Пограничье (СИ) - Ли Марина - Страница 45

   И мне немедленно стало жарко, я вспыхнула, как спичка, и почти повисла на мужских плечах, потому что коленки предательски подкосились. Павлик довольно заворчал и бессовестно опустил свои руки вниз по моему позвоночнику, чтобы подхватить, сжать и приподнять, посасывая легонечко мою нижнюю губу и наблюдая за мной из-под полуопущенных ресниц. А я окончательно пропала, когда заметила этот его взгляд, и зажмурилась, тая в его руках.

   — Пойдем ко мне? — шепнул он, прокладывая горячую дорожку из лихорадочных поцелуев по моему подбородку, на шею, до ключиц.

   — Я не могу...

   Моя решимость таяла пугающе быстро. Я готова дать отпор и сказать решительно «нет», но не когда меня целуют, буквально поедая мой рот, как самый вкусный в мире десерт.

   — Конечно, можешь.

   К игре языка присоединились зубы и задыхающийся вибрирующий голос.

   — Не хочу оставлять тебя одну. Милая, пожалуйста! Не сегодня...

   Я таю. Растекаюсь лужицей, словно безмозглая Снегурочка.

   — Поль! — вместо решительного протеста из горла вырывается какое-то девчачье хныканье, и Павлик от него приходит в абсолютный восторг.

   — Пожалуйста!

   Лучше бы он перестал. И не просил таким срывающимся голосом, потому что я же ведь соглашусь...

   — Или к тебе, — он почти угадывает причину моего беспокойства. Ясно, что у себя дома я буду чувствовать себя увереннее. Но беда в том, что я не хочу, чтобы он был таким догадливым и чутким. Я наоборот мечтаю о том, чтобы он сейчас совершил ошибку, чтобы я в образовавшейся паузе успела прийти в себя.

   Но он не дает мне такой возможности и, кажется, вовсе не собирается меня отпускать и давать передышку. Тяжелая рука перебирается с ягодиц на середину моей спины, и там замирает. А губы целуют, и язык вместе с зубами тоже. И я нетерпеливо прогибаюсь под слишком медленной рукой.

   — Пойдем! — обманул Павлик, он не домовой, он чертов инкуб, потому что только от его голоса плавятся все кости в моем теле. — Милая... Рыжик... Сонечка... Соф... Научу еще одной штуке...

   — Ох! — туман в голове по консистенции напоминает манную кашу, и я согласна, я на все согласна. Почти. Павлик словно почувствовал, что моя капитуляция близка, его глаза уже загорелись победным огнем, а я в поисках выхода, еще раз обежала взглядом внутренний дворик ивского эфората и, с трудом сдерживаясь от того, чтобы застонать, пробормотала торопливо:

   — А где все?

   — К чертям всех! Не представляешь себе, какая ты сладкая!..

   Он мягко погладил мои губы большим пальцем правой руки, а я отчетливо поняла, что, в принципе, нет ничего страшного в том, чтобы перебраться ко мне. Во-первых, там тепло, во-вторых, Зойка не будет теребить зубами подол моего любимого платья, а в-третьих... в-третьих, чего я, собственно, боюсь?

   Мое лицо мятным ветерком обдало дыхание Павлика, и я уже даже рот открыла, чтобы произнести заготовленное:

   — Ладно, давай ко мне. Но ничего такого. И в самый последний раз.

   Однако обнимающий меня мужчина заговорил первым:

   — Ты это специально! — произнес он несчастным голосом и при этом послал мне укоризненный взгляд.

   — Что?

   — Спросила про эфорат, чтобы отвлечь меня... — мне кажется, или его голубые глаза горят в темноте позднего осеннего вечера синим пламенем? Тряхнул головой и наваждение прошло.

   — Но ты права, надо выяснить, что здесь произошло, прежде чем отдать всего себя личной жизни, — он уверенно потянул меня к сторожке, продолжая говорить:

   — Все-таки я начальство, негоже подавать подчиненным дурной пример... — привычно подмигнул мне, сверкнув белоснежной полоской зубов, а я взяла и вздохнула сокрушенно, глядя на его красивый влажный рот.

   — Не делай так! — просипел он умоляюще и одновременно предостерегающе. — Либо я за себя не отвечаю.

   Другая я обязательно испугалась бы в связи с этим немного агрессивным заявлением, но я сегодняшняя только согласно кивнула, ни на секунду не устрашившись. Наоборот, другая я почему-то обрадовалась и глупо заулыбалась, пряча от Павлика разрумяненное глупое лицо и еще более глупую улыбку.

   Начальник ивского эфората подозрительно сощурился, удивляясь моей молчаливости и внезапной покладистости, но, видимо, решил разобраться с этим позже, сжал мою ладонь в левой руке, а правой яростно стукнул в дверь сторожки.

   — Эй. Кто там есть?! Открывайте. Начальство явилось.

   Самым страшным во всей этой истории, если забыть о чудовищном позоре в цветочном магазине, было даже не внезапное нападение волка, не то, что целую минуту Гавриил думал, будто его жизнь закончилась. Самым страшным было слезть с дерева вниз, на надежную и твердую землю, цепляясь одной рукой за шершавую ароматную кору, а второй удерживая проклятый мешок.

   Внизу Гаврика поджидал старший ивский эфор. Он хмурился, лохматил ежесекундно и без того лохматую голову и, сгорбившись, ходил вокруг сосны.

   — Господин Рост, примите мою искреннюю благодарность, — вдохновенно затараторил Гаврик, спустившись на землю, — мой род не останется в долгу, когда узнает...

   — Рад был помочь, — перебил его мужчина и опустился на четвереньки, испачкав красивые форменные брюки обычной лесной гнилью, — но я не могу принять родовую благодарность. Потому что твое спасение вышло совершенно случайно. Мы здесь не из-за тебя.

   И забормотал возмущенно под нос:

   — Ничего не понимаю! Да что ж такое-то!?

   Гаврик потоптался на одном месте, мучительно краснея и переживая в связи с образовавшейся неловкой ситуацией. Интересно, как бы на его месте поступил дядя? Вежливо поклониться и уйти? Но господин Рост даже не смотрит в его сторону. Подождать, пока посмотрит? А сколько ждать-то? Вон он как активно ползает, сокрушается с печальным видом, пыхтит... Сразу видно — чистый гном. Видать, на жилу напал вот и прогнал всех, один остался.

   Гаврик мысленно ахнул! Вот! Вот он выход из ситуации: не уходить ни за что на свете, прилепиться к старшему эфору пиявкой, тогда он просто будет вынужден поделиться с парнем кладом. А много ли ему надо? Нет, на тридцать процентов Гавриил не надеялся, но десять — десяти как раз бы хватило для того, чтобы принарядиться, купить по-настоящему ценный подарок и тогда ОНА, наконец-то, заметит, что он давно уже не ребенок.

   Гаврик, по-щенячьи подпрыгивая на месте, нетерпеливо почесал левую ладонь — к деньгам. Ох, к деньгам! — и решил действовать, как любит говорить дядюшка Гамлет Лирикович, ловить Петра с утра. Где именно его ловить, Гаврик не знал, а самого мифического Петра представлял огромным бородатым мужиком, обязательно в лаптях и с плетеным лукошком. Еще он не знал, почему Петр все время убегал и прятался и зачем его ловить, но вот что он понимал отчетливо и весьма определенно, так это то, что если сейчас не намекнуть гному, что кладом придется делиться, то ничегошеньки от него потом и не добьешься.

   — Господин Рост? — Гаврик покосился на все еще белеющий в траве гриб и тоскливо вздохнул, пропадает же добро. — А что мы ищем?

   Старший эфор оглянулся на мальчишку через плечо и хмыкнул едва слышно:

   — Золото и бриллианты, конечно. А ты думал, что?

   Вот так вот просто?

   — Не иначе, хочешь, чтобы я с тобой поделился?

   — Х-хочу, — но на всякий случай отступлю на шаг ближе к тракту, говорят, эти гномы совсем с катушек съезжают, если кто-то пытается покуситься на их сокровища.

   — А не боишься? — старший эфор зловеще сощурился и плавно двинулся за парнем.

   Гаврик с тоскою посмотрел на уже полюбившуюся сосну, которая, к сожалению, была недосягаема из-за того, что находилась за спиной возжелавшего злата гнома. Оставалось надеяться только на быстроту ног. Ну, и на то, что кровь предков все-таки проснется. Дядя не раз говорил, что просыпается она исключительно в стрессовых ситуациях и у всех по-разному. У кого-то в два года, у кого-то в сто два. Гаврику было пятнадцать. И она пока молчала, зараза.