Мадемуазель Каприз (СИ) - Бэйн Екатерина - Страница 29

— Ты так хорошо знаешь ее вкус?

— Это видно невооруженным взглядом.

— Я вижу, что мисс Лефевр не обращает на него внимания, — осторожно заметила Эльвира.

— А зачем на него обращать внимание? — удивился Рэдклифф, — от этого зануды нужно держаться подальше. Ты бы слышала, как он с ней разговаривает. Плакать хочется.

Эльвире тоже хотелось плакать, но по другой причине. Она видела в Валентина опасную конкурентку. Очень опасную. Ее спасало только то, что сама Валентина этого не осознавала. Она пока не созрела для более серьезных отношений. Но только пока. Вполне возможно, что скоро все изменится. А еще женщине не нравился Рэдклифф, то, как о говорил о Валентине. Он слишком хорошо изучил ее и мог предугадать почти все поступки. Фырканье девушки его не возмущало, только забавляло. Черт возьми, ему нравилось с ней препираться!

Наутро Валентина поднялась с приятным ощущением того, что спит в настоящей постели, в настоящей комнате и в настоящем доме. После почти месячного пребывания на корабле девушка позабыла, как это приятно. Она потянулась и села на постели, осматриваясь по сторонам. Комната была очень уютной, но разительно отличалась от того, что Валентина привыкла видеть у себя дома. Фыркнув, девушка потянула за шнурок звонка. Через минуту к ней вошла горничная, мулатка с шоколадного цвета кожей, лоснящейся на круглом, добром лице. Она сразу расположила к себе гостью почти материнским отношением.

Покрутившись перед зеркалом и оценив все свои многочисленные достоинства, а недостатков у Валентины, по ее мнению, не было, она спустилась к завтраку. За столом девушка встретила всю вчерашнюю компанию, кроме Патрика, который, должно быть, уже уехал. Валентина сразу поняла, с какой целью он это сделал и почувствовала прилив необыкновенной бодрости и возбуждения. Патрик наверняка поехал договариваться о побеге, а стало быть, они скоро сбегут. Это было так заманчиво, поскольку подобные случаи случаются в книгах на каждом шагу и это очень романтично. Только представить себе — настоящий побег! Это гораздо интереснее обыденной жизни. Правда, что уж греха таить, в последнее время в жизни Валентины сплошь и рядом случались события, которые выбивались из общего фона. Оставалось только удивляться, как это ей до сих пор не наскучило. Но она вообще любила приключения. В идеале. То есть, со всевозможным комфортом и удобствами. К тому же, везти ее собирались на Барбадос, а не домой, значит, приключения продолжались.

Валентина регулярно получала письма от своей кузины Анриетты, в которых та настойчиво зазывала ее в гости. Девушка давно бы это сделала, но тетушки, которые всегда были обязаны ее сопровождать, постоянно откладывали этот момент. Тете Амелии вообще не нравился Барбадос, а у тети Маргариты всегда были какие-то неотложные дела, которые следовало решить срочно. Но теперь, когда надоедливые тетки были далеко, никто не мог помешать Валентине выполнить задуманное. Она поедет на Барбадос и навестит кузину. Точка.

Дальнейшее время гости проводили очень весело. Валентина, как всегда, была окружена приятными поклонниками, которые ничего от нее не требовали и не претендовали на что-то большее. По мнению девушки, они могли бы дать Патрику сто очков вперед.

Эльвира во всеобщих увеселениях участия не принимала. Она сидела в удобном кресле и наблюдала за своей гостьей, с каждой минутой преисполняясь к ней все большей неприязнью. Противная кривляка — француженка! Что они все в ней находят? Глупая, ограниченная девица, пустая и ветренная. Просто пустоголовая трещотка, вот и все. Ух, гадкая девчонка! Сидит, улыбается, болтает, глазки строит! Знает ведь, как это действует на мужчин. И не говорите ей, что она ничего не понимает. Все она прекрасно понимает и во всем отдает себе отчет. Просто ей это нравится. Нравится морочить мужчинам головы. У-у, малолетняя хищница! Так бы и оттаскала ее за космы!

— Ты сидишь с таким видом, словно дуешься на весь мир, — сказал ей Рэдклифф, садясь рядом, — ты чем-то недовольна, Элви?

— Что ты, я всем довольна, — желчно отозвалась Эльвира, — а особенно тем, что ты привез свою очаровательную "кузину".

Последнее слово она произнесла так, что любой мог бы догадаться, что именно она имела в виду. Рэдклифф сперва сделал большие глаза, а потом возмутился:

— На что это ты намекаешь? Черт, как мне это надоело. Вы все словно сговорились.

— Значит, не я одна, — торжествующе сказала женщина.

— Все это чушь. Полная чушь.

— Неужели? Не понимаю, как у тебя хватило наглости привести ее в мой дом?

— Мы можем оставить твой дом в любую минуту, — Рэдклифф начал злиться.

— "Мы"?

— Не цепляйся к словам. Я тебе в последний раз говорю, что с ней у меня ничего не было, нет и не будет.

— Да? Почему же?

— Да ты посмотри на нее! Это же сущий ребенок. Она еще не выросла, одни глупости на уме.

— Ха-ха-ха, — выдала Эльвира, — однако, ты прихватил ее с собой ненароком.

— Ну не бросать же мне ее было. Оставить эту сопливую, беспомощную девчонку пиратам? Ты в своем уме?

— А ты в своем? Почему ты не вернул ее домой сразу?

— Отстань. Мне надоело отвечать на этот вопрос двести первый раз. Повторяю: оставь меня в покое.

Было заметно, что эти разговоры изрядно злили Рэдклиффа. Эльвира знала, что нужно остановиться, но ее словно толкал какой-то мелкий и пакостный бес.

— Теперь я тебе надоела. Ну конечно, ведь на горизонте появилась более молоденькая и хорошенькая. А ты всегда любил разнообразие.

Капитан молча встал и отошел в противоположный конец комнаты.

Патрик вернулся после обеда и в первую очередь направился к Рэдклиффу, чтобы доложить ему, что на корабле все в порядке. Следующей по плану у него была Валентина, которая, словно совершенно позабыв о его существовании, весело болтала со своими новыми знакомыми. Она почти никак не прореагировала на приход Кейна, что, понятно, не могло его обрадовать. Не теряя времени даром, он подошел к ней и вполголоса сказал:

— Вы опять за свое.

— Я ничего плохого не делаю, — удивленно отозвалась Валентина, что только лишний раз подтвердило, что детская пора ее еще не миновала.

— Делаете. Вы кокетничаете.

— Ну и что? Я люблю кокетничать и я буду кокетничать. Никто не может мне этого запретить. Не повторяйтесь, месье Кейн, это становится утомительным.

— Неужели? Вы хотите сказать, что я вас только утомляю? — Патрик сразу же полез в бутылку.

— Нет, не только, — сказала девушка сущую правду, но развивать эту тему не стала, — вы лучше скажите, что вам удалось выяснить насчет побега?

— Говорите тише, — нервно вздрогнул тот и непроизвольно оглянулся.

— Ладно — ладно, — зашептала Валентина, — ну, так что там?

— Сегодня вечером, часов в двенадцать. Я обо всем договорился.

— В двенадцать? Это уже ночь. Вот здорово, — вырвалось у нее, — я еще никогда не сбегала ночью.

— Тише, — вновь принялся увещевать ее Патрик, — что вы кричите на всю гостиную?

— Не понимаю, что вы такой нервный? — она пожала плечами, — никто нас не слышит. Миссис Томпсон играет на фортепиано, а все делают вид, что слушают. Все в порядке. А как мы доберемся в порт? У вас где-нибудь припрятан экипаж?

— Все продумано…, - начал тот, но не закончил.

Он заметил, что Рэдклифф поглядывает в его сторону с интересом. Но Валентина хотела все знать немедленно.

— Так что же? — повторила она.

— Я потом вам скажу. Будьте готовы к двенадцати. Я стукну… да, стукну в вашу дверь и вы выйдете. Все, я ушел.

Валентина хихикнула, найдя его опасения забавными. Впрочем, у нее и без того было прекрасное настроение.

Валентина даже не стала раздеваться. Она собрала свои пожитки и приготовилась ждать условного стука в дверь, изнывая от нетерпения. Время же, как назло, тянулось ужасно медленно. Если б кто-нибудь спросил у нее сейчас, почему она это делает, девушка не сумела бы дать однозначного ответа. А все ее объяснения выглядели бы глупо и неубедительно. Но что делать, именно эти причины и принуждали ее к бегству. Во-первых, это было очень интересно, во-вторых, если ее такими темпами будут везти домой, она туда попадет как раз к старости, и в-третьих, Валентина хотела повидать свою кузину, пока ей выпала такая возможность. Очень странные причины для побега, но других у нее не было, в конце концов, ей было только семнадцать.