Красная Луна (СИ) - Лушников Андрей Михайлович - Страница 17

Я согласился, и уже через десять минут мы стояли у входа в хозяйственный магазин. Митько подошел к прилавку и спросил у продавца:

— Где Кузяев?

— Там, — продавец указал на дверь во внутреннее помещение. — Вам нужно ключ сделать?

Митько промолчал, поднял вверх перегородку и направился в подсобную комнату.

— Эй, вы куда? Посторонним вход запрещен.

— Милиция, — брякнул Сергей Иванович и оттеснил продавца. Я засеменил за ним.

В помещении, куда мы попали, за станком сидел мужчина и аккуратно точил нож. Выглядел он отвратительно, наверняка часто и много пил. Нашего присутствия, он будто бы не заметил.

— Привет, Кузя, — поздоровался Митько.

— Здравствуй, здравствуй, Сергей Иванович.

— Мне нужна твоя помощь.

— Помощь?

— Да. Ты ведь раньше конструировал тайники для разных влиятельных людей?

— Ну и что?

— Хочу проконсультироваться.

— А не многого ли хочешь? Ты мне хоть раз в жизни помог?

— Слушай, падла, ты бы без меня сейчас на нарах сидел бы, петухом. Если ты не будешь мне помогать, я распишу всю твою жизнь на много-много пятнадцать суток, понял?

— Не ори, понял. Чо надо то?

— Барону ты тайник делал?

— Допустим.

— Я хочу знать, как он устроен.

— Ха!

— Никаких «ха»!

— Что мне, свои тайны при всех раскрывать? — Кузя покосился на меня.

Митько подумал и сказал:

— Володя, отойди.

— Но…

— Отойди!

Я развернулся и быстро вышел на улицу.

Играет он со мной, что ли? Всегда берет с собой, но не хочет ничего рассказывать. Я же не телохранитель его, в самом деле! Зачем ему понадобился тайник Барона? Что он хочет там найти? Все это оставалось для меня загадкой.

Митько вышел через пять минут и тут же заявил:

— Сегодня иду в квартиру Барона. Ты со мной?

Я вылупил глаза. Он хочет нарушить закон, влезть в опечатанное помещение и выкрасть что-то? Действительно, чему он меня учит?

— Если не хочешь, можешь не идти. Только тогда никому не говори об этом, хорошо?

— Я с вами, — сказал я.

— Ну и отлично, — улыбнулся Митько.

— Вы мне расскажете, зачем мы туда идем?

— Нет. Пойми, так лучше для тебя. Чем меньше знаешь, тем лучше спишь.

Я кивнул, хотя в душе был очень недоволен.

Митько достал из кармана продолговатую проволоку, сунул ее в замок и повернул. Раздался щелчок, и дверь приотворилась. Сергей Иванович спрятал отмычку, сорвал бумажку с надписью «опечатано» и сказал:

— Жди здесь.

Я не стал возражать и прикрыл за Митько дверь. Слава Богу, мимо никто не проходил, иначе он бы мог обратить внимание на меня и вся затея пошла бы к черту. Сергей Иванович задерживался, я уже начал волноваться и нервно прислушивался к шорохам в квартире. Когда я уже решил идти за начальником, тот появился сам, пряча в пакет зеленую папку. Митько быстро закрыл дверь, повесил обратно бумажку и сказал:

— Никаких вопросов. Уходим.

Мы вышли, Сергей Иванович внимательно осмотрелся и повел меня в переулок. Мы петляли дворами, меняя скорость, один раз даже зашли в незнакомый подъезд. Когда мы попали на проспект Ленина, напряжение исчезло с лица Митько и он, остановившись, проговорил:

— Извини, Володя, я тебя, конечно, задолбал, но у меня есть еще одна просьба. Я обещал дочке, встретить ее на вокзале, а сейчас оказалось, что не могу: мне надо с этими бумагами разобраться. Ты не мог бы…

— Мог, мог. Какой поезд.

— Из Москвы. На восемь тридцать. Вагон восьмой.

— А как она выглядит?

— Волосы белые, стройная. Глаза карие, нос прямой. Одна особенная примета — она красивая.

Я усмехнулся. Последнее предложение Митько произнес с гордостью. И я ему поверил. И нельзя было не верить, потому что про Наташу — дочь Сергея Ивановича, тоже ходило много историй. Ей было лет двадцать, она училась в МГУ на журналиста. Пока она жила в Сахарове, ее пытались клеить человек триста, в том числе и пятидесятилетний Крылов. Но она все еще была не замужем и выходила из всех передряг чистой, как стеклышко. В общем то я и согласился-то, чтобы посмотреть на Наташу и познакомиться…

Вот я снова нахожусь на вокзале. Мимо снова проносятся толпы людей: все торопятся, толкаются, стараясь не опоздать, успеть первыми, уехать от своих забот или наоборот…

Поезд из Москвы подъехал с опозданием на пять минут. Перрон был полон встречающими людьми, которые рассыпались неравномерными кучками, и мирно переговаривались.

Состав, заставил людей притихнуть и зашевелиться: те, кому нужны были первые вагоны, помчались вперед, кому последние — назад. Я остался стоять в середине — вагон Наташи был восьмым.

Поезд остановился.

«Поезд номер… «Москва-Сахаров» прибывает на первый путь, — затрещал динамик. — Нумерация вагонов производится от конца».

По перрону послышались недовольные вскрики и нецензурная брань. Те, кому нужны были первые вагоны, помчались назад, сталкиваясь по пути с теми, кому были нужны последние.

Я привстал на носках и обнаружил восьмой вагон в двадцати метрах слева. Пробившись сквозь толпу, я остановился рядом и начал наблюдать за спрыгивающими на перрон людьми.

Вот, молодой парень, бодро соскользнувший вниз, с двумя сумками в руках. Едва он прошел пару метров, как на шее у него уже висела смуглая брюнетка.

Вот почтенная женщина, которую встречает с цветами целая семья. Измазав всех своей недорогой помадой, она отходит в сторону. А на перрон спрыгивает…

… Она! Какой-то тонкой, неизведанной, но безошибочной интуицией я понял, что это она. Минимум косметики и максимум красоты, добрые, такие же, как у отца, глаза не могли принадлежать кому-нибудь другому на этом перроне.

Она поправила прическу, вскинула на плече сумку и оглянулась в поисках отца. Затем, безнадежно покачала головой и поплелась к вокзалу. Я шел чуть сзади, стараясь не догонять, и не отставать от нее. Мне хотелось еще несколько секунд понаблюдать за ней со стороны.

Наташа явно не торопилась: пройдя внутрь вокзала, она остановилась у игральных автоматов, и минуту вглядывалась в мелькающие на экранах заставки, видимо вспоминая детство.

Потом, она минуты две рассматривала прессу в газетном киоске. Когда я уже собрался подойти, она, наконец, выбрала красочный журнальчик, засунула его себе в сумку и двинулась в сторону запасного выхода, причем с такой скоростью, что мне пришлось за ней бежать.

Выбежав на свежий воздух, я быстро завертел головой: её нигде не было!

Вот же, дурак! Надо было сразу с ней знакомиться — как я теперь в глаза Митько посмотрю?

Сзади послышались быстрые шаги, меня неожиданно схватили и завели руки за спину. Я почувствовал у своей щеки леденящее прикосновение газового баллончика.

— Дернешься, — послышался за спиной отчаянный женский голос. — Прысну тебе в лицо. Понял?

— Понял, — я старался не двигаться.

— А теперь отвечай на вопросы. Почему ты за мной следишь? Что тебе нужно?

— Тебя этому папа научил?

— Причем тут мой отец? Отвечай!

— Я от Сергея Ивановича. Он попросил меня тебя встретить.

— Ты врешь.

— Почему, вру? Я прохожу у него стажировку, удостоверение в правом кармане куртки.

Продолжая держать меня под «прицелом» баллончика, Наташа достала из моего кармана «корочки» и внимательно их рассмотрела.

— Ладно, — сказала она опустив руку с оружием вниз. — А почему ты сразу ко мне не подошел?

— Просто, — замялся я. — Ну что пошли?

— Куда?

— На трамвайную остановку.

— Пошли.

— И часто тебе приходится доставать из сумочки газовый баллончик? — спросил я, когда мы не спеша шли по аллее.

— Не очень. Пристают часто, но в большинстве случаев несерьезно.

— Глаз на слежку у тебя наметанный.

— Да уж, — засмеялась Наташа. — А почему папа не смог меня встретить?

— У него дела важные…

— Важнее меня?

— Ну, нет, наверное. Просто их нельзя отложить.