Под небом Палестины (СИ) - Майорова Василиса "Францишка" - Страница 48

«Грех за грехом! Порок за пороком!» — Одни эти слова вызывали у Жеана полубезумное омерзение.

***

Эта ночь была особенно беспокойна для Жеана. Ему грезилось нечто неясное, нечто туманное и тревожное, нечто, находящееся за гранью человеческого понимания и заставляющее леденеть до самых костей. Студёный вихрь родной, но такой далёкой Скандинавии, казалось, кружил ему голову. Издали слышался ревущий плеск моря, и чёрные волны, пенясь, вздымались над серебрящейся равниной — серебрящейся самой по себе, ибо ни единой звезды не сияло на небе. Да и было ли небо? Было ли море, изрезанное острыми скалами? Или волны восходили прямо из почвы? Мутные извилистые тени мелькали перед глазами Жеана, скребясь по камням, ломая айсберги, исчезая в клубах голубого тумана… или же это был снег, а быть может, какая-то другая причуда природы — Жеан не мог определить наверняка.

Внезапно что-то, словно петля, сдавило ему глотку, и жгучая вспышка болезненного холода пронзила тело. Смутные образы начали выветриваться из воображения Жеана, сливаясь воедино, и вскоре живая человеческая фигура, облачённая в чёрные мешковатые одеяния, предстала перед его взором.

Ещё не осознавая происходящего, Жеан резко отстранился, ощутив холодные покалывания в пределах оголённой шеи. Грань кинжала зловеще сверкнула в кромешной тьме.

Кинжал! Ассасинский кинжал!

— Фарфур… ты… — Жеан был потрясён настолько, что едва мог говорить.

Ещё миг, один лишний миг, и он не проснулся бы никогда!

Судорожные всхлипывания прорвали гробовую тишину шатра, собратья Жеана беспокойно заворочались в своих ложах.

— Тише! — шикнул на Фарфура Жеан и, встав с постели, дрожащими руками пропихнул к выходу.

Тот не сопротивлялся.

— Ты хотел убить меня! — воскликнул Жеан, когда они отошли на безопасное расстояние от спящих крестоносцев. — Этим кинжалом… Перерезать мне глотку, пока я спал!

Фарфур не понимал Жеана, но слова его заставили ассасина расплакаться навзрыд. Он тяжко рухнул ему на грудь. Жеан был ошеломлён и ничуть не менее растроган, но вместе с тем его душу, едва не покинувшую тело, чернило безудержное негодование.

— Хотел убить меня! А ведь когда-то я…

— Рон! — захлёбываясь слезами, выпалил Фарфур чуть внятно.

— Рон?! Так выходит, он велел…

Ассасин одобрительно закивал головой.

— Тише. Успокойся. Убери кинжал. Убери. Всё будет хорошо.

«Нет!» — подумал Жеан, едва не застонав от горького отчаяния.

— Вон! — вскричал Фарфур и попытался высвободиться из объятий Жеана, но тот лишь крепче прижал его к себе. — Ж-Жеан…

— Что?

— Луизе… спасение… спасибо. И вон! Вон!

— Я передам Луизе твою признательность. Но бежать сейчас — самоубийство, — покачал головой Жеан. — Стража — она не пропустит тебя. Они заколют тебя на месте! В шатёр! За мной! — Выпустив ассасина, он поманил его рукой. — Завтра я помогу тебе бежать. Под шумок мы выберемся из лагеря, и ты наконец будешь свободен.

«Он будет свободен. А что же я?

Боже. Боже правый. Молю Тебя, пускай всё это мне только снится! Рон не может вот так поступить!» — бурей кружились в голове Жеана гнетущие мысли.

«Нет… Я по-прежнему лгу себе. Если однажды сумел я, почему бы не суметь ему? Я… чудовище. Да-да! Воистину так! И расплата уже близка… Я чувствую, как пасть геенны огненной поглощает меня с головой, беззащитного, ничтожного перед лицом неминуемой погибели. Этот мрак… этот странный, ледяной мрак… почему он так всепоглощающ? Сначала Эмихо, потом Кьяра, затем Рон с его покушением! Ни единого просвета! Ни единого проблеска!..

И почему, почему именно я?»

Комментарий к 4 часть “Анатолия”, глава XVIII “Травля. Покушение”

Чересчур много пошлости на такую главу. Прошу меня простить.

Следующая будет куда более целомудренна)

========== 5 часть “Антиохия”, глава I “Неприступная крепость” ==========

Бескрайние гористые пределы всё глубже принимали крестоносцев в свои жестокие объятия. Подъём становился тяжелее, селений меньше, дорога, усыпанная сланцем, — круче и опаснее. Христиане и их лошади оступались на скользких, узких возвышенностях и падали, разбиваясь о гранитные валуны, так что за войсками по пятам следовали падальщики: стервятники, крысы, тощие полосатые волки. Во многочисленных пещерах и гротах ютились шайки грабителей и фанатиков. Жаждая наживы и правосудия, они терпеливо ожидали отставших и заблудившихся.

Знойный суховей, несущий с собой тучи песка и выдернутой с корнями растительности, с самого утра неустанно полосовал лицо Жеана, а в горле у него першило от жажды. Вскоре мучительный путь должен был завершиться как юноши, так и для его боевых сотоварищей, ведь сегодня, в день памяти Криспина и Криспиана, Баграт Камсаракан привёл их к самым границам Святой Земли. От мысли об этом сердце в груди Жеана начинало бешено резвиться, и одуряющие благовония, доносимые ветром из Иерусалима, казалось, туманили ему голову, низвергая в какую-то блаженную полудрёму. Но стоило Жеану позабыть об этом, как аромат елея преображался в удушливый смрад жжёного сорняка, тонкий дух иссопа — в запах конского пота, сладкий столб фимиамного дыма — в тучу пыли. Жеан возвращался в своё обыденное состояние, обременённое исключительно земными заботами.

«Где же найти воду?» — перво-наперво думал он, вспоминая, как много крестоносных душ загубили проклятые горы.

— Антиохия! — торжественно объявил Боэмунд и дал сигнал своим вассалам останавливать коней.

Его призыв эхом облетел многолюдное шествие.

Жеан с восторженным очарованием уставился на виднеющееся вдали песчаные возвышенности. Они были ещё более круты и голы, чем холмы Анатолии, и зубчатой волной по ним простиралась неприступная стена, окольцовывающая вражеский город. Антиохия была настолько громадна и величественна, что не входила в обзор Жеана даже с такого далёкого расстояния. Будучи несравнимо мощнее, чем Никея, она производила поистине неизгладимое впечатление. С того дня, как безжалостное еврейское побоище благополучно завершилось для крестоносцев, они не встретили на своём пути ни единой стойкой крепости, а потому разворачивающееся испытание тревожило юношу не менее, чем роковой подъём.

«Как она торжественно-прекрасна, эта Антиохия! И ведь в недалёком будущем нам придётся разрушить её. Разрушить до самого основания», — с горечью думал Жеан, пока воображение рисовало ему всё более омерзительные картины, от мрачных руин, бывших некогда красочными дворцами, до мраморных фонтанов, бьющих кровью. Он понадеялся, что прибывшие христиане быстро устранят поломки.

Но когда же они начнут штурм?

Войскам Боэмунда и Танкреда удалось преодолеть натиск Кылыча-Арслана, и сегодня Жеану не было известно, вершит ли он своё кровавое возмездие в местах, где ныне пребывают германцы и французы. Но был уверен или, во всяком случае, хотел быть уверен в том, что они выстоят. Их было гораздо больше, чем норманнов. Да и битва при Дорилее заметно подкосила силы никейского султана.

Жеан обвёл глазами ряды своего войска, где по-прежнему отчётливо выделялись закованные в неприкрытые кольчуги фигуры византийцев, возглавляемых верным советником императора Алек­си­оса, Татикием, и несколько армянских бойцов, сопровождающих киликийского князя Баграта, после чего перевёл взгляд на Рона, ведшего соседний отряд. Он вспомнил, как несколько недель назад вероломный крестоносец попытался убить его, не пожелав, однако, марать кровью собственные руки.

К утру того переломного дня Жеан не обнаружил Фарфура в своём шатре, и теперь ему осталась одно — надеяться, что несчастному удалось прошмыгнуть между рядами дозорных. Однако то, что теперь его кинжал находился в распоряжении Рона, и рыцарь частенько теребил в руках драгоценный трофей на глазах Жеана, в намерении, очевидно, донести до него нечто ужасное, оспаривало эти жалкие надежды. Скорее всего, он прикончил Фарфура либо это сделали дозорные — такого уж великого значения данное не имело. Важно было лишь то, что теперь его плоть, тленную и изуродованную, разъедали черви.