Сияй, Бореалис! Армейские байки (СИ) - "Liz Elzard" - Страница 53

На самом деле ему этого не очень хотелось.

Седой останавливался у витрины и смотрел на лицо напарницы. Ей совершенно не шла его хмурость. Парень вздохнул поглубже, ощутив небывалую, совершенно незнакомую ему лёгкость. Прохладный воздух затягивался в ноздри, и Седой невольно заметил, что дышит так глубоко, будто пробует его на вкус. Свежая прохлада обволакивала лёгкие. Шагая, парень впервые смог насладиться движениями, не причиняющими боль. Людей не нужно было сторониться, чтобы никого не ранить.

Забывшись, Седой совсем не заметил, как натолкнулся на высокую пышногрудую девушку, шедшую навстречу. Он, даже не посмотрев на неё, извинился под нос и хотел сделать шаг, но незнакомка вдруг его остановила. Парень поднял взгляд. Это была молодая девушка с длинными русыми волосами, которые ниспадали с плеч волнами.

— Лирет, это ты? — изумилась та и посмотрела прямо в глаза.

— Ну, да, — неловко ответил Седой.

— Помнишь меня? Я Алиша. Твоя музыка тогда меня спасла. Представляешь, я теперь могу владеть магией! Она пусть и не сильная, но я теперь больше не бесточенница.

— Правда? — изобразил удивление тот. — Как же так вышло, что ты вдруг научилась магии?

Алиша рассмеялась.

— Да разве ты забыла, как играла мне на скрипке? Она меня исцелила. Не знаю, как, но исцелила. Это чудо.

Вот это действительно было неожиданно.

— Надо же, — пробормотал Седой. — Я… всегда это знал.

— Знал?

— То есть знала. В армии уже совсем забыла, что я девушка.

— Тебя всё-таки забрали, — огорчённо вздохнула девушка. — Ты могла бы играть для таких как мы, чтобы излечить.

— Да, мог…ла бы.

— Я сейчас работаю в цветочном магазине, и это благодаря тебе. Я всегда хотела поблагодарить тебя.

Алиша вдруг обняла его, радостно прижав к себе. Разумеется, она не знала, что в теле подруги была совсем не Лирет. Седой уткнулся носом в грудь, нырнув в тепло и облако лёгких духов. За долгое время, за эти несколько лет и даже больше это были первые объятия — тёплые и не причиняющие никому боль. В тот момент у парня внутри как будто раскололся толстый панцирь. То ли это была тоска, то ли горькая радость, но он вдруг ответил на эти объятия и крепко обнял Алишу, обхватив руками тонкую талию. Они простояли так с полминуты, затем девушка отстранилась, мило улыбнувшись. Только тогда Седой вдруг ощутил, как сильно в груди у него щемит. Это чувство обрушилось на него, нахлынуло из пробитой теплом трещины.

— Не расстраивайся ты так, — подбодрила Алиша.

Она вдруг протянула платок, и Седой понял, что сейчас стоит посреди улицы и пускает никому непонятные слёзы. Может, девчачье тело на этом сказывалось? Парень суетливо вытерся рукавом, шмыгнув носом.

— Ну, увидимся ещё, — пообещала девушка. — Не расстраивайся только.

— Я не расстраиваюсь, — глухо ответил Седой.

Они попрощались и разошлись. Парень побрёл вдоль по улице, совершенно не испытывая желания возвращаться в отель.

Лирет лежала в палате. За всё время к ней никто не зашел, лишь печати вокруг кушетки меняли свой цвет. Это было дистанционное лечение, и девушка знала, почему врачи выбрали именно этот способ. Лежать ей вскоре наскучило, несмотря на ноющую боль, которая приливами то убывала, то возрастала. В голове вертелся шум, в котором порой угадывался чей-то шёпот. Лирет решила, что это ей кажется из-за головной боли. Ей осточертело бороздить взглядом потолок и считать печати, наблюдая за их движением, тем более по какой-то немыслимой причине она оказалась в одиночной палате. Как только девушка ощутила облегчение, она заставила тело напарника подняться. Какое же тяжёлое оно было! Но это вовсе не из-за того, что Седой был выше. Тяжесть этому телу придавало изнеможение и болезненность движений, будто каждый сустав, каждая мышца были затверделыми, как февральская земля под снегом.

Лирет вначале села прямо. В голове стало шумно и больно, запульсировали виски. В груди вновь заскребло и забилось. Ту штуку откровенно хотелось выдрать с корнем. Она была чужеродным элементом в теле, прямо как соринка в глазу, которая не даёт нормально видеть. Девушка посмотрела на руки. Длинные худощавые пальцы и пожелтевшая кожа — в точности как у мертвеца. Стало жутко от мысли, что Седой мало чем отличался от трупа. Затем пальцы осторожно коснулись груди, но вдруг Лирет поразилась: они едва чувствовали прикосновения! Она судорожно ощупала тело. Все ощущения казались почти неосязаемыми, будто передавались сквозь плотную материю. Нечто притупляло чувства, заставляло их замирать. Тихонько, будто боясь, Лирет оттянула больничную рубашку и опешила.

Из груди торчал осколок камня размером с грецкий орех, который окаймляли жилки и шрамы. Внутри него мерцало бледно-зелёное сияние, от которого исходила прана. Она-то и порождала те самые неприятные ощущения. Камень на худощавой груди выглядел как украшение иссохшего посоха, в котором заключилась сила. Лирет пыталась понять, для чего камень понадобился Седому, ведь напарник был достаточно силён. Но чем больше девушка догадывалась, тем меньше у неё оставалось вопросов.

Едва ощутив под подошвами пол, Лирет поднялась. Её тут же настигло резкое головокружение, но оно оказалось слабо перед её желанием выйти из палаты. Натянув больничные тапочки, она высунулась за дверь. В дневное время здесь привычно ходили медсёстры, плелись вдоль коридора пациенты. Всё шло обычным чередом и навевало тоску. Это было, конечно, лучше драк насмерть, но всё же приключения казались куда более занятными. Задумавшись, Лирет не заметила, как натолкнулась на медсестру. Внезапно та вскрикнула, хватаясь за руку. На белой коже проступила кровавая полоска. Лирет шарахнулась в сторону, задев кого-то ещё. Теперь раздался другой крик. Полусонная атмосфера вмиг улетучилась. Все, кто был в коридоре, уставились на Лирет. Двое раненых попятились прочь, и девушка почувствовала на себе несколько боязливых взглядов. Она успела позабыть, на что способно это тело. Все смотрели на неё как на демона.

— Простите, — робко произнесла она голосом напарника. — Я не хоте…л.

— Монстр, — послышалась молва. — Чудовище.

Всё обошлось, но Лирет почувствовала неприятный осадок, ведь такая сила могла обозначать одно: постоянное одиночество и невозможность к кому-либо прикоснуться. Неужели Седой всегда терпел это? В кои-то веки ей даже стало его жалко. Девушка вернулась в палату с тяжким чувством, которое не могло сравниться с телесной болью.

К такому, как он, никто никогда не подойдёт, никто никогда не спросит как дела и тем более не станет общаться близко. Для людей это действительно был монстр, и так много было тех, кому не лень сказать эту колкость, но так мало тех, кто хотел бы побывать хотя бы на мгновение в теле того монстра, который на самом деле изнемогал от собственной боли гораздо меньше, чем от чужих слов.

В палату вошёл доктор. Он выглядел хмуро и неприветливо, держа в руках полупрозрачную бумагу, на которой высвечивались магические чернила. По его взгляду Лирет решила, что ничего хорошего сегодня больше не удастся услышать. Впрочем, она не ошиблась.

— Мы с трудом смогли провести анализы из-за ваших аномалий в пране, но всё же кое-что выявили — начал доктор. — Думаю, это будет в ваших интересах.

Он вынул другой полупрозрачный листок, на котором высветился снимок мозга — вещь, совершенно непонятная Лирет. Врач будто ожидал недоумения в глазах пациента.

— У вас запущенная опухоль в мозге, — сообщил он без выражения. — Настолько запущенная стадия, что вообще удивительно, что вы ещё живы.

— В смысле? — смогла только выдавить из себя девушка.

— В том смысле, что такое уже невозможно вылечить никакой чудотворной силой. Этот шанс упущен, к сожалению, а камень в вашей груди поддерживает лишь часть функций организма. Но опухоль прогрессирует.

Повисла неприятно вязкая тишина.

— Такие патологии свойственны бесточенникам, но, видимо, бывают исключения среди обычных людей.