Пробудившие Зло (СИ) - Держапольский Виталий Владимирович "Держ" - Страница 48

— Не знаю я дядь Слава, — развел руками Леньчик, — думаю, что для начала в чистилище, а уже потом…

— Понятно, — вновь тяжко «вздохнул» призрак, — сначала в СИЗО, а потом уже и на этап… По тундре, по железной дороге, где мчится курьерский «Воркута-Ленинград», — хрипло пропел уголовник. — Да, земеля, а почему я до сих пор здесь?

— Должен определенный срок пройти, чтобы ту-ту на небеса… Ну, или в другое место, — поспешно поправился Поташников.

— А я как узнаю? Что пора? — обеспокоенно спросил Пельмень. — Я ведь в этом ни ухом, ни рылом…

— Не переживай, дядь Слав, узнаешь в свое время, — «успокоил» новоиспеченного покойника Леньчик. — Для этого к тебе Проводник и приставлен.

— Какой такой Проводник? — удивился Пельмень.

— Видишь дедка в соломенной шляпе? — Леньчик указал пальцем вглубь двора.

— Вижу, — кивнул Пельмень.

— Вот это и есть твой проводник, который и подскажет, и направит в нужный момент.

— А кто он? — почему-то шепотом спросил Пельмень.

— Ангел, — сообщил Поташников.

— Ангел? — не поверил Славка. — Это который с крыльями… Я их как-то по-другому представлял… А где крылья?

— Этот дедок не совсем обычный ангел, — пояснил Леньчик. — Он — Ангел Смерти, Костекрылый… А вот крыльев и я не видел.

— А если я свинчу по-бырому от этого небесного вертухая? Искать с собаками начнут?

— Искать, наверное, не будут, — ответил Леньчик. — Но я бы не советовал сбегать…

— Это почему? — подобрался уголовник.

— У неприкаянных духов, каким ты станешь, если сбежишь, поголовно буденовку срывает — станешь на живых бросаться, а потом и вовсе переродишься в какое-нибудь чудовище.

— Маракуешь, что лучше с небесным вертухаем по этапу? — задумался Первухин.

— Лучше, дядь Слав, поверь! — кивнул Леньчик. — Неужто настолько сильно при жизни грешил?

Да есть мальца, — нехотя признался Пульмень. — Воровал, выпивал, прелюбодействовал, но не убил никого — тьфу-тьфу-тфу, — через левое плечо сплюнул уголовник. — Как думаешь, там, — он ткнул пальцем себе под ноги, — можно на УДО рассчитывать, ну, или хотя бы на послабление режима?

— Не знаю, — покачал головой Леньчик, — сам только недавно во всю эту бодягу влез. Ты мне, дядь Слав, лучше про книжку поподробнее расскажи, — попросил Леньчик. — А я тебе за помощь свечку в церкви поставлю, и молитву какую-нибудь за упокой души закажу. Глядишь, и выйдет тебе какое-никакое послабление.

— Верняк! — обрадовался Пельмень. Только не забудь, земеля! Чего про книжку вызнать хочешь?

— Рассказывай все, что знаешь! — выпалил Леньчик.

— Я много-то и не знаю, — признался Пельмень, — так, рядом стоял. За это, похоже, и огреб по полной! Когда мы этот кирпич из мусарни умыкнули, ко мне поехали. Ключик-то у Хобота имелся…

— Погоди, а зачем вообще книга Хоботу понадобилась? — перебил Первухина Леньчик.

— Как там оно раньше было — за то не скажу, — ответил бывший уголовник. — Наши с Хоботом дорожки давненько разбежались. Болел он сильно, чахотка… Ну, туберкулез, по-научному. Со дня на день откинуться мог…

— Так он с помощью этой книги вылечиться хотел? — догадался Поташников.

— Верняк, земеля! Точней не скажешь!

— И как, вылечился? — вновь перебил рассказчика Леньчик.

— Вылечился, — угрюмо бросил Пельмень, — только за мой счет!

— Это как? — спросил Пухлик.

— А так: у меня на хате примерили мальчика, и книжку ту вскрыли, — продолжил рассказ Пельмень. Только книжка балдой оказалась, куклой — все странички пустые! Ни буковки, ни закорючки!

— В смысле, совсем ничего?

— Совсем, мы и так её крутили, и этак — пусто. Но на самом деле все в книжке было, только мы этого не знали. А потом и призрак отмороженного колдуна появился, вселился в Хобота и мне сердце вырвал, сука патлатая! После этого он моей кровью страницы помазал — и на пустых страницах буквы проступили, да рисунки всякие. После этого Хобот вроде как колдовать начал, только я тогда уже плохо шурупил… Ощущения, как после хорошего косяка: тело легкое-легкое, словно пушинка. А все что вокруг меня, словно и ненастоящее. Потом Хоботовские торпеды мою хату подожгли… Ну, а дальше ты и сам все знаешь…

— Спасибо, дядь Слав, — чистосердечно поблагодарил Пельменя Леньчик. — Значит, призрак колдуна в чужие тела вселяться может?

— Может, — ответил Славка, — только ему для этого разрешение нужно. Он сам так сказал — иначе никак.

— Ладно, бывай, дядь Слав! Пойду я — дел невпроворот. Ну и тебе удачи… Там…

— Свечку не забудь поставить! — напомнил на прощание Славка. — И заупокойную не зажми…

— Не волнуйся, ты, — улыбнулся Поташников, — все оформлю в лучшем виде. Прощай!

— И тебе не хворать, — потухшим голосом произнес Пельмень, теряя интерес к дальнейшему разговору.

— Ну, как все прошло? — первым делом поинтересовался Алик, едва только Леньчик покинул двор.

— Если ты про разговор с покойником — все прошло «на ура», — сообщил друзьям Поташников. — Первухин все по полочкам разложил. Не запирался, все как на духу…

— А чего ты тогда такой угрюмый? — Алик шутливо ткнул Леньчика кулаком в плечо. — Как будто привидение увидел?

Леньчик, проигнорировав шуточки и смешки приятелей, ответил:

— А нам, пацаны, радоваться нечему. Книжку нашу из ментовки Первухин выкрал…

— Как выкрал? Когда? — наперебой закричали Алик с Андреем.

— Вчера ночью выкрал, — сообщил Леньчик, — с подельниками. Все отпетые уголовники.

— Зачем уголовникам колдовская книга? — удивился Кучерявый. — Ладно колдун — тот свое ищет, но они-то…

— Тут не все так просто, — ответил Леньчик. — Их главный, некто Хобот, в курсе возможностей книги. Помните тот мотоцикл, который нас разрытой могилы согнал?

— Забудешь тут, — фыркнул Кучерявый.

— Вот на этом мотоцикле Хобот с Первухиным и ехали. Причем с одной конкретной целью — заполучить книгу.

— А мы, выходит, сами того не зная, их опередили? — уточнил Алик.

— Угу, — кивнул Леньчик. — Только они в могиле еще и ключик нашли…

— Ты хочешь сказать, что они книгу открыли? — перепугано произнес Кучерявый.

— Именно! — подтвердил опасения Андрея Поташников. — И еще они в сговоре с колдуном! — огорошил он приятелей.

— Как?! — одновременно воскликнули Алик с Кучерявым.

— Пельмень на этот счет что-то невнятное нес, — ответил Леньчик, — но его понять можно — он к тому времени уже умер. Колдун, вселившись в Хобота, вырвал у Первухина сердце. Так что твоя бабушка, Алик, правду сказала.

— Вот даже как, — призадумался Алик. — Он что же, в любые тела вселяться может?

— Нет, только в те, кто ему это позволит.

— По взаимному согласию, значит, — сказал Алик. — Ну, хоть это радует.

— Тогда это единственное, что нас может обрадовать, — подытожил Леньчик.

— Хорошо, топаем ко мне, — предложил Алик, — нужно обмозговать дальнейшие действия. А заодно и пообедаем…

Расстояние от Нахаловки до города автомобиль Хобота преодолел за три часа. Несмотря на все «приключения», едва усевшись в машину, криминальный авторитет крепко заснул. А вот к горбуну сон не шел. Как только ни старался Квазимого подремать хотя бы часок, у него ничего не получалось. Стоило смежить веки, как перед его глазами вставал ухмыляющийся колдун, прячущийся под личиной смотрящего. В окровавленных руках воплощенного призрака обреченно трепыхалось сердце Пельменя. Нет, горбун не боялся крови, не боялся замарать руки — ему не раз и не два приходилось убирать с пути пахана неугодных ему людей. Но ни многочисленные разборки со стрельбой и поножовщиной, в которых довелось участвовать угрюмому телохранителю, ни пытки толстобрюхих цеховиков, ни тихое устранение залетных беспредельщиков, время от времени пытающихся стричь лаве с подконтрольных коммерсантов, не могли взбудоражить холодный рассудок горбуна. Квазимодо уже давно нарастил толстую шкуру — его душа закорженела, покрылась грубой коркой — чувства ушли. Перерезая глотку очередному неудачнику, горбун сокрушался лишь об одном — о бесполезно потерянном времени. Была у нелюдимого горбуна одна страстишка, на которую ему постоянно не хватало времени — нумизматика. За изучением какой-нибудь редкой и древней монетки Квазимодо мог просиживать дни напролет, не замечая ничего вокруг. Только звонок Хобота мог оторвать горбуна от любимого занятия. Однако встреча с призраком колдуна, так легко вселяющегося в любое тело, отчего-то напугало матерого уголовника и убийцу. А та легкость, с которой он вырвал сердце Пельменя, и вовсе повергла в шок. Колдун был опасен, как для пахана, так и для него самого. А опасных фраеров Квазимодо предпочитал устранять. Тихо, незаметно, без шума и пыли. Невзирая на соглашение с призраком, горбун не верил, что колдун будет придерживаться этой договоренности вечно — слишком безумным и неподконтрольным он выглядел. Когда-нибудь старикашка перестанет нуждаться в услугах Хобота… К бабке не ходи — так оно и будет! Вот только не придется ли им с паханом позавидовать Пельменю, зажмурившемуся так легко? Так что надо соображать, как бы отправить этого чертового колдуна туда, где ему самое место — в преисподнюю! Квазимодо с нежностью, взглянул на мирно кемарившего Хобота: лицо авторитета, утратившее болезненную зеленоватую серость, порозовело. Лицо авторитета округлилось, исчезла та угловатость и заостренность черт, присущая тяжелобольным и покойникам. Дыхание было чистым и ровным: за все время поездки Хобот ни разу не кашлянул.