Лугару (СИ) - Лобусова Ирина - Страница 12

По инструкции, румынские дипломаты должны были растянуть переговоры о пакте на несколько лет. Но это не удовлетворяло СССР.

Уполномоченный в Риге князь Стурдза предложил формулировку, по которой советская сторона должна была косвенно признать, что Бессарабия принадлежит Румынии. Советское правительство отказалось от такого поворота событий, и переговоры на этом завершились, как и все предыдущие. В общем результата не было.

После переговоров Стурдза написал румынскому премьер-министру письмо, в котором попросту призывал оберегать Бессарабию от СССР.

Таким образом, это был абсолютно явный призыв препятствовать советскому руководству в его законных правах. Бдительность войск на границах была повышена, но ненадолго, — старший замолчал. Отпив уже остывшего кофе, он продолжил. — С тех пор прошло ровно пять лет. И есть все основания полагать, что попытка не военного захвата территории может завершиться успехом. План был разработан совершенно четко. И главное, к чему надо стремиться, это полная деморализация войск, стоящих на границе, и паника среди населения.

Это население должно быть твердо убеждено, что в причинах происходящего ужаса виноваты румыны. Для этого будут сфабрикованы особые доказательства — тоже важная часть плана. Совокупность всех продуманных деталей и четкое выполнение инструкций является залогом успеха. А успех плана — это единственный результат, которого от нас ждут.

— Но этот вирус не изучен! Наша группа ученых только начала работать над детальным изучением, анализами… — попытался вставить начальник, абсолютно потрясенный четкими инструкциями сверху и тем, что он осмелился возражать.

— В помощь будут предоставлены разработки 9-го отдела, — кивнул его страшный собеседник. — Ты же знаешь, что наши специалисты тоже не сидят сложа руки.

— Вы не понимаете. Этот… вирус опасен, он не изучен, — забормотал снова молодой. — Нет никаких разработок по нему! Вообще никаких. Наша группа впервые столкнулась с чем-то подобным, и оказалось, что есть много сложностей. И первая сложность — вирус действует не на всех! Нужно определить, на кого именно он воздействует. Зону поражения. Радиус действия.

— Ну так изучай! У тебя будет достаточно времени для этого. Я не понимаю, в чем проблема! — воскликнул старший.

— В применении… сейчас. Нельзя применять.

— Сделаем вид, что я этого не слышал, — нахмурился начальник, при этом глаза его сверкнули с такой силой, что собеседник уже почувствовал себя в аду. — Ты не понимаешь, что предлагаешь мне. О чем ведешь речь. Все уже спланировано. Разрешение на операцию подписано. Обратного пути нет. Ни у тебя, ни у меня.

— Но ведь носитель вируса даже не уничтожен!

— Это вопрос времени. Когда его ликвидировать, будет инструкция сверху. А пока я приехал только для того, чтобы ввести тебя в курс. Я и ввожу. И запомни: малодушие в наших рядах хуже предательства. Вот, ознакомься на досуге. А сейчас подпиши секретную расписку о неразглашении.

Старший дал бумагу и, тщательно осмотрев свежую подпись, сунул в карман форменного кителя. После этого подтолкнул к собеседнику тонкую кожаную папку, к которой был прикреплен листок бумаги с надписью «ПРОЕКТ ЛУГАРУ».

Задернув окна плотными шторами, Евгений Зам-лынский метался по квартире, боясь зажечь свет. Только что вернувшись от Зинаиды Крестовской, он первым делом запер входную дверь на все засовы и замки, потом тщательно зашторил все окна и только так вздохнул более свободно, оказавшись почти в полной темноте.

Впервые в жизни ему было страшно. Страшно так, как не было никогда в жизни, даже в день смерти отца, когда Евгений вдруг четко осознал, что остался на этом свете абсолютно один. Ему было страшно так, что от этого неприятного и незнакомого ощущения даже кружилась голова.

Зачем именно его втянули в этот кошмар? А начиналось так хорошо, так спокойно и даже невинно. Визит старого друга, которого не видел сто лет. Спокойная, размеренная беседа. Ресторан на Дерибасовской. Настоящий виски.

Тихий, вкрадчивый голос:

«Ты пойми, впервые в жизни у тебя есть шанс! Шанс стать кем-то, доказать, что ты и сам способен на многое, без помощи отца. Ты даже не представляешь себе, каких высот ты способен достичь! Ты поставишь на колени весь мир…»

Он никогда и никому не доверял. Почему же доверился теперь? Возможно, потому, что прозвучало имя Андрея Угарова? «Андрей работал на нас. Он стал очень состоятельным человеком. Его жизнь сломала одна-единственная ошибка — то, что он снова вернулся к той странной женщине, с которой уже расстался однажды. Она сломала его будущее, его игру. Я надеюсь, в твоей голове побольше мозгов, и ты не сделаешь такой ошибки?»

Евгений смешался, стал отнекиваться, и на языке у него все время вертелись глупые и как-то по-детски наивные слова о том, что это он, не Андрей, именно он столько лет был влюблен в эту странную женщину, Зинаиду Крестовскую. И его жизнь, его, а не Андрея, должна была быть связана с ней.

Он помнил тот страшный разговор с отцом, когда впервые в жизни признался ему в своей любви к Зинаиде, умоляя не подставлять ее, спасти.

— Любовь — это отлично, — сухо кивнул отец, — и я избавлюсь от любви к тебе самым простым способом. Мне не нужен сын слюнтяй. На кону стоит твоя карьера, все твое будущее. А ты хочешь спустить все это под хвост какой-то вертихвостки. Отлично. Я отправляю тебя в НКВД со всеми твоими прошлыми запасами морфина, которые я сохранил, и сам умываю руки. Я избавил тебя от этой гадости. И ею же тебя утоплю.

Морфий. Веселая компания на первом курсе. Кража — взлом институтского сейфа. Деньги, чтобы добыть морфий. Отцу тогда удалось все прикрыть.

Но он сохранил кое-какие доказательства, которые могли стоить Евгению жизни. Он не сомневался ни секунды, что отец поступит с ним, как говорит. А ведь он так любил жизнь. Любил жить.

Евгений смалодушничал. А после этого уже не смел подойти к Зинаиде. Он даже возненавидел ее, боялся говорить о ней. Он знакомил Андрея с другими женщинами. Он радовался, что с Зинаидой у него ничего не вышло. Он так бездарно и малодушно погубил свою жизнь, что невыносимо было находиться наедине с собственной жизнью в темноте. Он, Евгений, боялся посмотреть в глаза своей собственной жизни.

Впервые за столько лет он вдруг подумал о том, что страшно виноват и перед Зинаидой, и перед самим собой. За молчание. За малодушие. За трусливый поступок. За Андрея. За всё. Он виноват. Но теперь не исправить. Разве что… Если Зинаида придет. Недаром он бросился к ней, попав в самую страшную переделку в своей жизни. Он вдруг подумал, что Зинаида единственный человек, который сможет помочь.

Хотя бы разобраться во всем этом! Он больше не мог быть один. Темнота убивала. Но знание убивало тоже. И было неизвестно, что страшней.

Почему же она не идет? Вне себя от страха, превращенный в жалкое, дрожащее существо, Евгений

Замлынский метался по квартире. И едва не заплакал, услышав долгожданный звонок в дверь…

На лестничной площадке между вторым и третьим этажом пахло собачьей шерстью. Он почуял этот запах еще снизу, еще даже не входя в парадную. Он забил ему ноздри, вцепился в горло ощущением обостренной чувствительности, привыкать к которой надо было каждый раз. Слишком много запахов, слишком много звуков… И вокруг — красная пелена. Сквозь которую все эти звуки и запахи становятся настолько точными, что он мог назвать их за множество километров. В это не поверил бы никто из людей. Но он уже не был человеком.

На лестнице послышались шаги — кто-то спускался сверху, и он уже знал кто. Запах псины стал абсолютно невыносим! С каким восторгом он вышел бы из своего угла, перестал маскироваться в этой темноте! Но не глупая псина была его целью. Не стоило обнаруживать себя ради пустого развлечения. Ему предстояло заново учиться терпению — терпению хищника, который подкарауливает свою добычу, слившись с лестницей. Тому терпению, которое помогает полностью раствориться в своей цели. И которого никогда не бывает у людей.