Убить в себе жалость - Нестеров Михаил Петрович - Страница 37

А сейчас нужно уносить ноги.

— Держи, — приказал Олег боевику, сидящему возле окна, и стволом вперед протянул ему задействованный в работе П-90. Его "калашников" все так же фиксировал бледные лица. То же самое проделал Белоногов с места водителя.

Можно было передать оружие и раньше, такой вариант также разрабатывался, но у боевиков оставалось время прийти в себя, так как тот же Яцкевич, передав автомат, затратит три-четыре секунды, пока обогнет машину и сядет на место. А так появлялся даже фактор неожиданности: после перестрелки все сели в машину, кажется, готовы уехать, и вдруг неожиданное предложение, от которого можно растеряться. Протянешь руку, возьмешь, куда денешься. А если нет, то поставленные на предохранитель автоматы еще нужно привести в рабочее положение, к тому же на них продолжит смотреть пара "Калашниковых".

А по большому счету стрелять боевики не будут, не в их интересах, а если пальнут, то только по глупости. Как бы то ни было, но, работая, группа Шустова учла все, вплоть до того, что боевики на момент начала операции могли находиться не в салоне, но это уже другая история.

Оба беспрекословно подчинились, принимая оружие.

— Руки опустить вдоль дверей, — распорядился Олег. — Оружие в салон не затягивать — не в ваших интересах. Вперед, — скомандовал он Сергею, который уже передал автомат Костерину и был готов сорваться с места.

Сразу за переездом Белоногов свернул на Заводское шоссе, по которому в основном двигались грузовые машины, затем свернул еще раз, выезжая на дорогу с односторонним движением: пять минут по ней — и открылся въезд на территорию так называемого Михайловского парка, больше похожего на дремучий лес, — там они и бросили машину, пересаживаясь в другую.

Железнодорожница облегченно выдохнула, когда прямо перед ревущим локомотивом пересекли рельсы "Жигули". Она не видела кулака, который показывал ей Андрей из окна машины, не слышала, как он в сердцах снова обругал ее: "Напарница, мать твою!" — перед глазами мелькали грузовые вагоны и цистерны. Вспомнив о своих обязанностях, она опустила шлагбаум, поклявшись, что будет молчать даже под угрозой увольнения.

Когда, словно на цыпочках, подъехала патрульная машина и из нее раздались предупреждающие, гавкающие голоса милиционеров, ей стало неинтересно. И ее уха вряд ли коснется информация о разборках между бригадами покойного Бурдасова и некоего Пирогова, которого через два дня найдут с простреленной головой.

Грач получил четкие указания от Валентины: если о продаже дома хозяева давали объявления в газету, от предложения отказываться. В Каменке, небольшой деревушке, расположенной в семидесяти километрах от города, Грачевскому понравился срубовой дом: предпоследний на единственной улице, с надворными постройками и широким палисадником. Но хозяйка сказала, что уже несколько раз давала объявление о продаже.

За два дня Грач объездил три десятка поселков. В основном продавали развалюхи, а хорошие дома, как правило, располагались в середине улиц. Наконец под вечер он нашел то, что искал.

Деревня называлась Марево и насчитывала пять десятков домов, добрая половина из них пустовала. Приглянувшийся дом стоял третьим с краю и выглядел крепким. Участок в пятнадцать соток Грача вовсе не интересовал, но хозяйка — сгорбленная старушка лет семидесяти пяти, назвавшаяся бабой Ниной, в первую очередь повела его в огород, показывая унавоженную землю, аккуратные грядки клубники, плети бахчей, множество вишневых деревьев, растущих вдоль забора.

Наконец она пригласила гостя в дом; после осмотра угостила чаем с вареньем, приговаривая, что уступит в цене, если гость согласится на покупку. А будущий урожай картошки и капусты — пополам, это было единственное условие, которое выдвинула баба Нина.

Грач машинально кивал головой, думая, что после может перебраться сюда с матерью: свежий воздух, недалеко озеро, где, по словам хозяйки, водятся караси и щуки — иногда она покупает у местных мужиков рыбу или меняет на самогон.

Сама Валентина в предварительном разговоре отказалась от какого бы то ни было убежища, она твердо решила, что скрываться не намерена. От ее заявления веяло безысходностью. Впрочем, как и от всей затеи целиком.

Начальная стадия ее плана шла гладко, Грач и верил, и нет, что в один прекрасный момент Валентина откажется от безумного шага, плюнет на все, беспомощно разревется. А он поддержит ее, будет рядом хотя бы первое время; не захочет она видеть его рядом, уйдет из ее жизни так же стремительно, как и появился в ней.

— Баб Нин, ты точно объявления не давала? — еще раз переспросил Грач.

— Не давала, сынок, — заверила его старушка, подливая чаю. — Только соседям сказала да внуку — он в городе живет с невесткой. Вот я и переберусь к ним. Когда старик был живой, вдвоем кое-как справлялись, а одной тяжело. Да и тоскливо.

Искоса поглядывая на гостя, в дом вошел здоровенный кот, прыгнул на колени хозяйки и сразу заурчал. Баба Нина погладила его и подтолкнула с колен.

— Ладно, мать… Поговорим насчет урожая. Я тебе заплачу, купишь на эти деньги и капусту, и картошку.

Хозяйка нехотя согласилась, поворчав что-то о своей картошке, которую она ни разу не брызгала химикатами, а собирала жука, проводя на огороде целые дни.

— Когда оформлять будем? — спросила она.

— Завтра утром. Успеем за день?

— Не знаю, — она покачала головой. — Соседи вот недавно продали дом, так пришлось вызывать техника: участок мерить. Без техника не получится. Да и не каждый день он ездит.

— Договоримся и с техником, — успокоил ее Грач. — А ты, мать, собирай вещи, чтобы потом не суетиться.

— А ты не подведешь, сынок? Я соберусь, а ты раздумаешь дом покупать.

Грач заверил бабу Нину, для убедительности дав сотню.

Смеркалось. Грачевский выехал из деревни другой дорогой, которую ему показала вышедшая проводить гостя хозяйка. До города он добирался без малого час. Не заходя домой, зашел к Валентине доложить о результатах своей поездки.

Она ждала его, решив, что, если и в этот раз Грачу не повезет, наутро поедет вместе с ним.

Ей казалось, что он намеренно тянет время. Вчера она отметила показания спидометра, и если помощник никуда не ездил, утром она это узнает и погонит его в шею. Хотя тот мог просто покататься за городом, накрутив пару сотен километров, не заезжая в населенные пункты.

Но вот сегодня к ночи все ее сомнения исчезли.

Она сделала еще один шаг, согласно плану, она продвинулась не так далеко, но вот следующие два-три дня покажут, насколько хорошо она готова и хватит ли у нее мужества.

Утро выдалось прохладным. Усаживаясь в машину, Валентина припомнила старый американский фильм про молодого индейца, который впервые оказался в городе и транспорта, кроме лошади, в глаза не видел. По прямолинейному сюжету, сильно смахивающему на индийский, сын прерии спасал соплеменницу, которую гангстеры похитили из-за ее неотразимой внешности. Он прибыл в мегаполис налегке — голый торс, подобие штанов, которые скрывали в основном ноги, и мокасины. Он быстро отыскал логово преступников; ловко увертываясь от пуль, освободил невесту и, используя чутье, распознал в длинном "Кадиллаке" прототип лошади. Индеец прыгнул за руль, замешкавшись только на мгновенье, повернул ключ зажигания, утопил педаль сцепления и, включив передачу, с пробуксовкой тронулся с места. Управление автомобилем оказалось проще понукания.

Вот так же, как и Грачевский, индеец игнорировал запрещающий свет светофоров, увозя свое сокровище в родные прерии. На строгое замечание Валентины помощник ответил: "Так ведь нет никого".

Он быстро освоил автомобиль, привык к дороге, глаза автоматически отмечали дорожные знаки. Как и всякий начинающий, Грач чувствовал себя за рулем асом, ему казалось, что, кроме него, никто не может так лихо управлять автомобилем. Впрочем, Валентина быстро усмирила его. Теперь Грачевский мягко останавливал машину на трамвайных остановках, давая возможность пассажирам перейти дорогу, и терпеливо сносил ненавистный красный свет.