Время Лохов (СИ) - Безрук Юрий - Страница 27

- Ты думаешь, я сразу решилась с тобой встретиться? Нет, конечно. Хотя мы друг друга и знаем сто лет и по многим вопросам у нас схожие мнения, согласись, свидание - это нечто другое, нечто иное, чем дружба, для этого, я думаю, может даже не быть дружбы. Ну, в общем, ты меня понимаешь. Я не так хотела выразиться. Я может даже и согласилась встретиться с тобой именно потому, что ты меня понимаешь. Иногда мне кажется, даже близкая подруга меня так не понимает.

“А ты сама себя понимаешь?” - мелькнуло у меня, но я не стал ее перебивать.

Пошел легкий снег, он был только на руку: разгонит народ по домам, и у подъезда будет не так людно; мы незаметно проскочим ко мне домой, а уж дома можно будет безбоязненно включить музыку: завтра выходной, Павловна с дочкой ушли ночевать к бабушке, - никто нас не потревожит.

Но вот и мой дом. За несмолкаемым бормотаньем Ирины мы и не заметили, как пришли в мой двор, поднялись в квартиру.

- Раздевайся, - бросил я мимоходом, помог Ирине снять пальто, повесил его на вешалку в прихожей.

- Есть хочешь? - спросил, не зная ее привычек. Сам я, на ночь глядя, никогда не ел.

- Нет, спасибо, не хочу.

- Шампанское? Шоколад?

- Не откажусь.

Ирина пошла осматриваться. Я проводил ее взглядом. Под джинсами у нее, скорее всего, колготки, но и так ее упругая попка выглядела аппетитно. Неужели это та недотрога Ирина, та самая, на которую, по ее утверждению, не обращают внимания мужчины? В моей квартире!

Я вытащил из холодильника бутылку шампанского, прихватил пару бокалов, плитку шоколада и вернулся к Ирине. Она прохаживалась вдоль книжных полок в гостиной, разглядывала оставшиеся после ухода Лидии побрякушки в стенке, кассеты с музыкой.

- Иди, выпьем.

Я поставил на журнальный столик у дивана шампанское и бокалы, открыл плитку шоколада, разломил на кусочки.

- У тебя столько музыки! Можно, я что-нибудь выберу?

- Пожалуйста.

- Есть что-нибудь медленное?

- Смотри в сборниках “Медляки”, ставь любую, там все подборки хорошие.

Ирина воткнула одну из кассет в магнитофон.

- Иди ко мне, - я привлек Ирину к себе, посадил на колени, потянулся к ее губам. Она ответила на поцелуй, но потом отстранилась.

- Погоди, давай сначала выпьем. У меня давно не было такого вечера. Уж не знаю, сколько я не пила шампанского.

Ирина взяла бокалы со столика, один протянула мне, мы небрежно чокнулись, немного отпили.

Ирина, как воробей среди собратьев на ветке, затрещала дальше. О том, как ей нравится шампанское, как они с подругой иногда “отрываются” и, бывает, выпивают по бутылке на брата, а потом валятся смотреть сериалы. Рассказала о том, как она проводит выходные. Летом, конечно же, интереснее, ведь у нее есть дача, на даче она разводит цветы и уже, как настоящий мичуринец, может любому подсказать, в какое время какие следует сажать, как за ними ухаживать.

Незаметно мысли Ирины перескочили на работу, и она уже бредет по цеху, возвращается в отдел, бичует начальство, не забывает пройтись и по девчонкам.

Я ее не останавливаю, упиваюсь ее воркованием, любуюсь вытянутым личиком, горящими глазками, тонким носиком, маленькими ушками. Не прерывая, кончиками пальцев слегка притрагиваюсь к ее тонким губам, подбородку, ушкам. Ушки у нее особенно чувствительны. Когда я касаюсь их, Ирину пронизывает дрожь, но ей хочется выговориться, и она, слегка качнув головой, уклоняется от моих пальцев; тогда мои неугомонные руки гладят ее тонкую шею, хрупкие плечи, опускаются к маленьким грудкам, пытаются ощутить их форму, опускаются ниже, слегка сдавливают упругий девичий живот, пробегают ладонью по суровому джинсу на ногах. Ирина словно бесчувственна, продолжает лопотать безумолку, в промежутках между вдохом и выдохом прикладываясь к своему бокалу (я только успеваю его наполнять) или бегло целуя меня в губы.

Видя, что мои ласки не вызывают у нее отпора, я становлюсь решительнее, стягиваю с Ирины вязаную кофточку. Она не противится, оставляет на секунду бокал, активно мне помогает, сама расстегивает на спине бюстгальтер и отбрасывает в сторону, затем снова берет бокал и продолжает прерванную мысль.

Но я уже слушаю ее вполуха, жадно целую наполовину обнаженное тело, любуюсь острыми, как у собаки, сосками ее девичьей груди, нежно глажу торчащие лопатки и хрупкие плечи.

Время идет, Ирина его не заговаривает, наоборот, делает незаметным, быстротечным, сжимает до немыслимых пределов. (А еще говорят, время неизменно, постоянно. Но сколько раз уже подмечали: в работе, в увлечении каким-нибудь делом, час может пролетать за несколько минут, а в ожидании растягиваться на несколько часов.)

“Сейчас бы его удлинить, чтобы насладиться новыми ощущениями по полной”, - подумал я и прошептал на ухо Ирине:

- Я хочу тебя. Всю тебя хочу. Ласкать, обнимать, целовать.

Ирина, как кошка, легко соскользнула с моих колен.

- Ладно, только погаси, пожалуйста, свет, и отвернись. Не смотри, я сама разденусь.

- Может, в прихожей оставить немного, не то мы совсем растворимся в темноте, потеряемся.

- Оставь и отвернись.

Ирина отошла к краю дивана, стала стягивать с себя джинсы, но разве любопытство можно сдержать? Я обернулся, но увиденное только свело на нет все мое ранее возникшее желание. Под джинсами у Ирины оказались простые бабские панталоны, которые обычно носят пожилые женщины. И один вид этих панталон сразу перевернул все в моей душе - что за натура у меня такая? Я всегда считал себя эстетом, всегда любовался округлыми формами женской фигуры, упивался каждым бугорком, каждой впадинкой, насыщался прикосновениями к ним, а тут немыслимый с понятием девичьего тела атрибут в одно мгновение разрушил во мне любование и словно выключил все возникшие до этого желания.

Ирина сняла колготы, трусики, аккуратно сложила их на стоящем рядом с диваном кресле, потом обернулась, увидела, что я смотрю на нее, поняла, что я смотрел и до этого и наверняка заметил панталончики, которые она как можно тщательнее свернула и накрыла джинсами. Она увидела, что мой взгляд изменился, в нем появилась какая-то растерянность, пустота, особо пугающая в полумраке.

- Мне нельзя простужаться. По-женски, - стала оправдываться она. - Ну, ты понимаешь.

- Да-да, - глухо сказал я.

Ирина подошла ко мне, стала целовать в губы, я отвечал ей, но как-то потерянно, сухо. Она прилегла на диван, я рядом, продолжая целовать ее тело, чувствуя, как она загорается, но я, казалось, ничего больше не чувствовал: перед глазами упорно стояла картина Венеры, стягивающей с себя бабские панталоны. Беда с этими эстетами!

Ирина потянула меня на себя, Я полностью накрыл ее своим широким телом. Она задвигалась подо мной, завилась вьюном, жарко задышала, быстро поплыла, хотя я еще и наполовину не восстал. О такой женщине только мечтать! Едва я прикоснулся к низу ее живота, Ирина снова задрожала и снова поплыла, издав протяжный гортанный звук и крепко прижав меня к себе.

- Подожди, подожди, хватит.

Я попробовал пошевелиться, выбраться из ее объятий, но она снова крепко сжала меня руками и ногами:

- Тихо, тихо, не шевелись.

- Почему? - удивился я.

- Не надо, - сказала она, не раскрывая глаз. - Больше не надо, а то я привыкну, - что тогда буду делать?

Я с удивлением посмотрел на лицо Ирины с закрытыми глазами, по-ангельски просветленное. Мне было непонятно, почему она сознательно лишает себя удовольствия? Много ли у нее радости в жизни?

- Почему? - снова спросил я. И Ирина, открыв глаза, ответила:

- У меня не так уж часто происходит подобное. Последний раз, наверное, с год или больше назад. Не хочу привыкать. Знаешь, как потом тяжело по ночам. Особенно, когда это начинает тебе сниться, тебя изводить.

Я знал. В своих снах я со многими занимался любовью. Рядом спала Лида, но я изменял ей во сне с другими. И чувство это охватывало меня целиком. С Лидой давно уже такого не случалось.

- Тебе было хорошо? - спросила, окончательно придя в себя, Ирина.