Викинг - Гарин Максим Николаевич - Страница 72

Сынок и Слоник, наблюдавшие за поединком, воспринимали его совершенно по-разному. Неискушенный в этих делах Сынок наивно тешил себя надеждой, что Мо намеренно затягивает поединок, чтобы доставить удовольствие зрителям. Куда более опытный Слоник мигом уловил суть происходящего и бочком-бочком стал удаляться от места схватки.

Тем временем китайцу пришла в голову вздорная мысль, что его соперник слаб в работе ногами. Он умело разорвал дистанцию и, взмывая в воздух, попытался издали достать Викинга. Но Глеб был готов к такому повороту событий и легко уклонился от всех ударов. Получилось, что Мо просто немножко поработал кондиционером, слегка охладив, гоняя воздух, разгоряченное лицо противника.

Наконец Викинг улучил момент и сам ударил ногой. Чисто внешне удар получился простецкий, но вонзившаяся в живот ступня отбросила китайца на несколько метров. Обычному человеку при этом могло разорвать кишечник, обеспечив мучительную смерть от заражения крови, но пресс китайца не подвел своего хозяина.

Mo принял оборонительную стойку, однако Викинг был теперь просто неудержим. Легко разметав защиту китайца, Глеб впечатал кулак в его правый бок. Раздавшийся хруст говорил о том, что у китайца сломано по крайней мере одно ребро. Лицо Мо при этом осталось беспристрастным, но из-за резкой боли в боку он уже не успевал отражать удары. В том числе и великолепный прямой в челюсть, после которого Мо без чувств рухнул на землю.

При виде фиаско своего телохранителя Сынок попытался дать деру, но не тут-то было. Викинг еще в начале схватки приметил заинтересованного наблюдателя и сделал правильные выводы. Теперь он ухватил Сынка за ворот рубашки и, пристально глядя в его побледневшее от страха лицо, отрывисто бросил:

— Ты на меня натравил косоглазого?

И поскольку Сынок не проронил ни слова, тряханул его с такой силой, что треснула рубашка.

— Ну же, отвечай.

От могучего рывка пульт выскочил из кармана и упал на землю. Забыв о своем страхе и оставив в руках у Глеба ошметки своей рубашки, Сынок опустился вниз в поисках бесценной вещи. Но Викинг отшвырнул Сынка прочь одним пинком ноги и сам поднял валяющуюся у его ног вещицу. Он так и не понял, почему дешевая безделушка представляет для Сынка такую огромную ценность, и потому то ли с иронией, то ли всерьез спросил:

— Там внутри бриллианты спрятаны? — И сделал вид, что пытается вскрыть коробочку.

— Не трожь! — завопил Сынок, бросаясь на Викинга.

Увесистая затрещина мигом охладила его пыл. Викинг озадаченно повертел пульт в руке.

— Что это такое? — наконец спросил он.

И тут Сынок сглупил. Он не нашел ничего лучшего, как сказать:

— Так. Пульт управления телевизором.

— Да ты за идиота меня держишь!? — вскипел Викинг. — Что я, пультов никогда не видел. Да и не стал бы ты из-за такого пустяка здоровьем рисковать. И вообще, есть у меня такое чувство, что в твоих руках эта штучка способна только зло приносить. Так что пусть пока у меня побудет. А ты иди помоги своему желтолицему другу. Что-то он никак не очухается.

Сморщив лицо, словно во рту у него лежала долька лимона, Седой слушал Федота. Федот был воронежским паханом и к Седому прибыл с претензиями.

Неделю назад в Глотове проездом очутилась группа воронежских карманников. Они собирались явиться в дом к Седому с маленькой просьбой. Карманники хотели, чтобы пахан связался с начальником милиции городского рынка и предложил ему за пару сотен долларов убрать на полдня своих людей с дежурства, чтобы карманники могли поработать в спокойной обстановке.

Этот новый вид «услуг» уже успел себя отлично зарекомендовать и распространился почти по всей России. Зная об этом, Седому, чьи финансы уже допевали последний припев романса, стало обидно, что пришлым могут достаться те деньги, которые с таким же успехом способны добыть его люди. Поэтому, прихватив с собой Креста, пахан укатил в неизвестном направлении. Воронежцы застали на месте только Циркача и попросили передать Седому их просьбу и деньги. После чего отправились готовиться к набегу, не подозревая, что об их просьбе кроме Циркача известно, в лучшем случае, одному Богу.

И когда карманники приступили к непосредственному выполнению своих обязанностей, их ждали крупные неприятности. Очень скоро погорели двое воронежцев. Одного взяли с поличным, второго намертво приперла к стенке несокрушимая комбинация из нескольких улик и железных кулаков местного следователя. Остальные воронежцы едва наскребли денег на обратные билеты.

Дело приняло серьезный оборот. Федот лично прикатил в Глотов, чтобы во всем разобраться и потребовать наказать виноватых. Седому такая активность воронежца очень не понравилась, но по авторитету Федот стоял выше его, и поэтому глотовскому пахану пришлось изо всех сил валить вину на карманников.

— Надо же и меру знать. А то привыкли везде брать нахрапом, — оправдывался он.

— Да они же первым делом к тебе пошли, чтобы разрешение получить, — резонно возразил Федот.

— Им не разрешение нужно было, а выход на ментовского командира.

— Тоже правильно. Если есть у тебя этот выход, помоги людям. Сейчас в таких мелочах никто никому не отказывает.

— Я бы и помог. Только они ко мне не обращались.

— Тот человек, к которому они обратились, тоже не в «шестерках» ходит.

— Это Циркач, что ли? Так тут вот что вышло. Аккурат в это время его человека пришили. Вот он в запарке и не успел ничего передать. Да и не занимался Циркач никогда такими делами.

— Неужели никогда в жизни чужих просьб не передавал? — ехидно осведомился Федот.

— Да нет, я имел в виду, что с чиновниками никогда не контачил.

За дверями, и Седой об этом знал, ждал окончания разговора Крест, и поэтому пахану было очень некстати толковать с заезжим авторитетом. Но Федот не отставал:

— А его никто и не просил базарить с начальством, только тебе шепнуть пару слов. Что же он не справился с делом, которое даже сопливому пацану по силам? Не смог? Или не захотел? С этим надо разобраться.

— Хорошо, хорошо, я разберусь, — пообещал Седой.

Но Федот уперся, он захотел лично участвовать в разборке. Седому пришлось приложить все силы, чтобы убедить воронежского гостя не пороть горячку и позволить ему обстоятельно и не спеша во всем разобраться самому. Федот позволил себя убедить только потому, что находился на чужой территории, но было видно, что он недоволен и считает, что Седой выгораживает своего человека. Расстались паханы глубоко разочарованные друг в друге.

— Может, хоть ты чем порадуешь? — хмуро бросил Седой своему помощнику.

— Попробую, — ответил Крест. — Ты ведь в курсе, что Маятник одно время каратэ занимался. Даже пояс какой-то имеет.

— Ну, — нетерпеливо сказал Седой. — Не тяни кота за яйца.

— А все люди, и наши, и Жереха, были убиты либо голыми руками, либо холодным оружием.

— Я это и без тебя прекрасно знаю.

— Ты погоди. Теперь главное. Маятник считает, что это сделал классный каратист. Мы тут подсуетились и выяснили, что вскоре после начала убийств у сына Перстня появился телохранитель-китаец. Я так думаю, что телохранителем он работает для отвода глаз. А на самом деле он со своим каратэ у Перстня главный мокродел.

— В Китае, между прочим, это называется не каратэ, а кун-фу, — блеснул эрудицией Седой. — И потом, как ты объяснишь первые мокрые дела, если китайца тогда еще не было в городе.

— В том-то и дело, что был. Просто Перстень его до поры до времени припрятывал, чтобы всех сбить с толку.

— Так, — Седой прикурил сигарету и принялся щелкать зажигалкой, одновременно жадно затягиваясь дымом.

Крест молчал, не мешая ему обдумывать услышанное. Наконец, пощелкивание прекратилось, Седой затянулся в последний раз, энергично затушил сигарету:

— Но планы, несомненно, разрабатывал сам Перстень. Сначала он чуть не стравил нас с Жерехом, потом сумел убедить, что нами занялся бывший мент. Интересно, что бы он выдумал еще, если бы мы его не раскусили?