Пограничье (СИ) - Ли Марина - Страница 39

   С чего начать свою карьеру Павлик толком не знал, но были у него какие-то смутные идеи насчет того, что сразу после побега он должен очутиться на постоялом дворе. Или в трактире, на худой конец. Почему-то казалось, что это разные вещи, хотя Павлик проверял в словаре — одно и то же, только называется по-разному.

   Там он и очутился спустя трое суток пеших скитаний по лесам и бездорожью — по крайне мере, старый заброшенный тракт можно было смело, закрыв один глаз, обозвать бездорожьем — сбив себе ноги до... в общем, сбив ноги и натерев мозоли в самых неожиданных местах.

   Трактир романтично назывался «Пьяный Джокер» и Павлик понял, что это его шанс. С существительным «джокер» в сочетании с прилагательным «пьяный» у молодого человека ассоциировался исключительно добрый, бородатый боцман в круглой шапочке с аккуратным голубым помпоном. И этот боцман возьмет его юнгой на бригантину, которая будет называть «Ариэлла», в честь любимой женщины капитана. Или не на бригантину, а на фрегат. «Стремительный» или «Неуловимый». Или вот «Альбатрос» тоже очень красивое название, хоть альбатросов Павлик никогда в жизни не видел, даже на картинках.

   Действительность оказалась не такой романтичной. Она даже прозаичной не была. Она была ужасной. Потому что трактир с прелестным названием «Пьяный джокер» по сути своей являлся жуткой прокуренной дырой, с одним почерневшим от старости окном, с грязными столами и с сигаретным пеплом под ногами. Зато хозяйка была... романтичной. Грудастая фигуристая баба улыбнулась Павлику, блеснув одиноким золотым зубом, и подмигнула густо накрашенным синей краской глазом, а потом спросила хриплым баском:

   — Чего тебе, малыш?

   — Мне бы квасу, — парень прокашлялся и придал голосу уверенности, — поесть чего-нибудь. И пере... — про переночевать он передумал в тот момент, когда огромная крыса вальяжной походкой пробежалась вдоль стены и скрылась в дыре в полу. — И переждать дождь, если можно.

   — Можно, — трактирщица подмигнула вторым глазом и наклонилась вперед, устроив необъятную грудь на барной стойке.

   Павлик сглотнул и испуганно отвел глаза в сторону. Как-то вдруг расхотелось становиться великим путешественником. И не великим тоже. И вообще, путешественником, а захотелось назад в Зачарованный лес, а лучше всего, на мамину кухню, где вкусно пахло пряными травами и свежим хлебом, не было крыс и сизого дыма от сигарет.

   Но дом, который совсем еще недавно казался враждебным и холодным, был далеко, а он, Павлик Жмуль был здесь и сейчас. И здесь и сейчас он старался казаться взрослым и уверенным в себе. Поэтому он взял тяжелую кружку и устроился за столиком, который был ближе всего к двери. Запах свежего кваса ударил в нос, заглушая своим ароматом всю трактирную вонь, рот немедленно наполнился слюной, и Павлик даже зажмурился на миг от удовольствия. По крайней мере, напиток здесь был отменным.

   Первую кружку выпил залпом, не дожидаясь, пока осядет густая желтая пена, вторую растянул на весь ужин, состоявший из тугой желтоглазой яичницы, нескольких круглых кусочков хорошо прожаренной колбасы, одного соленого огурца, от одного взгляда на которой восторженно свело челюсть, и здоровенного ломтя крестьянского хлеба.

   Это было неожиданно, потому что весь антураж трактира намекал на то, что на ужин Павлику принесут жареные крысиные хвосты и к ним соус из тараканьего молока. Хозяйка трактира внезапно оказалась замечательным поваром. И судя по плотоядным взглядам, которые ловил на себе будущий великий путешественник, женщина рассчитывала на хорошие чаевые.

   Дверь трактира скрипнула, и в полутемный зал вошел еще один посетитель. Невысокий испуганный юноша в низко надвинутой на глаза кепке. Он огляделся, брезгливо скривил пухлые губы и, нерешительно шагнув к барной стойке, попросил дрожащим тонким голосом:

   — Уважаемая, будьте любезны, стакан воды, пожалуйста... — и покосился на двух типов мрачного вида, игравших в карты за столиком у стены.

   Типы, не скрываясь, рассматривали нового посетителя и, кажется, видели то же, что и Павлик. И хозяйка видела. И даже крыса высунула из дыры в полу свою любопытную морду, обо всем догадавшись.

   Единственным, кто ничего не замечал, а просто пил воду мелкими глотками, стреляя по сторонам черными, как южная ночь — эту метафору Павлик вычитал в книге одного путешественника — глазками, был стоявший у стойки юноша. А точнее, девушка, переодетая мальчиком и наивно полагавшая, что этого реально никто не замечает.

   Один из карточных игроков что-то неслышно произнес, а второй рассмеялся и откинулся назад, качнувшись на задних ножках стула.

   — Шел бы ты, малыш, отсюда! — шепнула трактирщица, едва шевельнув губами.

   Девушка бросила на игроков еще один коротенький взгляд и, кажется, начала догадываться, что попала в беду. Поправила плащ и кепку и громко пискнула:

   — Папа с братьями ждут меня на улице!

   Это не обмануло даже крысу, что уж говорить о людях.

   — Мышка, что ты там пищишь? — прохрипел тот картежник, что раскачивался на стуле, а второй задумчиво посмотрел на обтянутые брюками стройные ножки и добавил:

   — Иди к нам, мы тебя согреем, — и передвинулся так, чтобы загородить собой выход из зала.

   «Твою ж мать!» — подумал Павлик.

   «Мамочка!» — мысленно воскликнула переодетая в мальчика девица.

   «Только этого мне не хватало!» — тоскливо скрипнула зубами трактирщица. А крыса не подумала ни о чем, она дернула кончиком чуткого подвижного носика и юркнула назад в нору, словно почувствовала острую необходимость как можно скорее убраться отсюда подальше.

   — Иди-иди! — первый игрок резко опустил стул на все четыре ножки и поманил девушку пальцем, а второй ухмыльнулся, обнажив ряд почерневших от жевательного табака зубов.

   — Стой на месте, — тихо, но решительно проговорил Павлик и быстро заглянул в бледное девичье лицо, заметив, что черные глаза стремительно увеличиваются в размерах, наливаясь слезами. — Черт! Только не плачь!

   Видимо, женские слезы будущий великий путешественник не переносил в принципе все, а не только материнские. Он поднялся и быстро оттеснил девчонку в дальний угол, загородив ее собой.

   — Уйди, сопляк! — велел один из картежников.

   Плана по спасению не было никакого. Выход отрезан. Окно слишком узко, чтобы вырваться двоим...

   — Мамочка! — тоненько всхлипнули за спиной, и Павлик вдруг до краев наполнился мужеством, решив, что смерть в бою за честь неизвестной девицы — тоже неплохой финал. Только маму жалко, плакать будет. И еще жалко, что рядом нет Альфа Ботинки — некому будет сложить посмертную песню о его героическом поступке.

   Они поднялись с мест одновременно и слаженно, видно было, что не впервые действуют сообща. Краем глаза Павлик заметил, что трактирщица ломанула со всех ног по лестнице наверх, откинул голову назад и, не спуская глаз с разбойников, а в том, что это именно разбойники, он больше не сомневался, произнес:

   — Не реви. Как только проход к двери освободится, сразу беги!

   Девица истово закивала, но сообразив, что парень ее не видит, прошептала:

   — Хорошо-хорошо! Не беспокойтесь, я очень быстро бегаю!

   Павлик грустно улыбнулся. Да, в романах все выглядело несколько иначе... Девицы, как правило, отказывались уходить и оставлять отважных героев на верную смерть... Нет, на погибель. Да, это слово к данной ситуации больше подходило...

   И вдруг появился план. Хороший такой план, во время приведения в жизнь которого, возможно, даже не будет сломано ни одно ребро.

   — Сударь, вы негодяй! — крикнул Павлик самым противным голосом, на который только был способен, и ткнул пальцем в ближайшего разбойника. — Негодяй и подлец! Я вызываю вас на дуэль!

   И ловким движением достал из-под плаща короткий нож для фруктов. Девица за спиной икнула от удивления. Разбойники замерли, широко распахнув глаза, а крыса, видимо, захихикала в подполье, предвкушая быструю и скорую расправу, которой не суждено было случиться, потому что откуда-то сверху раздался спокойный уверенный голос: