Пять бессмертных (Т. I) - Валюсинский Всеволод Вячеславович - Страница 26

Гаро полез в карман за трубкой и тихонько направился к двери. Быть может, никто не заподозрит его в попытке к бегству? Он пошел так, по своему делу и, конечно, сейчас вернется…

Если б не полная умственная прострация[7], Гаро действовал бы не так и, возможно, с большим успехом.

Дорогу ему загородил Биррус.

— Куда?

Гаро остановился и некоторое время, казалось, внимательно рассматривал свою трубку. Потом медленно поднял глаза и, как автомат, бессмысленно повторил:

— Куда?

Он прищурился и хотел еще что-то сказать, но промелькнула отчетливая мысль, что его схватят, и тогда будет поздно. Волна страха и ярости застлала его сознание.

— Куда?.. — крикнул он. — К черту! К дьяволу!! Будьте вы все здесь прокляты!

Кошачьим движением он отскочил от Бирруса и бросился к окну. Догонять его было поздно. Карст молниеносным движением схватил со стола большой микроскоп и со страшной силой запустил в Гаро. Тот успел занести на подоконник одну ногу. Карст вообще метил неважно, но теперь попал в цель. Удар пришелся в затылок. Слышно было, как под острым углом штатива хряснул череп. Микроскоп вылетел за окно и со звоном разбился на каменных плитах двора. Сам Гаро, раскинув руки, свалился за окно. Послышался глухой удар упавшего тела.

Все бросились к двери. В лаборатории остались Карст с Гетой и Лина, которая без чувств лежала на полу. На дворе послышались голоса. Карст подошел к окну.

— Он еще жив, — говорил Курганов, осматривая разбившегося, — но скоро умрет. Еще не поздно, несите его в нижнюю камеру. Гета, — крикнул он, вы готовы?

— Да, — ответил за нее Карст.

Гета как бы застыла на своем месте, до боли закусив свою руку. Ее, казалось, не радовало решение судьбы, давшей ей жизнь, и не только жизнь, но и бессмертие.

— Иди, Гета, — сказал Карст, беря ее за руку и собрав все силы, чтобы казаться спокойным.

Гета вдруг вскочила и крепко схватила его за обе руки.

— Слушай, теперь я скажу. Теперь никто не подумает, что я побоялась смерти. Поверь, что если бы у меня на билете был крест, то я бы молчала… Карст, уйдем отсюда сейчас! Вот двери открыты, бросим все это. Я люблю тебя, мне не надо бессмертия… Я не хочу, понимаешь… не хочу! — Пойми, что я уже люблю своего ребенка, мне так хотелось его…

— Так ты…

— Да, я беременна… Я не говорила тебе, не хотела лишних страданий. Карст, ради всего тебе дорогого, ради меня, ради него, ведь это убьет… Уйдем отсюда, уйдем!.. Ответь же что-нибудь…

Полный упадок физической и духовной деятельности, слабость.

— Гета, мы вас ждем!.. — раздался с нижней площадки лестницы резкий голос Курганова.

Колени Геты стукнули о пол. Она упала Карсту в ноги и крепко обхватила его колени руками. Волосы ее рассыпались по спине. Карсту видна была сквозь них на ее шее милая ямка, которую он так любил целовать.

— Еще не поздно, но я одна не уйду, скажи одно слово… ты… останешься?

Карст не делал попытки поднять валявшуюся у него в ногах Гету. Пол медленно плыл у него под ногами. Он чувствовал над собой железную волю Курганова. Он не мог отступить.

— Я не могу с тобой идти, Гета.

Она медленно выпрямилась и встала на ноги. Глаза ее были сухи. Со странной, несвойственной ей величавой серьезностью она попросила Карста наклониться и поцеловала его в лоб.

— Прощай.

И спокойно направилась к выходу.

По лестнице навстречу ей бежал Уокер. Он был красен, волосы его спутались и поднялись кверху смешными хохолками. В другое время наверно Гета не удержалась бы, чтобы подразнить его и посмеяться.

— Скорее. Он может умереть, и тогда будет поздно!

— Да, да, я иду.

Они оба скрылись на лестнице. Карст бесцельно подошел к Лине. Она все еще лежала в обмороке. «Какие у нее красивые руки, — почему-то подумал он, — но у Геты меньше… да, у Геты, моей Геты…»

Карст медленно направился вниз. На лестнице остановился и внимательно прислушался. Из нижней камеры доносился отчаянный крик. В несколько прыжков Карст промчался через столовую и оттуда в подземное помещение.

Гаро очнулся. Его голову уже начали брить. Хорошо видна была рана, заткнутая промокшим кровью ватным тампоном. Лежа на полу, он неистово бился и кричал в руках навалившихся на него Курганова и Бирруса.

— Ликкил, скорее ликкил! — срывающимся голосом торопил Курганов женщин, суетившихся у шкапов с инструментами.

Карст отстранил их прочь и быстро нашел нужное. Голову Гаро прижали к полу. Прямо в шею ему была впрыснута двойная доза ликкила. Почти сразу его движения стали слабее. Через полминуты он лежал неподвижно. Гета и Уокер, стоя в дверях, молча наблюдали за происходящим.

— Еще жив, — сказал Биррус, пощупав у Гаро пульс, — я говорил, что надо было сразу…

Времени терять было нельзя. Автоклавы кипели с сильным свистом. Острые струи пара из клапанов летели до самого потолка.

Все, что происходило дальше, Карст видел, как на экране. Он стоял в уголке и пустым, равнодушным взором смотрел на мелькавшие перед ним фигуры людей. Он видел, как несли Гету и как положили ее на стол, он видел в руках Курганова блестящий шприц с ликкилом и потом на полу такие знакомые, черные кудри. Их кто-то сразу убрал… Он отчетливо помнил сдвинутые столы и две круглые, бритые головы, совсем рядом, и много каких-то фигур в белых халатах, заслонивших от него эти головы. В последний момент он увидел только глаза Курганова, наклонившегося над столом. Белый колпак и марлевая маска на рту скрывали лицо.

«Почему у него черные руки?.. Да, да, это резиновые перчатки, резиновые перчатки…»

Послышался, как из-под земли, звук дрели, сверлящей кость. Или это шумят ртутные лампы? Ах, как от них болит голова! И почему они так гудят? Их много… и все в голове…

«Да, да — резиновые перчатки», — вспомнил Карст, стараясь глубже вздохнуть и чувствуя, как кругом все темнеет. Не стало ног и почему-то сильно хочется лечь на пол.

— Резиновые перчатки! — еще раз повторил он и, как труп, всей мощной фигурой съехал по стене вниз, в глубоком обмороке свалился на пол.

Прозрачная, как восковая фигурка, лежала Гета в большой, светлой лаборатории. Ее голова была сплошь забинтована, глаза закрыты. От длинных ресниц, как и раньше, на все лицо падала тень. Она спала. У ее постели было установлено непрерывное дежурство. Шел четвертый день после операции. Гета все не открывала глаз. Каждый день по утрам Уокер делал ей питательные вливания.

— Этот глубокий сон, — говорил Курганов, — мы должны рассматривать как период восстановления организма. Существо, наделенное полом, насквозь пропитывает себя продуктами распада и, в конце концов, оказывается уже негодной машиной. Недаром у наших бессмертных животных так сильно увеличена печень. Эта, так сказать, «помойная яма» организма должна, пропустить через себя и обезвредить те яды чрезвычайно сложного химического состава, которые наполняют все закоулки и части тела. Ей приходится разлагать их, расщеплять, и эта новая функция неизбежно ведет к увеличению объема органа. Сон Геты — ассенизация организма, но она молода, и потому я думаю, что она скоро проснется. Но если сделать пересадку старику, то, конечно, он будет спать долгое время. А ребенок, вероятно, и совсем не заснул бы.

Курганов не ошибся. На другой день, вечером, Гета открыла глаза. Она хотела пошевелиться, но со стоном опустила голову на подушки. Около нее находилась Лилэнд. Она перепугалась и громким криком стала звать на помощь. Все восемь человек обступили кровать Геты, молча и серьезно. Совершилось великое таинство — перед ними был первый бессмертный человек.

Маленькая, вся забинтованная и неподвижная, лежала среди них Гета. Она переводила спокойный взгляд черных глаз с одного на другого. Так же серьезно взглянула она и на Карста. Курганов подошел и взял ее за руку.

— Как вы себя чувствуете?