некоторой степени подпития. Праздновал с компанией своих товарищей завершение какого-то важного заказа. Мне он был рад, но сразу высказался в том смысле, что место ученика уже занято. Я типа слишком долго раздумывал. И действительно, в комнате шустрил дылдоватый подросток, на которого Галаня периодически покрикивал и грозился выпороть. Видимо, такова планида ученическая — терпеть унижения и побои, чтобы потом хоть чего-нибудь добиться в жизни. Меня он пообещал пристроить к другому оружейнику, если я снова не провороню место.

Посидели вместе за столом, потягивая перевар, по вкусу напоминавший пиво, только послаще. По крепости он показался забористей любого вина. Наклюкался быстро. Мастера лениво обсуждали неудачную попытку группы немца Йорданиуса отлить пушку здоровенную, круче размерами и характеристиками литовской Галки. Несмотря на конкуренцию, мужики сочувствовали своим бывшим товарищам. Двое мастеров пострадали при взрыве. Обвиняли в неудаче плохой порох, поставленный тверским купцом. Я вклинился в учёный диспут с предположениями о возможном наличии большой доли примесей в исходном сырье, или даже о неправильных соотношениях меди и олова. На меня зашикали как на вконец распоясавшегося наглого юнца, посмевшего высказывать своё мнение в присутствии мэтров металлургии. Я позволил себе усомниться в необходимости использовать бронзу, компоненты которой покупались за огромные деньги за границей и продолжал вещать, предполагая использование для отливки обычного кричного железа, добываемого на Руси.

— Железо плавити нелеть. Чушно железо изницается, деля детелей негодны суть. Токмо ковкой из крицы сие сотворити мочно, — внушительно высказался самый старый с короткой седой бородкой сотрапезник.

Мастера старались не допустить появления чушного железа, так как оно было неудобно для дальнейшей обработки. В Англии его называли "свиным железом". Никто тогда не догадывался, что чугун вскоре станет очень востребованным материалом. Пушки станут лить в основном из него, а не из дефицитной бронзы. Пришлось вступить в яростный спор с ретроградами, отстаивая новаторские идеи.

— Отнуду ты сяки ялся, малец? — набычился один из мастеров.

— С мужи нарочиты рече, аки казатель честны, мастроты велия владах, а не невеглас дерзы, — обиделся другой.

Зачем-то вякнул, что, будучи в скоморохах, много путешествовал по заграницам и много чего занятного подсмотрел в работе тамошних оружейников. Наверное, хотел рассказать отсталым предкам о более продвинутой версии домниц, называемых блауофенами. Они как раз должны были появиться в западной Европе. Их отличие от обычных домниц заключалось в большей высоте трубы, механическом наддуве и предварительном нагреве подаваемого в топку воздуха. Более высокая температура позволит повысить выход железа из руды. Правда, одновременно с этим увеличится выход чугуна, считавшегося бесполезным.

Узнав про такую пикантную деталь в моей выдуманной биографии, некоторые бородачи словно с цепи собрались. Походу, случайно зацепил какие-то там застарелые мозоли. Оказалось, что гастролёры не только приносили местным смех и радость, но и не гнушались порой воровать кур и овец, насиловали приглянувшихся девиц, устраивать прочие непотребства. Я уже внутренне сожалел, что не застал Галаню одного и трезвого. Может быть, удалось с ним сговориться. Теперь было поздно брать слова назад. Даже он пёр на меня носорогом, высказывая обидные определения в мой адрес:

— Пеши в скомрахи, к оружникам те грясти зазорно.

Мастера теперь меня не осмеивали, а, озлившись, требовали расправы над малолетним нахалом, посмевшим колебать их высочайшие знания. Хмель со страху выветрился весь. С тоской огляделся вокруг. Все пути к бегству были перекрыты. Пришлось гордо стаскивать с себя штаны и ложиться ничком на лавку.

— Обаче, несть нам токмо назолу прилещах, — проговорил кто-то, видимо рассмотрев отметки на заднице.

— Негли ненать сечи мальца? Излиха стразей с им ключаху, — пожалел меня кто-то.

— Нешто ему. Лишче казание отроцы несть буде. Чрез задню ато вычение востязае, — высказал свою точку зрения некто, отрыгнув сикерой.

Послышался свист розги и сильная боль в пятой точке. Выдав положенное по их мнению количество горячих, мастера наконец-то отпустили меня. Напялил одёжку. У порога обернулся и выкрикнул, давясь слезами:

— Остолопы бородатые!

И драпанул из слободы во все лопатки. Мда, снизу прогрессорствовать тут никак не получается. Пойдём тогда другим путём.

В дворцовых покоях у себя застал лакеев Ждана и Устина в обществе с попами, занимавшимися песнопениями и брызганьем воды на стены. Попросил публику развлекаться в другом месте, поскольку намеревался полежать спокойно на пузе и успокоиться. Команда бородатых юбочников нагло проигнорировала мою просьбу и даже усилила интенсивность пения и прочих телодвижений.

— Кто сих чертей неистовых сюда призвал? — зловещим шёпотом поинтересовался у Ждана.

— Прости, господине! — воскликнул чернявый холоп, естественно бухнувшись передо мной на колени, — Мы с Устином порекоша дьякам-распорядителям о явлении колдовской собаки в княжичевых покоях. А они уж семо созвали крылошан, нечисть изгнать.

— Уж не меня ли нечистью трактуете, мухоблуды? — ехидно поинтересовался.

— Сие немочно, господине! — зарыдал Ждан и принялся привычно слюнявить мне руки.

— Сгинь пока с моих глаз со своим тупорылым дружком. Оставьте меня в покое, — утомлённо порекомендовал слуге.

Когда слуги ушли, обратил своё внимание на не прекращающих свои танцы попов. Намекнул им, что если вскоре они не прекратят свою буффонаду, то непременно отправятся миссионерствовать к злобным северным самоедам, жрать там с ними тухлую селёдку. Когда попы ушли, недовольно тряся бородищами, явился посланец от государя с повелением мне идти к нему на трапезу. Блин, на том свете видно покой найду. Позвал гнусобесов загримировать мою морду. Они так её навощили, что на покойника стал похож. Только время зря на них потратил. Психанул на безруких болванов и стёр грим рушником.

В трапезной правителя дожидались на пристенных скамейках ближники, к которым добавились дьяк Варфоломей и старшина гридей Лукиян. Состоялся княжий выход со всеми сопутствующими телодвижениями. Государь величественным жестом пригласил присутствующих за стол. Забегали холопы с подносами. В тарелках задымилось парком варево с жёлтой лапшой и мясом. Отдельно стояла посуда с жареным гусем, с рыбой, тоже жареной и с яблоками мочёными. Проголодавшиеся вельможи не разговаривали, усиленно работая жевательными мышцами.

— Ты по коим закоулкам шкрябался, котищ блудливы? — прогремел вдруг голос отца в мой адрес, — Мордень вся язвенна, яко у кощуна шалопутна. Небось понове во граду курощупил?

Мне вдруг захотелось поприкалываться. Пустил слезу и трагическим голосом насочинял жуткую историю:

— Шёл я себе по городу, никого не трогал, цветочек нюхал. И вдруг на меня как набросятся люди в дьяцком одеянии, да как начали бить и обзывать. Кричали, что я в хоромах княжеских лишний и чтобы убирался обратно в свою богадельню. Думал — жизни напрочь лишат. Еле от них ноги унёс.

— Ладушко ты мое! — ласково пророкотал отец, — Никоему не оставлено на маво настольника руцы воздымати. Злыдней сих, тя изобидевших, велю сыскати и сурово покарати.

То кощуном называет, то ладушкой. Не поймёшь этих предков. Дьяк Варфоломей привстал и поклоном показал готовность исполнить повеление князя.

— А ты дьяк, пошто дьяка путна Гераську Балуя ял в палатах государевых? — рыкнул отец в сторону Варфоломея, — Боярин Семён вельми досадуе.

Чуть побледневший итальянец спокойно доложил о раскрытии банды злоумышленников среди государевых людей. Кроме арестованного дьяка и бежавшего боярина Корцова, были перечислены ещё несколько дьяков и стражей, принадлежащих тайному ведомству, а также работные люди. Все они были замешаны в отравлении Единца. Возмущённый до багрового окраса лица Морозов пытался перебивать дьяка, обзывая его лжецом. Под конец выступления Варфоломей торжественно предъявил мою улику, указывающую на боярина Корцова, как на возможного убийцу дьяка Алимпия.