Конан и день льва (CB) - Евтушенко Валерий Федорович - Страница 27

— Пожалуй, этот план может сработать, — не совсем уверенно произнес Троцеро.

— Он обязательно сработает, — подумав, сказал Публий. — Да и другого варианта связи все равно нет.

Графство Пуантен в географическом плане состояло как бы из двух частей: обширной равнины в междуречье истока Алиманы и Большой излучинв Хорота, в северной части которой сейчас разбил свой лагерь Аскаланте и кольцевидной горной гряды на юго-западе, там где Алимана и Хорот, объединив свои воды, устремлялись к Западному морю. В центре этого кольца гор находилась огромная густонаселенная плодородная долина, размером с такое государство как Хорайя или Хауран. Посреди долины возвышались гранитные стены города-крепости Терроны, столицы Пуантена, взять штурмом которую еще не удавалось никому на свете. В Пуантенскую долину можно было попасть по горным дорогам через перевалы с запада и востока, либо с севера, где кольцо гор размыкалось, образовав проход в две-три лиги шириной. К востоку от прохода ближе к Хороту у северо-восточного окончания горной гряды на равнине разбил свой лагерь принц Нумитор, а барон Гродер с большей частью повстанческой армии находился в нескольких лигах прямо к западу от него за Алиманой, откуда хорошо просматривалась северо-западная часть горной гряды. Вход в Пуантенскую долину защищал могучий форт, гранитные стены которого были не менее прочными, чем стены самой столицы Пуантена. Многочисленный гарнизон форта мог задержать продвижение любой армии, почему принц Нумитор и не рискнул войти в Пуантенскую долину.

На осуществление предложенного Конаном плана ушло около недели. Когда гонец, посланный к Гродеру вернулся назад и сообщил, что возвратившийся к броду барон, все понял и план поддерживает, было решено атаковать Нумитора в ближайшую ночь. Киммериец решил провести всю операцию своими силами, не прибегая к помощи Троцеро.

— От твоих рыцарей в ночном бою будет мало толку, — сказал он графу, — тех всадников, что остались у меня вполне достаточно. Нам ведь главное ввязаться в бой, наделать побольше шума а вот когда подойдет Гродер со своими мечниками и Просперо с конницей, тогда и начнется потеха!

Троцеро не стал возражать, сказав, что все же, на всякий случай, останется с рыцарской конницей у форта.

Когда совсем стемнело, солдаты Конана разожгли костер и начали марш к лагерю принца, рассчитывая добраться туда ближе к рассвету. Те, кто находился на горной вершине у поленницы дров, увидели огонь в долине и подожгли свой костер. Разведчики Гродера заметили огонь высоко в горах и доложили об этом Гродеру. Барон приказал выступать.

В лагере принца Нумитора царило безмятежное спокойствие. Никаких указаний от короля он не получал, чем в душе был доволен, его люди большую часть времени проводили в безделии и понемногу утратили бдительность. Даже десятские и сотники следили за поддержанием дисциплины без обычного рвения.

Ночного нападения никто не ожидал, поэтому под утро часовые, несшие службу, когда небо на востоке уже начало сереть, дремали опершись на копья и не заметили, как с разных сторон к лагерю подползли вражеские лучники. Сорвавшиеся с тетив их луков стрелы отправили к праотцам всех часовых, оказавшихся в поле зрения стрелков, так что никто не успел даже поднять тревоги, когда тяжелая конница киммерийца ворвалась в лагерь принца. Всадники рубили шесты палаток и выбегавших оттуда полуодетых солдат. Впереди своих воинов на могучем вороном коне летел сам Конан, круша двуручным мечом все на своем пути. Отовсюду слышались крики живых и стоны раненых, но большинство солдат Нумитора гибло под ударами мечей, не успев издать даже вскрика. Боссонские лучники, растянувшись цепью, непрерывно стреляли и редко какой стреле не удавалось найти свою жертву.

Принц, спавший у себя в шатре, не снимая доспехов, так как намеревался на рассвете лично проверить несение службы часовыми, при первых же звуках боя выбежал наружу с мечом в руках. Сохраняя спокойствие, он громким голосом призывал солдат сплотиться возле него и совсем скоро у его шатра собралось не меньше тысячи человек.

— Их всего горстка! — кричал Нумитор, быстро разобравшийся, что нападавших гораздо меньше, чем его солдат. Он вскочил на коня и повел своих всадников в атаку. В это время уже совсем начало светать и в бой вступили арбалетчики принца. Первый же их залп выбил их седел полсотни всадников Конана. Лучники обрушили ливень стрел на арбалетчиков, те открыли ответную стрельбу. Тяжелая конница принца столкнулась с всадниками Конана и опрокинула их. Казалось мятежники терпят поражение, но в это время вступили в бой подоспевшие мечники барона Гродера вместе с конницей Просперо и обстановка резко изменилась. От полного разгрома принца спасло лишь то, что он вовремя сориентировался и, отправив вперед обоз, приказал отходить к Хороту, туда, где еще оставалась понтонная переправа. В свою очередь и Конан, достигнув своей главной цели — соединения с бароном Гродером, подал сигнал к отходу. Оба войска покинули поле боя и стали расходиться в разных направлениях

Высказав предположение, что Нумидедиса сложившаяся ситуация устраивает, Публий был недалек от истины. Хотя главной цели — захвата вождей мятежников, Конана и Троцеро, королевские войска и не достигли, но Нумитору все же удалось разъединить их силы и запереть графа с киммерийцем в Пуантенской долине, а барона Гродера с пехотой повстанцев и вовсе изгнать за пределы Аквилонии. Со стороны это выглядело, как победа короля над повстанческой армией и к Нумедидесу уже стали поступать сведения о том, что многие из тех, кто поддерживал мятежников стали разочаровываться в благополучном исходе восстания. Имея основания надеяться, что оно заглохнет само собой, Нумедидес и не слал никаких указаний Нумитору, оставив его в Пуантене, как гаранта того, что Конан и Гродер не смогут соединиться. Король хотел выиграть время, чтобы, дав возможность Ульрику Раманскому утихомирить северных баронов, освободить его более, чем двадцатитысячную армию для переброски в Пуантен с целью разгрома вначале барона Гродера, а затем и Конана с Троцеро.

Но внезапное известие о ночной вылазке вождя повстанцев и соединении его с бароном Гродером, спутало все планы Нумедидеса. По самым приблизительным подсчетам, повстанческая армия вместе с тяжелой конницей Троцеро теперь насчитывала не менее пятнадцати тысяч, даже, если не считать новобранцев, которыми пуантенский граф, наверняка, пополнил свое войско. Чем больше об этом размышлял король, тем он больше впадал в ярость, граничащую с безумием, приступы которой в последнее время накатывались на него все чаще и чаще. Только этим и можно было объяснить, что он распорядился немедленно вызвать к себе Туландра Ту.

Колдун, погруженный в глубокое раздумье, восседал на железном троне в зале Сфинксов, который король передал в его полное распоряжение. На его лице аскета отражалась напряженная работа мысли, но о чем он думал, не знал никто. Сухощавый, средних лет Туландра Ту появился в королевском дворце не так давно, но внушал придворным такой ужас, что, увидев его высокую поджарую фигуру в темно-красной хламиде до самых пят, все они спешили поскорее спрятаться по углам, чтобы только не встречаться с ледяным взглядом его змеиных глаз. На голове Туландра Ту обычно носил железную корону в форме венца из двух переплетенных змей, из-под которой выглядывали его посеребренные сединой поредевшие волосы.

Его узкое хрящеватое лицо, казалось высеченным резцом скульптора из какого-то темного дерева, а тонкие, словно два лезвия, губы он время от времени облизывал узким, похожим на змеиное жало, языком.

Узнав, что его требует к себе король, Туландра Ту недовольно поднялся со своего трона и направился в королевские покои. В Палате Личных Аудиенций на иранистанском ковре стоял трон изящной и тонкой работы, хотя и не такой монументальный, как Рубиновый трон аквилонских королей в Тронном зале. Над спинкой трона распрямил крылья могучий геральдический орел династии Нумидидеса, усыпанный драгоценными камнями, а сам трон был украшен барельефными изображениями драконов, львов, мечами и звездами. Король восседал на нем, одетый в свою шитую золотыми нитями мантию с короной на голове.