Викинг - Гарин Максим Николаевич - Страница 48

Ближе к вечеру появился Монах. Вид у него был усталый, словно он впервые в жизни занялся общественно полезным трудом. Жерех сразу понял, что он явился с новостями, причем из разряда тех, о которых лучше ничего не знать.

— Мент вышел. Чуть больше месяца тому назад. По амнистии выпустили гниду.

— Месяц, — Жерех криво усмехнулся. — Все сходится.

— Мне передали, что он чуть ли не на Дальний Восток собирался. Родственники у него там или знакомые.

— Фуфло тебе впарили. Он здесь орудует. Кроме капитана братву косить больше некому. Искать его надо. Хоть весь город поставьте на уши, а его вычислить — и на нож. Ясно?

— Ясно, — Монах тяжело вздохнул. — Еще есть новости из «мусорки». Эксперты установили, что по крайней мере двое на складе были сначала убиты.

— А я тебе что говорю. Этот мент поганый не успокоится, пока всех нас не перемочит. Или мы его. — Жерех почесал в затылке. — Одно хорошо: мы теперь точно знаем, кого надо искать. Это упрощает дело. Надо сообщить Седому, что мы вычислили мокрушника.

Седой срочно созвал всю воровскую верхушку группировки. Еще недавно такие собрания говорили об очередном радостном событии в жизни урок. Раз сбор, значит в их вотчину входили новые территории и требовалось решить, кто станет на них хозяйничать, а кому достанутся освободившиеся старые. Теперь сбор обозначал возникновение серьезной проблемы, которую необходимо срочно решить. Седой побаивался, что это станет печальной традицией.

А еще он корил себя за то, что не прислушался к словам Степняка, посчитал его выжившим из ума идиотом. Но какое острое чутье у старого авторитета. Ведь только понаслышке он знал о том, что творится в Глотове, а мигом указал на источник всех бед. И неважно, что Истомин уволен из органов. По духу, выучке и поставленной цели он остался ментом. Не мусором, что пыхтя от усердия, зарабатывает у воров очередную подачку, а именно ментом, одним из тех немногих, которые еще представляют для уголовного мира реальную угрозу… Кстати, насчет мусоров. Надо выяснить у милицейского начальства, что из себя представляет этот капитан. Его характер, привычки, старые знакомства и все такое прочее.

Седой повернулся к своим помощникам:

— Значит так. Никаких новых дел пока не затевать. Людей не хватает, чтобы прикрывать старые. По одному никому не шататься. Только по двое, а еще лучше — по трое. Это, Немец, тебя прежде всего касается. Вечно строишь из себя героя. Узнаю, что не подчинился, собственными руками прикончу, чтобы другим неповадно было.

— Я усвоил. Все будет в масть, — немедленно согласился Немец.

— Еще надо достать фотки этого мента, чтобы люди знали его в лицо. Вдруг встретится на улице или где еще. И сказать, чтобы при первой возможности кончали гада. Ты, Кучер, распределишь своих людей, как я скажу. И внуши им, что работа предстоит серьезная. А то они совсем обленились, привыкли груши околачивать.

— Все сделаем, — заверил Кучер, возглавивший боевиков вместо исчезнувшего Фрола. — Зуб даю.

— Что мне твой зуб?! Головой ответишь! — неожиданно взорвался Седой. Так до конца не успокоившись, он сварливым голосом заявил Кресту. — И надо достать еще разрешений на ношение «волын», сколько сможем.

— Сейчас с этим трудно стало, — вздумал пожаловаться Крест.

— Знаю. Было бы легко, вышел бы на улицу и попросил первого встречного пионера-тимуровца сделать доброе дело.

— Сейчас нет пионеров, — с улыбкой заявил Угол. — Только скауты.

Семь пар глаз уставились на говорившего, четырнадцать зрачков сфокусировались на нем, словно норовя испепелить.

— Ну ты и мудак, — говорил взгляд каждого. — Как был государственной шкурой, так и остался. Надо же — вздумал пахана уму-разуму учить.

Угол часто допускал подобные проколы. Но не реже он подбрасывал классные идеи, к тому же обладал опытом легальной работы и самыми разнообразными связями. Поэтому эти выходки сходили Углу с рук. Вот и сейчас Седой только повертел пальцем у виска, после чего обратился к Ворону и Кучеру:

— Мент хитер. Он думает, что после уничтожения склада Жереха второго такого же нападения от него никто не ожидает. И может спалить наш спирт. Попробуем его перехитрить. Ты, Ворон, поставь на охрану пять человек с пушками. И пусть все время держат их наготове. Бригада Кучера по первому же сигналу перекроет все выходы. Зафлажкуем гада, никуда он от нас не денется.

— А почему бы не попросить заняться им наших друзей-мусоров? — снова встрял Угол.

— Меру знать надо, — грубо оборвал его Седой. А про себя подумал о том, что скажут люди, когда узнают, что пахан города не смог справиться с одним-единственным ментом и побежал за помощью в органы. Да с ним после этого никто из авторитетов разговаривать не станет. И снова поменяют местами с Жерехом. Кстати, все выглядело бы совсем иначе, если бы Жерех обратился за помощью к своим дружкам из органов. Надо только придумать, как его к этому подтолкнуть.

Несмотря на внешнюю непоколебимость, Седой не был уверен, что мент продолжит жечь склады. Скорее всего, придумает что-то другое.

Много ли надо, чтобы превратить богатую, многолюдную страну в нищий, унылый, обезлюдевший край? Да нет, для этого нужен всего один сильный враг. При Карле Великом французы были одним из самых зажиточных и счастливых народов мира. Но вот король умер, и вскоре приплыли викинги. На длинных и узких судах они входили в Луару и Сену, поднимались высоко вверх, высаживались на берег и совершали свои знаменитые набеги. Стены немногих замков и монастырей смогли защитить обитателей. Остальные твердыни пали и были жестоко разграблены северными воинами. Та же участь ждала и многие города, оказавшиеся в пределах досягаемости победоносных отрядов.

Французский король Карл Лысый метался по стране, собирая все новые и новые вооруженные дружины. Но успех сопутствовал французам только на первой стадии боевых действий — они благополучно добирались до полей сражений. Затем в дело вступали викинги, и уцелевшие королевские воины в панике разбегались куда глаза глядят. С тем же успехом сражались и войска вассалов Карла Лысого. Совсем отчаявшись, король попытался откупиться от викингов. Но на место отрядов, согласившихся за выкуп покинуть страну, приплывали новые, и грабеж разгорался с новой силой. Больше всего от воинов-язычников доставалось христианским монастырям и храмам.

Одним из самых прославленных воинов, приводивших в трепет всю Францию, стал берсерк Атаульф. Однажды его викинги подвели к своему предводителю старого, седого как лунь священника. Берсерк взмахнул своим боевым топором, намереваясь снести старику голову, и тут заметил, что тот буквально дрожит от страха.

— Чего ты боишься, — усмехнулся Атаульф, — ведь после смерти тебя ждет вечное блаженство.

— Просто я не хочу расставаться со своей паствой.

— Не волнуйся, очень скоро они вновь встретятся с тобой, — твердо пообещал берсерк.

А много ли надо, чтобы мощная преступная группировка превратилась в несколько рядов надгробий? Викинг не был уверен, что для этого достаточно одного отлично подготовленного бойца, но надеялся доказать это. Кому? Исключительно самому себе.

Для того переходного от дикого животного к высшему разуму существа, которое называется хомо сапиенс и является, по меткому выражению классика, существом биосоциальным, то есть хотя и социальным, но в первую очередь биологическим, главным стремлением остается (хотя официально это решительно отрицают) умение улучшить свое положение и благосостояние за счет ближнего. Способность сделать ему гадость, которая принесет пользу не кому-то третьему, а именно тебе. В этом смысле Викинг стоял несколько особняком. От истребления уголовников он получал только моральное удовлетворение, да и то какое-то ущербное. Воспользоваться плодами его побед доведется кому-то третьему. Но кому? Нормальным людям или новым преступникам, которые займут места исчезнувших урок? Викинг очень опасался, что события будут развиваться по второму варианту. Одно утешало: в каждом человеческом поколении соотношение хороших людей и подонков примерно одно и то же. И чем больше он истребляет сволочей, тем солиднее перевес честных и справедливых.