Время Лохов (СИ) - Безрук Юрий - Страница 55

- Бывало так. Куда их увезли? В какое отделение?

- Олег сказал, не в отделение, а к операм в Митино.

- Ладно, я поехал к ним, закрой за мной.

Я вышел из квартиры. Еще один звоночек того, что я все решил правильно. Больше в Москве лохотронщикам покоя не будет. Хорошо, если на этот раз все обойдется, но, говорят, уже есть первые ласточки: некоторым пророчат уголовное разбирательство.

Машины Еремы возле здания оперов не было. Я вошел, в двух словах объяснил дежурному, что мне нужно. Дежурный позвонил по внутреннему телефону, и через минуту ко мне вышел крепкого телосложения малый в штатском костюме. Взяв из рук дежурного мой паспорт, повел за собой.

Он ввел меня в широкий кабинет, в котором располагалось всего три стола и несколько набитых папками шкафов. За одним из столов сидел другой оперативник, повыше ростом, долговязый, с залысинами на голове, тоже в штатском. Первый протянул мой паспорт коллеге.

- Еще серпасто-молоткастый! Вы там что, на Украине, совсем не собираетесь менять паспорта на новые? У вас там, вроде, уже появились свои жовто-блакитные?

- С Украины, - стал заинтересованно перелистывать мой паспорт долговязый. - Не сидится вам, что ли, на месте?

- Было б где сидеть, не приехали, - спокойно ответил я.

- А к нам зачем пожаловал?

- Говорят, у вас наши ребята.

- А сам кто? Работаешь с ними или прикрываешь?

- Там есть мои друзья. Я приехал узнать, за что их задержали.

- Странно, что ты этого не знаешь, раз называешь себя их другом. И потом их продержат тут не более нескольких часов, хотя можем задержать и до трех суток. До выяснения всех обстоятельств и уточнения личностей каждого. Хочешь к ним присоединиться? Наверняка, ты не просто их друг. Сто процентов, ты с ними работаешь - нет?

- Я же вам сказал: там есть мои друзья. Я приехал узнать, в чем они провинились и скоро ли их выпустят.

Долговязый поднялся, подошел ко мне.

- А почему ты так уверен, что твои друзья именно у нас?

- Мне так сказали. Жена одного из моих друзей.

- Ну, жены редко когда ошибаются, - хмыкнул коренастый. - Моя вот тоже, как сыщик: никуда от нее не спрячешься.

- Так что? - спросил я. - Надолго они у вас?

- А ты переговорщик? - долговязый взглянул на меня. - Или уполномоченный?

- Не переговорщик и не уполномоченный. Я сам по себе. Просто беспокоюсь за друзей.

- Настоящая дружба - это хорошо, это здорово. И кто твои друзья?

- Баскаков Евгений. С ним должна быть еще Касаткина Элла, тоже наша землячка.

- Вот какая дружба, - ухмыльнулся долговязый. - И что, ты готов за друзей в огонь и воду, любую боль перенести?

- За друзей готов. Разве это зазорно? - Я посмотрел на долговязого в упор.

- Нет, не зазорно. Только остались ли еще в наше время такие понятия, как дружба, преданность, верность?

- У вас, может, и не остались, а я из старого мира - друзей предавать не привык.

Я не сдавался. Коренастый придвинулся ближе.

- Значит, говоришь, за друзьями пришел?

- Да, за друзьями.

- А хочешь, мы их отпустим? - улыбнулся коренастый и подмигнул долговязому. - Сколько их там у нас в кутузке? Человек семь? Выдержишь семь ударов по корпусу, отпустим. Как тебе?

- Бейте, - сжался я в комок.

Коренастый нанес мне резкий хук в живот. Первый удар я выдержал, но тут же получил удар кулаком в левый бок, затем в правый, прямой в грудь. Я сдвинулся назад, но выпрямился, снова собрался с силами:

- Лупи еще!

Подошел долговязый, саданул два раза в живот и снизу в челюсть. Я грохнулся на пол, почувствовал вкус крови во рту.

- Что ж вы делаете, сволочи? Фашисты, - пробормотал я, приподнимаясь на локте.

- Что ты сказал? - набычился коренастый.

- Фашисты вы, а не люди. Хуже фашистов. У вас других развлечений нет?

- Ты смотри, какой моралист выискался - не тебе, лохотронщику, вякать. А это за фашистов, - наклонился коренастый и шибанул меня в висок. Я плюхнулся на пол, затем опять приподнялся на локоть, задрал голову и снова бросил с вызовом:

- Фашист!

- Ну, ладно, хватит, - остановил коренастого долговязый.

Тут дверь отворилась и дежурный ввел в кабинет Еремеева.

- Товарищ капитан, еще один. Тоже, говорит, за лохотронщиками.

- Ладно, разберемся, - сказал долговязый. - Возвращайся на пост.

- Есть, - дежурный удалился.

Еремеев ошарашено взглянул на меня.

- Ну, давай, поднимайся, - долговязый поднял меня с пола, посадил на стул.

- Этот за друзьями, а ты за кем? - спросил Еремеева коренастый.

- Тоже за ними.

- Тогда забирай и этого, он за всех вас отработал. Паспорта пока останутся у нас, скажешь своим смотрящим, пусть за ними сами приезжают.

Я поднялся, пошатываясь подошел к Еремееву.

- Все нормально? - спросил Еремеев.

- Нормально.

Какое еще зло можно причинить рыбе, которая уже поймана, изжарена и подана на стол под соусом?

Мы вышли в коридор. Коренастый пошел за остальными, долговязый бросил мне и Еремееву: “За мной”, - и направился к дежурному. Минут через пятнадцать Баскаков с товарищами вышли во двор, где мы с Еремеевым ждали их возле машины. Баскаков крепко обнял сначала Еремеева, потом меня.

- Уж думали не вырвемся, - сказал и улыбнулся.

- Скажите спасибо Диману, он за всех расплачивался.

- Да ладно тебе, Олежа, не говори ерунды, - пробормотал я с трудом - челюсть еще ныла.

Баскаков обернулся к подошедшим.

- Марин, все не влезем, лови такси, забирай оставшихся и дуйте к нам на Удальцова. Хома знает.

Дрыщ, Баскаков и Колян влезли в машину к Еремееву.

- Диман, ты идешь? - крикнул Баскаков, перед тем, как сесть.

- Да, сейчас.

Я остановился возле Эллы.

- Ты как?

- Живая.

- Тогда увидимся.

Я пошел к машине Еремеева. Через полчаса мы были на месте.

Ближе к полуночи сабантуй только развернулся. Все пребывали в каком-то пьянящем восторге, и не столько от алкоголя, сколько от ощущения освобождения, легкости, удачи.

- Я же говорил вам, - бормотал напившийся Баскаков. - С нами не пропадете, не хрен шастать по Москве, из бригады в бригаду. Там, где мы, там фортуна и успех. Да, и еще, я чуть не забыл про наше золотое правило: кто сегодня привел самого денежного клиента? Опять наш тихоня-Диман, благодаря ему мы все сегодня и с деньгами в кармане, и на белом коне. А значит, Диману положена, как у нас и заведено, премия: десять процентов от проигрыша лоха. Диман, получи, - Баскаков достал из кармана перетянутую резинкой пачку денег и вытащил из нее несколько купюр.

- Ура! - закричали присутствующие, захлопали в ладоши, замахали бутылками с пивом в воздухе, поддерживая меня.

Я не противился, принял премию из рук Баскакова, сказал спасибо и засунул деньги в карман спортивных брюк. Теперь я полностью закрою долг. Это радовало, мне не хотелось уезжать, не расплатившись со всеми своими кредиторами. Но дальше сидеть за столом больше не хотелось: я достаточно выпил, меня то и дело тянуло на сон, я подумывал завалиться в соседней комнате на кровать и уснуть.

Баскаков никого не отпускал. “Все останутся у нас. Гудим всю ночь. Завтра объявляю выходной. Разбежитесь утром”. Отпросились только Марина (у нее была маленькая дочь) и Леся с Люсей (чтобы у матерей не сорвало крышу). Мужики никуда не спешили, алкоголя было - залейся. Ирма и Элла купались в мужском внимании.

Элла была в своем репертуаре. Я снова увидел ту самую Эллочку, которая на заводе укладывала мужиков пачками. И в этом окружении она про меня уже забыла. Тем, может быть, и лучше. Я больше не считал себя причастным к этому миру - завтра отдам долг Елене, Баскаков заберет паспорта, а послезавтра вечером сяду в поезд и навсегда постараюсь забыть все те горькие минуты, которые испытал с того самого дня, когда согласился остаться в бригаде Баскакова, когда вынужден был переступить через себя из-за безысходности, на многое закрыть глаза, делать то, что в душе всегда считал неправильным и несправедливым по отношению к другим. Очищусь ли я таким образом? Вряд ли. Но, по крайней мере, остановлюсь, попытаюсь вернуться к своему “я”, к душевному комфорту и согласию с самим собой, вернуться к тем единственным ценностям, которые позволят мне в эту зыбкую пору перемен держаться на плаву.