Под небом Палестины (СИ) - Майорова Василиса "Францишка" - Страница 14

— Потом — не останется времени. Потом — будут битвы. Противник не станет учитывать твои силы и опыт, его задача — поскорей извести тебя, а каким способом — не имеет значения. Кстати говоря, сегодня Эмануэль хотел позаниматься со мной и своим оруженосцем. Наверное, он уже проснулся. Ответить, так ответить. Ступай!

Краткое и недружественное общение с Кьярой оставило на душе Жеана едкий осадок неприязни. Ему было отвратительно, как-то по-новому, по-мужски отвратительно, что та не проявляла к нему ни малейшей доли уважения, хоть он и понимал, что капризы и умствования строптивой девчонки — последнее, о чём сегодня следует беспокоиться. Быть может, она действительно умеет сражаться, и ей, по крайней мере, удастся внести лепту в достижение победы, а не просто служить прожорливой обузой и, возможно, в некоторой мере разносчиком духовных нечистот среди Божьих воинов? Также Жеан надеялся, что однажды кто-нибудь из вилланов или мелких рыцарей, не успевших найти даму сердца, сумеет взять Кьяру на своё попечение. Даже будучи воительницей, она остро нуждалась в этом.

Лагерь оживал. Всё больше крестоносцев выходило из разноцветных, остроконечных шатров на освещённую утренним солнцем поляну. Жеану не потребовалось много времени, чтобы отыскать взглядом Эмануэля, который, как и предполагала Кьяра, действительно проснулся и, с помощью оруженосца, старательно натягивал кольчугу.

Эмануэль был приметен среди прочих крестоносцев. Волосы его были по-особенному густы и сплошь покрыты старческой сединой, а морщинистое лицо обезображено многочисленными боевыми отметинами лихой молодости.

«А ведь когда-то это был великий воин, безукоризненный мастер своего дела. Интересно, сколько ещё ему суждено прожить? Во всяком случае, здесь Эмануэлю ничего не угрожает, за исключением разве что естественного и неподвластного человеческого рока».

Жеан вошёл в шатёр, возвышающийся неподалёку от временного жилья Эмануэля, и принялся неспешно одеваться.

***

Эмануэль Беневентский преподавал уроки боевого искусства не только Кьяре, но и Рожеру, восемнадцатилетнему уроженцу Сан-Марко-Арджентано, верному оруженосцу и внуку пожилого рыцаря. Был это упитанный на фоне прочих крестоносцев рябой паренёк с остриженными светло-русыми кудрями и довольно неуклюжими движениями, снискавшими ему славу бойца неумелого. Однако бывалый наставник, как мог, старался развить в Рожере проворство. Физической силой оруженосец обделён, безусловно, не был, чего нельзя было сказать о Кьяре.

Кьяра была сильнее большинства женщин, равно как и уступала в этом большинству мужчин-воинов, но её прыть, тонкие, словно в танце, выверты, её безупречное умение управляться с мечом поистине потрясали и очаровывали. Она двигалась точно ласка, опьянённая запахом кроличьей крови. Выпад за выпадом, наскок за наскоком… Настойчивая ярость и бешеный азарт били в ней неиссякаемым ключом, в этой маленькой, но резвой, как ртуть, пятнадцатилетней девочке.

— Давай, монашек, нападай же! — в который раз подтрунивала Кьяра, лихорадочно скача вокруг Жеана, измотанного длительной тренировкой.

Жеан произвёл вялый выпад своим мечом. Возбуждённая воительница с лёгкостью парировала удар.

— Ты совсем расслабился, — укоризненно проговорила Кьяра и опустила деревянный меч, замещавший на время боевых подготовок металлический. Рачительный Рожер изготовил несколько таких мечей собственными руками. — Ну же! Ты ведь способный воин… не то, что этот увалень Рожер!

Не успел Жеан и звука произвести, как со стороны раздался возмущённый возглас молодого оруженосца:

— Наивное дитя! Неужто ты всерьёз веришь, что, чем беспорядочнее ты станешь метаться, тем больше шансов на победу у тебя будет? Там тебе далеко не с новичками, вроде нас, придётся сражаться, а со свирепыми, вооружёнными до зубов варварами! Я бы на твоём месте поберёгся. Ты ведь даже меч одной рукой удержать не можешь… Будь при тебе щит, а с твоим достатком это невозможно, ты бы всё равно не сумела им воспользоваться.

— А вот и могу! Не такой уж он и тяжёлый!

— Потому что это не меч, а хлипкое недоразумение! Ты рыцарским попользуйся! — засмеялся Рожер. — Именно попользуйся — не подержи. Держать-то и монахиня может!

— Ах ты! Увалень!.. Разъевшийся толстосум! Блестящую кольчугу натянул, шлемом кичишься! Вот я тебя сейчас!

— Живо оставьте ваши ссоры! — сурово одёрнул Эмануэль уже не в первый раз за сегодняшний день разбушевавшихся учеников. — Все вы великолепно справляетесь, но любая, даже самая незначительная стычка, вспыхнувшая внутри армии, может обернуться бедствием для всех нас! Мы поклялись быть едины во имя Высокой Цели… во имя общей, данной нам Богом Цели! Надеюсь, вы не забыли?

— Ну же! Жеан! Нападай! — точно не расслышав слов Эмануэля, развернулась к юноше Кьяра.

— Довольно. Нам пора возвращаться, — перебил Жеана теперь уже сам пожилой рыцарь. — Скоро Боэмунд будет строить войска, и мы продолжим путь. Вы славно потрудились, Христовы воины, а потому на сегодня тренировки окончены. Возможно, у вас даже останется время на отдых. Кьяра. Я уповаю на тебя. Но не заигрывайся. Веди себя пристойно.

— А что завтра делать будем? — весело спросила та.

— Поучимся управляться с конями. Они не объезжены, и для этого требуются годы тренировок… Бог и усердие вам в помощь, дети.

— Бог и усердие нам в помощь!

Жеан вздохнул с облегчением. Мышцы его, отягощённые металлом, ныли от напряжения тянущей болью. С ужасом он представлял себе, как в недалёком будущем будет биться насмерть под палящим солнцем пустыни… с варварами, «свирепыми, вооружёнными до зубов».

========== 2 часть “Через Сицилию”, глава III “Адриатическое море” ==========

Рокочущий шум пенных волн, разбивающихся о могучие тысячелетние скалы, воздух, непривычно переполненный влагой, множество кораблей с бело-красными парусами, прибывших из Генуи по повелению Понтифика, чтобы принять крестоносцев на борт, и море, безграничное, необъятное, — всё это живо напоминало о том, что Христово воинство приблизилось к самым границам италийской земли.

Крестоносцы намеревались провести ночь здесь, а к утру продолжить путь, рассекая неохватные морские просторы, чему Жеан был несказанно рад. Вид на Адриатическое море пленил, и всякое слово, каким только представлялось возможным описать его великолепие, восторженно замирало на устах. Жеан желал остаться здесь подольше, чтобы вволю налюбоваться окружающим простором, и насладиться последней связью с родимой Сицилией, которую с завтрашним же рассветом ему надлежит покинуть и отправиться в совершенно иной мир. Мир неизведанный, тёмный, перенаселённый врагами. Мир, где вчерашний бенедиктинский послушник не будет знать ни покоя, ни сытости, ни уверенности в правильности своего выбора.

— Правда здесь красиво, Жеан?! — воскликнула Кьяра, встав подле Жеана, заворожённо наблюдавшего за движением морских волн, в свете заходящего солнца переливающихся красновато-оранжевыми бликами. — А воздух, воздух стал будто вдесятеро свежее!

— Правда, Кьяра.

— Тебе ранее случалось видеть море?

— Ранее мне не случалось видеть ничего, кроме холодных келий да унылого монастырского сада, — с горечью процедил Жеан и прилёг, с наслаждением вдыхая ароматы сосны и древовидного вереска. Густые, пахнущие самой Свободой дикие заросли раскинулись по всему побережью.

— Ты рад, что выбрался?

— Вполне. Я бы не смог стать монахом, как бы братья на том ни настаивали. Пио точно глаза мне открыл… Если и отправляться на проживание в монастырь, то только на старости лет, в возрасте Эмануэля, чтобы вспоминать лучшие годы в мире и покое, а после отойти, пребывая в тесной духовной близости ко Всевышнему.

— Не хочешь потренироваться? — неожиданно предложила Кьяра.

— Я устал и проголодался — чуть на ногах держусь. Дай мне пару минут, и я померяюсь с тобою силами.

— И я устала. Но это не повод расслабляться. Нужно укреплять в себе выносливость! Сарацинский варвар не будет спрашивать, в чём ты нуждаешься в момент разгара битвы, в отдыхе или пище! Он молча размотает тебе кишки, а то и вовсе… съест! Да-да, говорят, эти ублюдки на многое способны, от чего у нас с тобой глаза на лоб лезут!