Любовь по-испански (ЛП) - Хелле Карина - Страница 12
- Предыдущая
- 12/41
- Следующая
Она поворачивается со взглядом, полным решимости.
— Ты знаешь, что у нас все будет в порядке? Все сработает, это лишь временные
трудности.
Я попытался улыбнуться ей, но так и не смог растянуть губы в улыбке.
— Я просто устал от того, что вселенная преподносит мне одно и тут же отбирает
взамен другое.
— Ладно, вселенная может идти на хуй, мне все равно, — отвечает она. – Ты
заслуживаешь эту работу. Я заслуживаю свою. Нет такой причины, по которой мы оба не
можем получить заслуженную работу.
Она права. Таких причин нет. Но, возможно, я до сих пор боюсь, что мы слишком
легко отделались, что нас еще ждет наказание за наши поступки. Бон напомнил мне, что
хотя чернила на документах о разводе уже высохли, раны еще свежи для всех участников
процесса.
Все это крутится в моей голове всю дорогу до стадиона, который находится на
берегу реки. Я не приезжал сюда несколько лет, даже чтобы посмотреть игру. Странное
ощущение, но одновременно с этим верное.
День проходит легко, как и большинство первых дней. Я не встречался с командой, только с административным персоналом и с Диего и Уорреном. Несмотря на мое
ожидание враждебности со стороны Уоррена, считающего, что я занял его место, он
вполне дружелюбен, а Диего более приветлив, чем в момент нашего знакомства, когда он
был вынужден занять оборонительную позицию ради команды. Я не виню его. Хотя его
взгляд и направлен на Аргентину, он именно тот парень, который вернул команду на поле.
Для него это личное, так что к его взглядам и к нему самому я отношусь с уважением.
В конце дня после того, как мне показали мое временное рабочее место, —
небольшой стол в комнате, где работает Уоррен, Педро зовет меня в свой кабинет. Он
сидит за стеклянным столом с деревянной коробкой сигар в руках. Белые стены его
кабинета щедро покрыты черно-белыми фотографиями команды. Большие широкие окна
выходят на зеленое поле и трибуны стадиона.
— Садись, — командует он, и я приземляюсь в пластиковое кресло, модное
настолько, что абсолютно неудобное. Он открывает коробку, кладет одну сигару в рот и
передает мне коробку, предлагая взять и себе.
Я вскидываю руку и отрицательно покачиваю ей. Я не курю сигары с людьми, которых едва знаю, — мне ненавистна мысль о том, чтобы застрять с кем-то так надолго в
ожидании, пока истлеет сигара.
— Дело твое, — бормочет он уголком рта, поджигая сигару. Еще несколько
мгновений он затягивается, сведя седые брови в попытке подкурить ее правильно.
— Как прошел твой первый день? – спрашивает он, наконец удовлетворенный
результатом.
— Очень хорошо, — ответил я. – Диего очень приветлив, а Уоррен, похоже, легко
принял положение дел.
— Ну да, ну да, — говорит он, кивая. – Жаль только, что он – не испанец. Но что
плохо для него, отлично для тебя.
Я спокойно улыбаюсь ему, хотя чувствую, что разговор этот намного серьезнее, чем просто выражение заинтересованности в моих делах.
Он продолжает:
— Для тебя это, конечно, станет легким началом. И я думаю, что все к лучшему.
Тебе пойдет на пользу, если следующие несколько месяцев ты будешь просто наблюдать.
Уверен, что ты научишься большему, наблюдая и слушая, но не вмешиваясь.
— Согласен.
— Хорошо, — говорит он, спокойно продолжая. — Несмотря на то, что мы
облегчим тебе этот процесс, в тот момент, когда сегодня утром ты подписал контракт, ты
стал частью команды, ее администрации, этого национального символа Испании.
Я кивнул. Ох.
— Являясь частью команды, ты должен поддерживать определенную репутацию.
На данный момент твоя личная жизнь меня не касается. На самом деле, если бы в
прошлом году твое лицо не мелькало во всех таблоидах, мы могли бы и не вспомнить о
тебе. Уверен, все произошло непреднамеренно, но случившееся способствовало тому, чтобы о тебе не позабыли. Но сейчас, когда ты здесь, я думаю, в воздухе должно витать
только… почтительное отношение и престиж, когда дело доходит до представительства
Атлетико. Ты согласен?
Кажется, я отвечаю «да». Я едва могу говорить, кровь с громким гулом проносится
по сосудам в моей голове. Я приготовился к чему-то ужасному, только еще не знаю, к
чему именно.
— Как я сказал, — продолжил он, — твоя личная жизнь – это не мое дело. Но если
это возможно, я предпочту, чтобы в газетах о ней больше не писали.
Я хмурюсь.
— Но о ней и не пишут.
Он хищно улыбается мне.
— Ох, нет, все-таки писали. Ты не читаешь их, Матео? Возможно, стоило бы.
Педро достает из ящика Diez Minutos, самый ненавистный мне журнал. Дешевый, безвкусный и вульгарный. Они были первыми, кто распространил слухи о нас с Верой, и я
моментально вернулся мыслями к фотографу, который сделал мой снимок в Fioris около
недели назад. Но как могло мое фото, в одиночестве покидающего ресторан, спровоцировать интерес Педро?
Он демонстрирует мне выпуск, пролистывает несколько страниц, и я вижу
размытую фотографию Веры. Она одета в тот же сексуальный наряд, в котором была в
четверг вечером. Она танцует с каким-то мужчиной, находясь очень близко к нему, и
смеется. И этот мужчина не я.
Мне, кажется, стало плохо. Я делаю все возможное, чтобы сохранить нейтральное
выражение лица, когда поднимаю взгляд на Педро, и говорю:
— Ну, это Вера. И что здесь не так?
Но я знаю, в чем кроется проблема, ведь это и для меня тоже проблематичная
ситуация. Я больше не хочу подробно изучать фото, не с ним, наблюдающим за мной и
ждущим, какую реакцию я выдам.
— Ты читал заголовок? – спрашивает он, указывая на него пальцем.
Не читал. Я быстро скольжу по нему взглядом: Новый соперник Матео Казаллеса.
Я сглатываю и поднимаю взгляд на Педро.
— Это все ложь, — говорю я ему.
— Раз ты читаешь это, — отвечает Педро, — значит, твоя девушка вечером
четверга была замечена на вечеринке в очень модном месте, сблизившейся с мужчиной.
Затем следует информация о слухах, в которых ты присоединился к управляющему
составу Атлетико. Как одно может быть правдой, а второе – нет?
Я двигаю челюстью вперед и назад какое-то мгновение, пытаясь подавить
смущение и гнев, грозящие разрушить меня.
— Разве ты не помнишь фотографа, который стоял возле ресторана во время нашей
последней встречи? Для него не составит труда вычислить, что я снова связан с Атлетико.
— Тупые папарацци, — бормочет он, а я борюсь с искушением отметить, что
именно он был тем, кто махал им ручкой.
— Да, — отвечаю я, делая попытку встать и уйти, — они тупицы. Они сделали
предположение обо мне, которое и наполовину не отражает правды. Тренерская работа –
это не руководящая должность. Они сделали предположение по поводу Веры, будто
парень, с которым она танцует, является кем-то большим, чем другом. Весь их бизнес
строится на продаже предположений. Все об этом знают.
— Выглядит хреново, Матео, — произносит Педро, когда я встаю. — Это было
нормально, когда ты был моложе, это нормально для игроков, в частности для некоторых
конкретных, но я не хочу видеть такое от тренера. Возможно, тебе стоит держать свою
подружку на поводке, раз она не умеет себя достойно вести.
Я поднял брови.
— Что, прости? – мой голос звучит жестко и холодно.
Педро выглядит слегка извиняющимся.
— Прости. Я не хотел обидеть тебя или ее, но ты должен осознавать, что твой
имидж теперь значит гораздо больше. Ты больше не работаешь на себя. Ресторан уже в
прошлом. Ты работаешь на меня, на Атлетико, на Мадрид. У тебя есть лицо, которое ты
вынужден показывать публике. Сохрани его.
Я могу только кивнуть в ответ, прежде чем повернуться и выйти из комнаты.
Каким-то образом мне удается сдержаться, когда терпеть уже нет сил. Я подхожу к
- Предыдущая
- 12/41
- Следующая