Время Лохов (СИ) - Безрук Юрий - Страница 46

Меня аж затрясло:

- Да что вы, землячки, бляха муха, творите? Как будто с дуба свалились, как будто не на Донбассе выросли! Мне ли вам объяснять, что значит сало и настоящая горилка для земляка, вынужденного хлебать паленую водку в Москве? Да меня друганы со свету сживут, если я, едучи из дома, не привезу им ни поллитра свойской. Что хотите со мной делайте, хоть вяжите, хоть режьте, но самогонку отдать вам я не могу. Отпейте половину, отлейте, но оставьте мне хоть граммулю, - я землякам пообещал, обещание сдержать должен. Разве вы сами не уважили бы земляка?

Я крепко сжал рукой баклажку, которую держал худощавый, и с вызовом посмотрел ему в глаза. Неизвестно что отвело от меня напасть, но сержантики неожиданно поостыли, тот, что постарше, круглолицый, небрежно махнул рукой и кинул худощавому:

- Ладно, Рустамчик, отдай земляку его добро. Наши с тобой братья тоже где-то маются на чужбине.

Худощавый (было видно) не без сожаления выпустил полторашку с самогонкой из рук, и сержантики ретировались. Я облегченно выдохнул. Сам от себя не ожидал. Что меня толкнуло на такое безрассудство? Ради чего? А если бы менты оказались понаглее, да уложили бы меня на пол, да отпинали, как последнюю дворнягу, - я не думал о таком развитии событий?

Эту историю я рассказывал Елене и Гере, как анекдот. Теперь и мне было смешно вспоминать случившееся. Тем более у этого анекдота был не менее забавный конец: не прошло и полчаса, те самые сержантики пронеслись мимо моего купе в обратном направлении, каждый с полторашкой мутной под мышкой - на ловца, как говорится, и зверь бежит. В который раз я поблагодарил своего ангела-хранителя за покровительство.

В конце ужина Елена ввела меня в курс дела. Пока я не найду себе жилье, мне было позволено на неделю-две - не больше, уж не обессудь - остановиться у них. Работу она нашла мне на своем строительном рынке на Каширке. В том же районе я смогу найти и жилье (бабушки там постоянно ходят, предлагают комнаты).

Выбирать не приходилось (впрочем, как всегда), я был согласен на любые условия (зачем тогда приехал?). Спасть меня уложили на диванчике в кухне (мне не впервой спать, на чем и где попало). Рано утром - подъем.

Поначалу мы с Еленой добирались на рынок вместе (ее сожитель Гера работал с Юркой на другом рынке) и первое время вместе возвращались. Из дома до автобусной остановки шли, как добрые приятели, но в автобусе, особенно когда появлялись свободные места рядом, Елена просовывала свою руку через мой локоть и опускала голову на мое плечо.

- Ты совсем не понимаешь, как я рада тебя видеть, - сказала она мне в первую же поездку. - Но мой Гера ничего о нас не должен знать. Я его по-своему люблю, он мне дорог, я не хочу его терять, тем более мы ждем ребенка, поэтому, будь добр, никогда при нем не смотри на меня масляными глазами. Я все равно твоей уже никогда не буду, так что не ломай мне жизнь.

- Я и не собирался, - успокоил я Елену, радуясь, что мы с ней как и прежде понимаем друг друга с полуслова. Я уже смирился и сейчас испытывал к ней больше нежности, чем страсти. Наши нынешние отношения я назвал бы скорее дружбой, чем влечением. Мне было легко с ней общаться, как будто мы всегда были с ней, как брат и сестра, а не как любовники.

Елена нежно поцеловала меня и тесно прижалась к моему плечу. Со стороны - так любящая пара. Но только в автобусе и только с оглядкой по сторонам. По пути к рынку - словно старые, добрые приятели: беззаботные, веселые, не испытывающие скуки.

- Ну, давай, до вечера.

Мы расставались у входа в рынок, я шел в свой контейнер, Елена в свой. По окончании работы она заходила за мной, и мы снова, если я не задерживался на разгрузке, вместе брели к автобусной остановке, снова ехали плечом к плечу и отрывались друг от друга только на выходе. Я не мог претендовать на большее, не должен был: Елена была по-своему счастлива, и я был бы последней скотиной, если бы разбил ее образовавшееся счастье.

Через неделю я съехал, и жизнь моя опять перешла в русло, параллельное руслу Елены. Сожаление об этом я пытался заглушить новой работой.

Новый хозяин мой, Ярослав, - молодой парнишка из Украины (я тоже вроде не старый, но мои двадцать восемь и двадцать четыре хозяина оказались отдалены, как Москва от Урала), на которого, как снег на голову, свалилось богатство в виде однокомнатной московской квартиры и наличных деньжат, которые обнаружились после внезапно скончавшейся тетки. Ему хватило ума не разбазарить обнаруженное, а арендовать небольшой контейнер на рынке стройматериалов, закупить товара и нанять продавца. Сложнее оказалось с переоформлением квартиры. Временное проживание он успел получить еще при жизни тетки, так как уже более года жил у нее, но дальше дело не пошло: ему было лень собирать справки, толкаться у нотариуса, доказывать через судей свое родство и факт наследования. Он жил в квартире тетки, продолжая оплачивать коммуналку, соседи на него не доносили, так как знали, что он действительно племянник их давней соседки, значит, имеет право, живет законно, ничего не нарушая, никого не тревожа.

Я не вдавался в подробности личной жизни нового хозяина, узнал обо всем из уст таких же работяг, как я. Да мне, собственно, было все равно, что там у новоиспеченного молодого предпринимателя за душой, лишь бы вовремя подвозил товар, закупал потребное, платил зарплату.

Предыдущий продавец, говорят, ушел именно по этой причине, но я не привык жить на последние гроши, поэтому сразу договорился с Ярославом, что зарплату я буду получать ежедневно, вычитывая ее из проданного за день. Я исправно - копейка к копейке - сдавал вечером выручку, и так как выручка составляла не менее средней по рынку, Ярослав оценил мое усердие и согласился на мои условия, в дальнейшем уже не появляясь вечером, а заезжая в три-четыре дня, а позже и раз в неделю. Но на первых порах меня это мало волновало: мой контейнер, размером с автомобильный гараж, был забит под самую крышу, распродавать все это мне хватило бы на целый месяц.

Немного погодя я заметил, что быстрее всего на этом рынке уходил цемент, смеси и шпаклевки. Я попросил Ярослава завезти цемента и мне (у него в ассортименте цемента не было), и с его поступлением моя зарплата стала более стабильной - на цемент спрос не снижался ни разу.

Пока Ярослав не завез смеси, я, не долго думая, предложил по-соседски двум киргизам, Азату и Нурбеку, чей контейнер был напротив моего контейнера, помогать им сплавлять мешки с цементом, когда у тех была орда покупателей другого товара, а я в это время был свободен. Они не воспротивились: чем быстрее уходил товар, тем быстрее его пополняли. Таким макаром я добавлял себе к заработку лишних пять-семь процентов в день, отдавая киргизам деньги по их заявленной стоимости с учетом скидки. За отдельную плату я помогал им также разгружать машины с цементом и смесями - мне было не привыкать таскать весомое (“тупо взял, тупо понес”, как учил меня крепыш Давыдов в Питере).

Ассортимент товара своего контейнера я выучил за считанные дни - память у меня еще со школы работала, как у счетовода. Я сам распределил товары по близким группам, разложил их в контейнере по определенным местам и вскоре мог, как дома, где я любую книгу на полке отыскивал в считанные секунды, быстро найти в том или ином углу какую-нибудь краску, затирку или шпатлевку. Мне это было по нраву. И даже не столько процесс торговли (торговля и так всегда доставляла мне удовольствие), сколько общение с людьми, наблюдение за ними и их поведением. Любой человек на рынке раскрывался полностью, был прозрачен, как вымытое окно. Никто на рынке не контролировал себя, никто не пытался изображать из себя кого-то другого. За воротами рынка это были серьезные и недоступные, важные и деловые люди, а здесь обычные покупатели, которые для продавцов подобных рынков иными быть и не могли. Мне сослужило службу и мое юношеское увлечение психологией, чтение Фрейда и Юнга, Теплова и Леонгарда. Да зоркий глаз, да острый язычок. Вот где развернулась во всю ширь моя натура. Мне не торгашом надо было быть, а зазывалой на ярмарке, балаганным дедом. Шутя, с прибаутками да поговорками заманивал я заезжих купцов, мастеров да покупателей в свой контейнер, перехватывал торопыг прямо на ходу, окучивал неуверенных, советовал сомневающимся. Пригодился опыт отца-строителя и стройбригадовская выучка. Мне было как никогда легко и непринужденно, никто на меня не давил, никто над душой не стоял, все у меня спорилось, все получалось. И нравились окружающие товарищи: простой в общении и открытый Мишка Ступин из контейнера справа, его соседка Зинаида, Марат из контейнера сантехники, те же улыбчивые Азат и Нурбек, как двое из ларца - одинаковы с лица.