Время Лохов (СИ) - Безрук Юрий - Страница 13

Рюмашка язык развязывает быстро, мы пошли бередить прошлое, чудачества свои да чудаков знакомых перебирать. Много разного в памяти отпечаталось, запечатлелось и смешного, и грустного.

Все со мной согласились, что теперь совсем другие требования, теперь и медалисты с трудом в институт могут пробиться, их отсеивают, как хотят, почти всё на взятках держится.

- Да сейчас скажи кому, что я три раза в сессию математику пересдавал - не поверят! - воскликнул Карпюк. - А были феномены, как, скажем, Выжегов, которые и по пять раз кряду за хвостовками бегали.

- Давайте и за их здоровье выпьем, - предложил Литвин.

Чокнулись, выпили, стали закусывать. Сигаев поинтересовался, как Литвину удалось выбраться в Донецк. Надо сказать, все мы в разные годы мечтали вырваться отсюда, кто в Харьков, кто в Киев, но после внезапно накатившей перестройки планы многих из нас рухнули: неожиданно резко выросли цены на обмен, подорожала жизнь, обесценились деньги, окончательно развалился Союз…

Литвин ухмыльнулся:

- Учиться надо, - и снова поднял рюмку. - Давайте лучше выпьем за будущее, - сказал, как бы оставляя за собой право на тайну.

От неприкрытого снобизма Литвина меня покоробило: кого он из себя изображает? Ведь и дураку понятно, что Литвин ничуть не лучше их, ему просто подфартило. Сейчас. Завтра фортуна может повернуться к нему другим местом. Стоит ли кичиться по этому поводу и строить из себя баловня судьбы?

Но Литвин, видно, думал иначе и считал нас, своих приятелей, если не неудачниками, то уж невезучими точно.

- Выпьем за то, чтобы и вам когда-нибудь так же повезло, - быстро проговорил он, пока не все еще опрокинули рюмки.

Когда тебе желают хорошего, отвечать нужно тем же. Тост поддержали все и выпили.

- Может, “пулю” распишем как раньше? - предложил Литвин.

- Почему нет, - все согласились с ним.

- Только не на деньги, - бросил Сигаев. - На деньги я всегда пролетаю.

- Я тоже не при деньгах, - поддержал его Карпюк.

- Как пожелаете, - сказал Литвин, выуживая из комода заранее приготовленную колоду. - “Ленинградку”, до двадцати. На вечер должно хватить.

Уселись вокруг небольшого журнального столика. Обговаривать условия игры не стали: мы всегда играли по одним и тем же правилам. Карты раскинул Карпюк.

- Шесть виней, - тут же объявил Литвин, сидящий по левую руку от Карпюка.

- Пас, - сказал Сигаев.

- Шесть бубей, - я решил побороться за прикуп. Четыре у меня были, червовый туз с маленькой, туз треф.

- Пожалуй, объявлю семерную, - Литвин пошел дальше.

- Играй, - не стал я больше торговаться, не уверенный в удаче. Литвин раскрыл прикуп. Интуиция меня не подвела: карта в прикупе была не моей ни в масти, ни в ранге (знал бы прикуп, жил бы в Сочи). А вот за висты я был готов потягаться, тем более Сигаев и тут пасовал.

После подтверждения Литвиным объявленной игры, я лег “всветлую”, разложил перед собой свой ряд и ряд Сигаева и сразу же заметил уязвимые места противника. Первые четыре взятки он возьмет безболезненно, а дальше вынужден будет отдать ход и попытаться сыграть на третью даму. Но меня не проведешь, я тертый калач, не взять Литвину задуманных взяток, и хорошо, если он уйдет без одной, может случиться, и без двух.

“Не всегда вам, оказывается, фартит, уважаемый Сергей Сергеевич, - упивался я проигрышем Литвина. - Может, эта игра опустит вас на грешную землю?”

Первая запись Литвину в гору. Раздали заново. Серьезной карты ни у кого не оказалось, разыграли пасы. На следующей раздаче Карпюк сыграл шестерную, но дальше карта повалила то Литвину, то мне, и вскоре игра четверых превратилась в игру двоих. Литвин проигрывать не любил, стал злиться. Я, наоборот, словно подпитывался злостью соперника. Игра превращалась в кошмар. Литвин стал себя плохо контролировать, Я воспользовался этим и снова сорвал его игру. В конце концов я взял верх, дошел до двадцати и “закрыл” почти всех. Сегодня был мой триумфальный день.

- Хочу выпить, - поднялся со своего стула Литвин, пока Карпюк подсчитывал результаты игры. - Пошлите уже за стол, здесь и так все ясно.

Добирались домой вместе. Убрали только со стола, чтобы родители Литвина не так колотились. Поземка немного стихла. Тихая морозная ночь неторопливо сковывала город.

Первым отделился Карпюк, затем с оставшимися попрощался Сигаев, мы с Литвиным приблизились к его пятиэтажке.

- Когда уезжаешь? - спросил я. Пора было расставаться.

- Завтра здесь есть еще дела, но семья уже перебралась. Фирма купила мне в Донецке двухкомнатную квартиру.

Дорогого стоит. Неужели Литвин для кого-то такой ценный фрукт?

Я кисло улыбнулся и неожиданно (даже для себя) спросил:

- А мне там из работы ничего не подыщешь?

Сказал и сразу осекся: в кого я превращаюсь? Неужели на самом деле я готов унизиться? Со стороны я и выгляжу, наверное, как последняя дворняга. Хорошо, хоть луна светит мне в спину, скрывая лицо в полутьме.

- Дима, ну что ты такое просишь? - несколько растянуто произнес Литвин (луна на секунду ехидно блеснула на его тонких самодовольных губах). - Сам подумай: кому сейчас нужны инженеры? Наступает эпоха менеджеров, грамотных управленцев. Фабрики и заводы никому больше не будут нужны, все можно будет просто купить, а вкладывать в производство - себе в убыток.

“И вправду, - подумал я, - никому инженеры теперь не нужны”.

- К тому же, брат, работать менеджером - башку нужно иметь.

“Конечно, - согласился я с ним в уме, - и не простую, а золотую. По ходу, как у тебя”.

- Ладно, - протянул я Литвину руку для пожатия. - Удачи тебе! Увидимся как-нибудь.

Литвин сухо ответил на мое рукопожатие, и мы расстались. Мне бормашиной ввинтилось в мозг последнее брезгливое Литвина: “Да кому сейчас нужны инженеры?” - “Конечно, никому, - подумал я с тоской. - К сожалению, больше никому”.

Я в который раз пожалел о том, что не выдержал и с надеждой на будущее унизился перед Литвиным. Но эмоции эмоциями, а вывод один: как ни крути, а работу искать придется - нужда свои законы пишет.

8

Когда я переступил порог своей квартиры, мой телефон нервно разрывался. Я снял трубку и услышал недовольный голос Лидии:

- Где ты ходишь? Я звоню, звоню; звоню, звоню…

- Я был у Литвина, немного посидели.

- А, ну-ну. Да, я хочу сказать тебе, что завтра загляну, заберу кой-какие вещи.

Я нисколько не удивился новости.

- У тебя что, нет ключей?

- Есть, я просто хотела тебя предупредить, чтобы ты был в курсе.

- Хорошо, теперь я в курсе, - сказал я с раздражением и положил трубку.

Она хотела сообщить мне, что завтра заберет вещи? Она еще не все забрала? Ерунда! Уколоть захотелось. Бабы без этого не могут, у них это в крови: даже не желая, уколет.

Снова раздался телефонный звонок.

- Ты почему бросаешь трубку?

- Я не бросаю. Сорвалось, наверное, - не стал заводиться я дальше.

- Так я приду?

- Приходи, куда тебя денешь?

- Да, и еще: я подала на развод, уведомление в суд придет тебе по почте. До завтра.

Теперь трубку положила она. Все-таки уколола. Если бы я не выпил, скорее всего, разболелось бы сердце. А так бьется лишь сильнее обычного. Мое верное измученное сердце…

Я подумал: “Почему я так спокойно отнесся к уходу Лиды? После нас хоть потоп или - прошла любовь, завяли помидоры? С другой стороны, вернись она, встретил бы я ее как прежде? Унижаться бы точно не стал: не в моем характере”.

Она подала в суд! И что? Развод… Но мы и так в последнее время жили, как в разводе, разве что только делили общую постель, да иногда ели за одним столом по привычке. А так, уже ни общих интересов, ни общих мыслей. И друзья врозь. Она не хотела встречаться с моими друзьями, а мне что было делать среди ее подруг? Для них я почему-то всегда был ее придатком, а то еще хуже: шифоньером в комнате или креслом в гостиной. Так что развод для меня был ничуть не страшнее похода в магазин за хлебом - чем она хотела напугать?