Твари в пути (СИ) - Торин Владимир - Страница 23

Джеймс не верил собственным ушам: неужели его спутник только что признал, что кто-то его обыграл? А он-то уж думал, что упрямый старик мнит себя непогрешимым и всезнающим, словно он самолично отыскал ту самую Синюю Розу. И вот теперь старозаветный паладин вот так, походя, расписывается в собственном бессилии, да еще и утверждает, что рассчитывает на него, Джеймса. Отчего-то подобные мысли отнюдь не показались молодому рыцарю лестными, а напротив, заставили его зябко поежиться…

Джеймс и сэр Норлингтон затворили за собой двери «Голодного Зверя» и пошагали по пыльной земле к вершине ближайшего холма. Старик глядел себе под ноги, опасаясь запутаться в терновом ковре, затянувшем землю, а Джеймс озирался по сторонам, всякую секунду ожидая нападения.

Они не отошли от трактира даже на двадцать шагов, как молодой рыцарь ощутил какое-то движение за спиной. Он обернулся и ужаснулся увиденному. По дощатой крыше ползла муха размером с быка. Каждая из ее шести членистых лап была толщиной с ногу Джеймса, а уродливое тело было пыльно-серого цвета. Огромные фасеточные глаза изумрудно поблескивали, а уродливые усики постоянно шевелились, как будто муха что-то шептала. Полупрозрачные и покрытые ветвями вен и прожилок крылья насекомого подрагивали и шуршали. Время от времени муха издавала жужжание, сравнимое с гомоном, должно быть, тысячи привычных для Джеймса, запертых в глухой комнате мух. Она медленно ползла по крыше, цепляясь зазубренными лапами за скаты, и ей, судя по всему, не было никакого дела до человека, глядящего на нее снизу. «Всего лишь мухи — не обращайте на них внимания»! Легко сказать…

Джеймс развернулся и поспешил за сэром Норлингтоном, то и дело озираясь — не изменит ли чудовищное насекомое своего ползущего поведения — и все время оглядываясь по сторонам. Смотреть, правда, было почти не на что. Клочья тумана позастревали на колючках терновника и напоминали цветы — могильно-бледные лилии. Всеобщее уныние царило во всем, окружающем незваных гостей, словно тому художнику, что раскрашивал здешний пейзаж, не хватило красок. Нет, у него в достатке было грязно-коричневых, багровых, бледных и серых тонов. Приглядевшись, можно было заметить и другие оттенки: болотный, черный и даже желтовато-бежевый цвет старой кости. Не хватало лишь ярких, радующих глаз красок — ни капли синей воды, ни клочка голубого неба, ни единого зеленого листочка или желто-рыжего проблеска солнца…

Художник оказался скуп и на детали пейзажа. Ну что ему стоило изобразить хотя бы пару высоких деревьев с пышными кронами, прочертить петляющий вдаль серпантин дороги или возвести цепляющий облака горный хребет на горизонте? Почему повсюду, куда ни кинь взгляд, жмутся к земле лишь эти угрюмые холмы, заросшие колючим терном и пурпурным чертополохом, с громадами старых серых камней на вершинах?

— Эти надгробия там впереди! — Джеймс наконец нагнал сэра Норлингтона. — Мы на погосте?

— Так оно и есть, — отозвался старик.

Звенья его кольчуги слегка звенели при ходьбе, тяжелый меч по-прежнему лежал на плече. Прокард Норлингтон вовсе не выглядел усталым, несмотря на изматывающую бессонную ночь и не менее тяжелый вчерашний день. С каждым часом к нему возвращались силы — древние чары спадали, отваливаясь от тела, словно старая ссохшаяся шкура, возвращая былую молодость. Молодость, которую у этого человека отняли очень давно, не позволив ему самостоятельно дожить до преклонных лет. Теперь старик (да полно, старик ли?) вновь обретал то, чего был лишен не по своей воле. На его счастье, ростовщик оказался донельзя честным, возвращая взятое однажды в залог в целости и сохранности.

— Так оно и есть, — повторил сэр Норлингтон, обернувшись к Джеймсу.

Сэру Доусону отметил, что его спутник помолодел сильнее. Сейчас ему на вид было лет пятьдесят-шестьдесят, морщины больше не напоминали трещины на камне. Даже волосы старозаветного паладина заметно удлинились и кое-где налились цветом — среди седых прядей проглядывали каштановые, то же было и с его бородой. Тем не менее, хитроватый прищур в уголках глаз и не думал исчезать — как и извечно ехидная усмешка на тонких губах. Даже телосложение вчерашнего старика изменилось. Спина разогнулась, отчего он стал заметно выше, плечи и грудь налились силой — кольчуга больше не висела на сэре Норлингтоне как тряпка: оказалось, что она была сплетена точь-в-точь по его меркам. Меркам, которым мог бы позавидовать враз ощутивший себя худощавым, тщедушным и от того еще более незаметным Джеймс Доусон.

Превращение старика совсем сбило с толку его молодого спутника. Если бы подобное случилось внезапно и вдруг где-нибудь, скажем, в Ронстраде, Джеймс, не обделенный впечатлительностью, попытался бы что-либо предпринять. К примеру, он попытался бы пронзить околдованного (или расколдованного, это уж как смотреть) сэра Норлингтона мечом, намереваясь вернуть ему (ради его же блага) его истинное, в понимании Джеймса, обличье. Но сейчас, после всего того, что успело случиться, ему просто пришлось поверить на слово туманным объяснениям своего спутника о том, что тому «возвращают долг». Да и помимо этого, было весьма трудно не поверить своим глазам. Оттого его нынешняя реакция была всего лишь чем-то вроде апатичного принятия факта. Его больше озаботили слова сэра Норлингтона:

— Они все похоронены на этом погосте. Все, до последнего человека.

Джеймс непонимающе огляделся.

— Кто «они»?

Серые глыбы в сетях плюща уже обступали их со всех сторон, словно поникшая печальная толпа. Джеймсу вдруг показалось, будто это именно надгробия, незаметно подкрались и окружили путников.

— Здесь лежат коренные жители этой земли, — бросил мрачный взгляд по сторонам сэр Норлингтон. — Ее… гм… хозяева. Те, кто когда-то считал себя таковыми. Постойте пока в стороне, Джеймс, скоро вы сами все увидите. Оружия, к слову, лучше вообще не касаться, они этого не любят.

С этими словами старозаветный паладин размахнулся и воткнул обтянутый лентами фламберг прямо в сухую землю перед собой, погрузив в нее клинок наполовину. В тот же миг снизу, из-под ближайшего камня, донесся полный безысходности стон, или, скорее, то был предсмертный крик, приглушенный толщей земли.

— Все верно. — Сэр Норлингтон пристально посмотрел на своего застывшего в недоумении спутника; Джеймс отвел взгляд: если ранее о стариковские глаза можно было порезаться, то сейчас глядеть в них было вовсе невыносимо — должно быть, та эпоха, которую Прокард Норлингтон считал своей, вздохнула свободно, когда он отправился на покой. — Хозяева все дома. Сейчас и дверь входная отыщется.

Джеймс уже понял, что вопросы задавать бессмысленно — остается лишь ждать и смотреть. Тем временем старозаветный паладин распустил несколько лент на рукояти меча, и они вдруг стали развеваться, стелясь над землей, как при сильном ветре. И это при том, что никакого ветра здесь не было в помине.

Сэр Норлингтон проследил взглядом направление, в которое указали ленты, и отмерил несколько шагов в нужную сторону. На последнем шаге его правая нога провалилась в пустоту, и паладин, не удержавшись, вскрикнул и полетел вниз.

Увидев, что спутник в прямом смысле провалился под землю, Джеймс бросился на выручку. Надо отдать должное его храбрости — молодой рыцарь ни мгновения не колебался. Наскоро осмотрев провал, походящий на большую лисью нору, прорытую под одну из горизонтальных плит, и не сумев при этом толком ничего разглядеть во тьме, паладин просто спустил ноги в дыру и съехал вниз, благо открывшийся проход оказался слегка наклонным. Падать, к слову, было недолго.

Внизу его прибытие было встречено негостеприимной руганью Прокарда Норлингтона — приземлившись, Джеймс умудрился двинуть старозаветного паладина латной перчаткой в плечо, а железным коленом ткнуть в прикрытый кольчугой бок.

— Куда ж вы все торопитесь, молодые?! — недовольно проворчал не ожидавший от товарища подобной прыти сэр Норлингтон. — И в бой первые, и на погост. В особенности — на погост. Что, потерпеть, пока я свечу зажгу, трудно было?