Другая правда. Том 1 - Маринина Александра Борисовна - Страница 8

– Прошу вас, – Настя сделала приглашающий жест рукой. – Я слушаю.

Петр растерялся, взглянул вопросительно.

– Что я должен сказать?

– Все, что считаете нужным. Мы изучили два документа: постановление о возбуждении дела и протокол явки с повинной. Что заметили? На что обратили внимание? Что непонятно? Может быть, что-то смущает?

Молодой человек пожал плечами, бросил еще один взгляд на экран ноутбука.

– Да нет, все понятно. Дело возбудили, явку приняли.

– Наоборот, – поправила она, – сначала явку приняли, потом дело возбудили. Подшито не в том порядке, потому что постановление о возбуждении дела всегда идет вначале, а все остальное уже потом. Так положено. Так что, вопросов нет?

– Нет.

– Хорошо, тогда идем дальше. Какой там следующий документ?

– Допрос Сокольникова, где он рассказывает, как все произошло.

– Читали?

– Пытался, но там… В общем, там не все страницы есть, много пропущено. И от руки написано. Я начал, но быстро сломался.

– Распечатывайте, – вздохнула Настя.

Первый допрос задержанного Сокольникова выглядел и впрямь более чем странно: титульная страница отсутствовала, текст начинался с разъяснений прав: не свидетельствовать против себя и близких родственников; иметь защитника с момента объявления протокола задержания; а также разъяснения, в каком именно преступлении подозревается допрашиваемый. Кстати, о протоколе задержания… В описи, насколько Настя помнила, он числился под номером 3, между протоколом явки с повинной и протоколом первого допроса.

– Нет, – сказал Петр, – в файлах протокола задержания нет.

– Как думаете, почему?

– Наверное, там нет ничего важного.

Может быть, может быть… Ладно, посмотрим.

Итак, задержанный после явки с повинной Андрей Сокольников, двадцати семи лет от роду, подробно и последовательно рассказывал о том, как все произошло. С семьей Даниловых он соседствовал по коммунальной двухкомнатной квартире в течение трех с половиной лет, отношения первое время были нормальными, вполне дружескими, даже строили совместные планы ремонта стремительно ветшавшей жилплощади; затем отношения стали портиться, Даниловы начали злоупотреблять спиртным, не оплачивали телефон, не платили за коммунальные услуги, не выносили мусор, не мыли плиту, не производили уборку мест общего пользования… Перечень претензий к соседям был длинным и подробным, с описанием каждого имевшего место конфликта, и занимал несколько страниц, на которых живописно рисовались картинки от «несмывания за собой в туалете» до «Данилов бросился на меня с ножом». Затем страницы отсутствовали, и повествование возобновлялось с убийства Людмилы и Георгия в ходе обоюдной драки, при этом начало конфликта тоже оказалось пропущено, и было совершенно непонятно, с чего началась ссора и – самое главное! – как погибла шестилетняя девочка. Затем шел рассказ о том, как Сокольников вывозил за город трупы и закапывал их. Затем снова пропуск, после которого имелась лишь самая последняя страница протокола, на которой сверху от руки было написано: «Иных замечаний и дополнений на данный момент не имею», подпись Сокольникова, подписи старшего следователя и заместителя прокурора. Все.

– Как вы думаете, что было на последних пропущенных страницах? – спросила Настя.

У нее имелись предположения, но ей было важно, чтобы Петр сам начал думать.

– Трудно сказать… Трупы вывез, закопал, одежду сжег… Вроде он все рассказал, а судя по номерам, там еще три страницы должны быть.

– Думайте. Поставьте себя на место следователя. Перед вами сидит молодой человек, который рассказывает, как два с половиной месяца назад убил целую семью и теперь пришел с повинной. О чем вы его спросите?

– Не знаю. Мне кажется, следователь спросил все, что нужно.

Она вздохнула.

– Плохо, Петр. Существуют как минимум еще три обстоятельства, которые следователю необходимо было прояснить в ходе допроса. Первое: убийства в том виде, как они описаны Сокольниковым, должны были породить обильные следы крови. Понятно, что человек не станет жить два с половиной месяца среди кровавых следов, особенно такой человек, как наш Андрей Александрович, – приверженец чистоты и порядка. Значит, он следы уничтожал и квартиру отмывал. Как? Чем? Когда? Второе: три человека внезапно исчезают, и что, никто этого не заметил? Никто их не искал? Наверняка искали, и звонили по телефону им, и домой приходили, но заявления в милицию о розыске никто, судя по всему, не подавал. Это означает, что Сокольникову довольно ловко удалось убедить всех интересующихся, что все нормально, люди уехали, например, в отпуск, благо дело было летом.

– Рискованно, – заметил с сомнением Петр. – Им же могли позвонить на мобильный, чтобы убедиться, что они в отпуске, и забеспокоиться, когда ни один номер не отвечает.

Настя рассмеялась. Боже мой, как быстро все меняется!

– В девяносто восьмом году мобильные были далеко не у всех, по тем временам такое удовольствие считалось дорогим. Это сейчас можно купить аппарат практически на любой карман, а если серый – так и вовсе за копейки, а тогда за трубку нужно было выложить приличную сумму, да и разговоры были не дешевыми. Если хотя бы половина того, что Сокольников рассказал на допросе, правда, то есть муж и жена Даниловы регулярно попивали и постепенно опускались, то я готова голову дать на отсечение, что у них не было не только мобильников, но и пейджеров. Так что слова об отъезде в отпуск, например, куда-нибудь в деревню, проверить невозможно. Следователь обязательно должен был задать соответствующие вопросы.

Она сделала паузу, вернулась к первой странице протокола, усмехнулась.

– А третий пункт вы должны сформулировать сами, дорогой Петр. Направление мысли я вам задала, думайте.

– Ну Анастасия Павловна, так нечестно! Я же не специалист в уголовном процессе, я ничего в нем не понимаю, а вы хотите, чтобы я догадался. Хоть подскажите: мне нужно что-то в кодексе посмотреть? В каком разделе?

– Вопрос не на знание права, а на знание жизни. Думайте. В кодекс смотреть не нужно, достаточно просто напрячь извилины.

Настя посмотрела на обескураженное лицо журналиста и рассердилась на себя. Взрослый парень, самостоятельный, получил высшее образование, работает, к чему-то стремится, хочет написать книгу, а она с ним разговаривает, как с малолетним недоумком. Стыдно. Не выйдет из нее педагог, зря Таня на нее понадеялась.

– Начните с первой страницы, с листа разъяснений, – посоветовала она, смягчив тон. – Обратите внимание на разъяснение права на защиту.

Петр защелкал мышкой, листая фотографии, нашел нужную, пробежал глазами.

– В настоящее время я готов дать показания без защитника, от последнего отказался не по материальным соображениям, – прочел он вслух. – Это?

– Да, – кивнула она. – А теперь последнюю страницу посмотрите.

– Так там же ничего нет! – удивился Петр. – Замечаний и дополнений не имею, и три подписи.

– Там есть одно очень важное слово: «иных». Читайте внимательно. «Иных замечаний и дополнений на данный момент не имею». Значит, на предыдущей, пропущенной, странице есть как минимум одно замечание к протоколу. А возможно, и не одно.

– Это означает что-то важное? – в голосе Петра зазвучала напряженная настороженность.

– Как знать… Давайте на минутку представим себе, что вы правы в своих первоначальных предположениях и все было именно так, как вы мне рассказывали. Андрей Сокольников – удобная легкая жертва милицейского произвола. На допросе он говорил о том, что дважды обращался к участковому по поводу ненадлежащего поведения соседей, и участковый предложил им разъехаться, коль уж они не могут ужиться под одной крышей. В описи материалов первого тома пропущена вторая страница, и я готова сделать немыслимое допущение, что именно на второй странице указаны документы, из которых следует, что информация о загадочном исчезновении семьи Даниловых у милиции была задолго до того, как их сосед явился с повинной. Я просила вас сделать сверку материалов по описям. Сделали?