Викинг - Гарин Максим Николаевич - Страница 29

Мать, узнав о переезде, истолковала его по-своему, чисто по-бабьи.

— Ты бы хоть познакомил нас с ней. Зачем скрывать, мы же тебе только добра желаем.

— Кого ее, мама? — в сердцах бросил Викинг.

— Ну, сынок, что ж мы, совсем из ума выжили… Не понимаем, зачем ты все это затеял.

— Да ладно тебе, мать, — вмешался отец, понявший, что все не так просто. — Захочет — познакомит. Ты лучше подумай, как мы твоего отца принимать будем.

Теперь предстояло договориться с дедом. И хотя Глеб наверняка знал, что старик не станет задавать глупых вопросов и выполнит любое желание внука, решиться на этот разговор ему было гораздо труднее, чем на предыдущий.

Викинг заявился к деду как раз вовремя — тот устроил генеральную уборку. Поэтому лишь где-то часа через два, расстилая собственноручно выбитый ковер, Глеб изложил свою просьбу. Дед, устало присев на кресло — все-таки сказывались прожитые годы — минуту-другую подумал и спросил:

— Надолго?

Да, как и предполагал Викинг, дед не задавал ненужных вопросов. Только по существу.

— Думаю, на месяц-полтора. Но не исключено, что на все лето.

— Ладно, — согласился старик и, улыбнувшись, добавил. — А я как чувствовал, что надо привести квартиру в порядок.

Сборы были недолгими. Все, что надо, поместилось в одну объемистую сумку. Напоследок старик полез за висевшими на стене старинными часами.

— Дед, оставь, зачем они тебе? — воскликнул Викинг.

— Этим часам двести лет.

— Тем более. Еще сломаются в дороге.

— Ты не забыл, что для берсерков священным числом было девять? — спросил старик, снова усаживаясь в кресло, и не дожидаясь ответа, продолжил. — Эти часы почти два столетия тому назад привез из Швеции один наш далекий предок. Часы отличались удивительной точностью. Впрочем, и сейчас они идут минута в минуту. Но ровно за девять дней до смерти старейшего в роду они останавливаются, перед этим ударив девять раз. Я уже стар, но еще не все сумел передать тебе. Часы могут подать мне знак, что надо успеть рассказать хотя бы о самом главном.

Так они и добирались до родительского дома: Глеб с большущей сумкой и старик, державший часы бережно, как младенца. Упаковав свои нехитрые пожитки, Викинг на прощание успокоил мать:

— Не волнуйся, вздумаю жениться — дам тебе знать.

Вернувшись в дом деда, он первым делом выдвинул один из ящиков секции, убедился, что хранившиеся там далеко не безобидные предметы на месте. Ликвидация Махно и его охранников поставила Викинга перед новой проблемой. Всех троих, а также Фрола он уничтожил голыми руками. Правда, тела найдут далеко не сразу, но так действовать больше нельзя. В дальнейшем он просто обязан создать полное впечатление того, что каждое новое убийство совершалось другими людьми. Неплохо было бы кое-кого и подстрелить, хотя разум и восставал от одной мысли о ношении огнестрельного оружия. Ствол — не кастет, если попадешься в руки милиции, ссылками на необходимость самообороны не отделаешься.

Зато разнообразные вредоносные предметы, большинство из которых и холодным оружием никто не признает, имелись у деда в изобилии. Викинг разложил их на столе. Вот две небольшие металлические дубинки: только у одной ударный конец с небольшим утолщением, а у второй — полый, с глубокими насечками, напоминающий «розочку» разбитой бутылки. Незаменимая вещь в схватке с несколькими опытными противниками, когда нет возможности вкладывать в каждый удар всю свою силу. Здесь же трезубец Одина — жуткое изобретение викингов с остриями наподобие рыболовных крючков, позволяющее бойцу одним ударом обречь противника на сравнительно легкую, но неизбежную смерть от потери крови — трудно что-нибудь поделать с разорванной сразу в двух местах артерией. А еще древние использовали эту штуку как орудие пытки в походных условиях. В тело она входит легко, а вот назад только с кусками кровоточащего мяса. Рядом — куда более позднее изобретение человеческого гения: массивный кастет, к которому с боков приделаны две тонкие треугольные стальные пластинки с острой, как бритва, кромкой. Изделие, конечно, на любителя. Викинг его не жаловал, но оно свою лепту в создание иллюзии о несвязанных между собой убийствах внести, несомненно, способно.

Отсутствие огнестрельного оружия должны были хотя бы частично компенсировать метательные ножи. Ими Викинг пользовался виртуозно, с пятнадцати метров попадая в подброшенный шарик для настольного тенниса. Умел Глеб и стрелять из лука, но человек с колчаном стрел за плечами выглядел бы в современном городе, мягко говоря, нелепо. Викинг еще раз пробежал глазами свой арсенал, с усмешкой отложив в сторону древние свинцовые шарики для метания из пращи. Все остальное могло пригодиться, даже вон тот большущий гвоздь. Дело не в оружии, а в руках, которые его держат. Как сказал знаменитый Эдисон, настоящий мастер должен уметь пилить буравом и буравить пилой.

Общеизвестно, что по жизни в небольших провинциальных городах можно с наибольшей уверенностью судить о состоянии дел во всей стране. И Глотов в этом смысле не являлся исключением. Взять хотя бы демографический вопрос. С началом девяностых стали резко пустеть некогда переполненные палаты роддома. Через несколько лет один предприимчивый делец попытался было уплотнить ряды беременных женщин, устроив на освободившихся площадях несколько, грубо говоря, шопов, но затея не удалась. Специфика заведения требовала работы всего здания как единого организма.

Затем пришел черед дошкольных учреждений. Два детских сада пришлось закрыть ввиду отсутствия самих детей. Еще несколько садов та же веселая перспектива поджидала в ближайшем будущем.

И, наконец, демографические неурядицы добрались до средней школы. Пока было принято решение расформировать и закрыть одну школу, расположенную в самом центре города. В этой школе и раньше не набиралось требуемого числа учащихся, поскольку центр традиционно заселяли люди преклонного возраста. Но власти все медлили, пока не оказалось, что в следующем учебном году первоклашек наберется едва ли на полкласса. И тогда школу закрыли, а здание с прилегающей территорией выставили на продажу. Конечно, Глотов — не Москва, но и здесь центр города считался наиболее престижным местом, собственность в котором — всегда в цене. И потому устроители аукциона были просто шокированы, увидев, что на торги явилось всего несколько покупателей.

А у Седого была мечта. Она зародилась, когда он оказался в Волгограде, на открытии старым корешем казино. Правда, кореша вскоре прирезали — не захотел взять в долю одного хорошего человека, — но мечта от этого не стала менее желанной. Задумал Седой построить в городе нечто вроде развлекательного центра, лучшего в области. С казино, рестораном, гостиницей для приезжих, под прикрытием которой функционировал бы дорогой бордель. Территория бывшей школы идеально подходила для осуществления задуманного.

С потенциальными покупателями, желавшими принять участие в аукционе, проводились предварительные разъяснительные беседы, своего рода ликбез: только теперь, в отличие от двадцатых годов, уважение прививалось не к официальной власти, а к теневой. Только несколько хилых претендентов, чьи капиталы не позволяли им нанести заметный финансовый ущерб Седому, были допущены к торгам. Могли бы, конечно, припугнуть и их, но при одном претенденте ни о каком аукционе не было бы и речи.

Седой пожелал лично участвовать в торгах. Под вялое постукивание молоточка он монотонно отбивал наскоки нескольких глотовских мечтателей, решивших за рубль купить доллар. Наконец, последний из халявщиков понял, что добавлять сегодня ему придется в другом месте, и лакомый кусочек достался пахану всего-то за цену шестисотого «Мерседеса».

Наутро, отложив все дела, Седой вместе с ближайшими помощниками помчался на осмотр своего нового имущества. Величина перешедшего в его собственность земельного участка произвела на пахана должное впечатление. А вот само здание школы разочаровало. Слишком уж оно было мрачным, каким-то угрюмым для будущего развлекательного заведения. Да и для школы тоже. С первого же взгляда это массивное, как бы составленное из прямых углов и выкрашенное в казенный цвет строение напомнило Седому тюрьму. Пахан ощутил, как в нем растет раздражение.