Рейс «Ориона» (Рассказы) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 9

— Да так, на всякий случай. Вдруг заплутает кто… А в степи ни огонька.

— Спасибо, — сказал Сергей, протягивая кружку.

— Может, еще хотите?

— Не надо…

Сергей не стал объяснять, что сказал спасибо не за еду, а за огонек, который избавил его от ночных блужданий.

Мальчик позвал Сергея в мазанку, но тот не пошел. Ночь была теплой, да и спать не хотелось. Мальчик отнес кружку и вернулся.

Они долго сидели молча. Лампа бросала вокруг мазанки кольцо рассеянного света, но мальчик и Сергей оставались в тени, под стеной.

— Ты каждую ночь зажигаешь свой маяк? — спросил Сергей.

— Каждую… Только дед сердится, что я керосин зря жгу. Я теперь стал рано-рано вставать, чтоб успеть погасить. Дед проснется, а лампа уже на лавке…

Мальчик негромко засмеялся и Сергей тоже улыбнулся.

— Сердитый дед?

— Да нет, он хороший… Он с белогвардейцами воевал, конником был. У него орден Красного Знамени есть.

— А что же он керосин жалеет?

Мальчик не расслышал, и снова наступила тишина.

— Не скучно здесь? — спросил Сергей, чтобы разбить молчание.

— Бывает, что скучно. Это, если дождь. А так интересно, тут горы, балки. В балках ручьи чистые-чистые. И шиповник цветет… — Мальчик нерешительно повернулся к Сергею, но не увидел лица. — А вечером делается тихо-тихо. И нет никого кругом. Спускаешься в долину и думаешь: а вдруг там что-нибудь удивительное… Смотришь, ничего нет. Только месяц над горой. Смешно?

— Нет, — сказал Сергей, и подумал, что ночью почему-то люди гораздо легче открывают свои тайны.

Сергей неожиданно задремал. Когда он проснулся, то увидел, что ночь посветлела. Снова проступили очертания гор, начинался синий рассвет.

Мальчик спал, завернувшись в телогрейку. Он сразу проснулся, как только Сергей поднялся на ноги.

— Эй, внук, — донесся вдруг из мазанки стариковский голос, — лампу задул? А то я сегодня рано встаю.

Мальчик вскочил. Сергей весело рассмеялся и протянул ему руку.

— Мне пора… Спасибо за огонек, товарищ.

Мальчик смущенно подал маленькую ладонь и покосился на лампу. Она все еще горела неподвижным желтым огнем.

— Как тебя зовут? — спросил Сергей.

— Антон.

— Ну, будь здоров…

Сергей пришел на свой стан, когда первые лучи уже пробились между облаками и каменистой грядой. В это же время подъехал на мохнатой лошадке хакас-почтальон.

— Телеграмма есть! — крикнул он. — Кто товарищ Калунов?

— Калинов, — сказал Сергей, и побледнел. — Это я.

Он рванул телеграмму и прочитал первый раз быстро и тревожно, второй — медленно и с улыбкой. В телеграмме говорилось, что жена Сергея родила сына. Она спрашивала, какое дать ему имя.

— Дай коня! — закричал Сергей. — Пожалуйста, дай. Съезжу на телеграф!

— Что ты! — воскликнул почтальон. — Не могу. Ответ пиши.

И Сергей торопливо начал писать: «Поздравляю сыном Антоном родная…»

Так появился на свете еще один Антон.

— А что дальше? — спросил Тоник.

— Все. Конец.

Тоник, не оборачиваясь, пожал плечами и протянул:

— Ну-у… Я думал, что-нибудь интересное.

— Что поделаешь… — сказал папа.

Тоник молчал. Он приклонил голову к нагретому солнцем косяку и крепко зажмурил глаза. Ему хотелось представить, какая бывает темнота в степи, когда опускается августовская ночь.

И еще Тонику вдруг стало обидно, что ему никогда не приходилось зажечь огонек, который бы помог кому-нибудь.

Когда стемнело, он украдкой взял свой фонарик и вышел на улицу. В переулке горела на столбе лампочка и светились окна. За рекой переливалась целая тысяча огней. Красные и зеленые огни горели у причалов, где стояли буксиры, катера и самоходки. Далекий самолет пронес над городом три цветные сигнальные лампочки… У каждого был свой огонек, и никому, видно, не нужен был фонарик мальчишки.

И вдруг сразу исчезли все огоньки, потому что глаза Тоника закрыли чьи-то маленькие теплые ладони. Тоник мотнул головой и сердито обернулся. Рядом стояли Римка и маленький Петька, и в руках у Римки был небольшой узелок.

— А мы картошку печь будем, — сказал Петька. Тоник толкнул ногой с обрыва обломок кирпича и слушал, как он, падая, шуршит в бурьяне.

— Ну и пеките, — ответил Тоник.

— Антон-горемыка, — вздохнула Римка. — Ты, что, сильно тогда брякнулся, да?

— Тебе бы так, — сказал Тоник.

Римка покачала узелком.

— Мы на костре будем картошку печь. Из сухой травы огонь разведем.

— Из травы! Там щепки есть на берегу…

— А тебя отпустят? — спросила Римка.

— Маленький я, что ли…

Они уже стали спускаться по тропинке, когда Тоник все-таки решил спросить:

— А он чего не пошел?

— Тимка-то? Дома его нет, — объяснил Петька.

— Мы проходили мимо, — сказала Римка, да у него в окне темно. Может, спит уже.

— Ну и что же, что темно, — пробормотал Тоник. Он подумал, что, наверное, Тимка лежит на кровати и смотрит в синее окно на далекие заречные огоньки. Все-таки плохо, если поссоришься, да еще зря.

— Может, он и дома, — вздохнула Римка. — Вы не помирились, да?

— Мириться еще… — сказал Тоник. Он остановился, подумал немного и полез наверх.

Скоро все трое были у Тимкиного дома.

— Постучи в окно, — велел Тоник Петьке.

— Ну да, — сказал Петька. — Лезьте сами. Там крапива в палисаднике во какая.

Тогда Тоник вытащил из кармана фонарик. Он включил его и так повернул стекло, что свет падал узким лучом. Тоник направил луч в окошко и стал нажимать кнопку: три вспышки и перерыв, три вспышки и перерыв…

Свет желтым кружком ложился на занавеску за стеклом и золотил листья герани на подоконнике.

И вот, наконец, ярко вспыхнуло в ответ Тимкино окно.

АЙСБЕРГИ ПРОПЛЫВАЮТ РЯДОМ

О том, что к ним кто-то приехал, Тоник узнал еще в коридоре. На вешалке висела рыжая собачья доха в бисеринках растаявшего снега, на полу лежал брезентовый тюк и стоял большой потертый чемодан.

Тоник всегда радовался гостям. Но сегодня ни гость, ни даже мысль о том, что завтра воскресенье, не улучшили настроения Тоника. Поэтому он равнодушно поздоровался с высоким лысоватым человеком в сером свитере и даже не стал никого спрашивать, кто этот человек, и зачем приехал.

— Отметки, что ли, плохие принес? — поинтересовался папа, когда Тоник нехотя сел к столу и начал царапать вилкой клеенку.

— Отметки-то хорошие… — вздохнул Тоник и положил вилку.

— А что нехорошее? — сразу встревожилась мама. — Антон, отвечай сию же минуту!

— Да понимаешь… самолетик. Бумажный. Я его на уроке выпустил случайно. А она сразу в дневник записала.

— Кто она? Ах, Галина Викторовна! Так, — деревянным голосом сказала мама. — Ну-ка, покажи дневник.

Тоник медленно слез со стула. Он знал, что оправдываться не стоит.

А дело было так. Пока весь третий «Б» умирал от скуки, слушая, как Лилька Басова объясняет у доски пустяковую задачку, Тоник мастерил из тетрадного листа маленький аэроплан.

Клочки бумаги упали на тетрадную обложку. «Будто льдины в голубой воде, если смотреть на них с самолета», — подумал Тоник. Летать и смотреть с высоты на льдины ему не приходилось, но это было неважно.

На одном из клочков он поставил несколько чернильных точек: на льдине оказались люди. Они терпели бедствие. С северо-запада и востока на льдину двигались громадные, ослепительно сверкающие голубоватым льдом айсберги. Тоник сделал их из самых больших обрывков бумаги. Он читал недавно об айсбергах и знал, что шутить с ними опасно. Сейчас они сойдутся, сплющат льдину, и люди погибнут в ледяной воде. Спасти их может только самолет Скорей!

Но пилот не рассчитал силы мотора. Самолет ударился бумажным крылом о чернильницу, взмыл вверх и упал в проходе между парт…

— Да-а, — сказал папа, прочитав запись учительницы. А мама обратилась к гостю: