Завет Локи - Харрис Джоанн - Страница 14

– Послушай, Попрыгунья, ты ведь тоже можешь читать мои мысли, если захочешь. И, разумеется, если я сам этого захочу.

«Нет, я не захочу! Ни за что! Никогда!»

– Ну, это мы еще посмотрим, – возразил я.

И остальной путь мы прошли в молчании.

Дом Эвана представлял собой тускло окрашенную коробку, сделанную из какого-то неизвестного материала под названием бетон. Само здание, правда, было очень высоким, и входить туда пришлось через некий портал (лифт), действующий явно с помощью магии и еще каких-то сложных механизмов, но Попрыгунья ничего этого словно не замечала.

Должен сказать, меня вообще несколько удивляло ее отношение к магии как к чему-то обыденному. А ведь этот мир был буквально соткан из различных разнонаправленных энергий, таинственной магии и колдовских заклинаний! Однако все ее мысли – по крайней мере в данный момент – были по-прежнему заняты в основном одеждой, школой и различными изображениями животных. По-моему, во всем этом не было ни малейшего смысла. И во мне постепенно начинала крепнуть уверенность, что у нее и нет никаких особых прав на то тело, которое нам с ней с некоторых пор приходится делить; что мне без нее было бы гораздо лучше – ведь тогда это тело оказалось бы в полном моем распоряжении.

Я, наверное, мог бы попытаться и силой его отнять, если бы дело дошло, скажем, до поединков разума, – но пока что я все же нуждался в ней, своей «квартирной хозяйке», хоть временами она, если честно, изрядно меня раздражала. И, вероятно, буду нуждаться в ней до тех пор, пока не научусь обходиться в этом мире без ее помощи. Историю моих многочисленных попыток приспособиться к жизни различных обществ и социальных групп в лучшем случае можно было бы назвать пестрой и далеко не всегда удачной; а уж если бы другие обитатели этого мира узнали о моем незаконном пребывании внутри Попрыгуньи, то мы с ней, вполне возможно, вскоре оказались бы в таком месте, которое, согласно внутреннему лексикону моей хозяйки, именовалось «психушкой», и я, проведя небольшое расследование, убедился, что жизнь там весьма далека от пасторальной.

Я осторожно прикинул, каковы могут быть мои планы на следующий день. Попрыгунья уже в определенной степени научилась читать мои мысли, а мне вовсе не хотелось вызывать в ней излишние подозрения. А потому я старался вести себя тихо и скромно, хотя вопросы так и роились в моем мозгу, и в первую очередь вопрос о том, что представляет собой тот тип, к которому мы сейчас направлялись за консультацией. Попрыгунья, правда, представила мне его мысленный образ, и я пришел к выводу, что характеры у нас с Эваном, пожалуй, весьма схожи. Хоть она и считала его своим закадычным другом, а ее уважение к нему было поистине безграничным, он, похоже, был, как и я, склонен к грубоватым шуткам и розыгрышам. В общем, я прямо-таки нутром чуял, что мы с ним вполне можем оказаться родственными душами. Из-за этих-то моих мыслей мне и пришлось испытать настоящий шок, когда мы наконец вошли в квартиру Эвана (квартира – какое странное слово для помещения, возвышающегося над окрестностями, подобно мосту Биврёст!) и я увидел его самого. Передо мной оказался отнюдь не мудрец и не могучий воин, а совсем еще молодой человек, сидевший в каком-то странном металлическом кресле и даже не подумавший встать, когда мы вошли. Он лишь насмешливо посмотрел на нас и спросил:

– Ну, какая еще драма с тобой приключилась?

Я огляделся. По сравнению с домом Попрыгуньи пресловутая квартира имела поистине спартанский вид, хотя стен почти не было видно – они скрывалась за бесконечными рядами книг; такого количества книг я ни разу в своей жизни не видел. На письменном столе тоже высились стопки книг. У окна на столике стоял компьютер. Комната и кухня являли собой как бы единое пространство, не разделенное дверями; посреди просторной кухни высилась, подобно острову, широкая стойка для подачи пищи и рядом с ней – к моей большой радости – холодильник. Со слов Попрыгуньи я знал, что этот парень живет с матерью, которая работает в местной больнице. Я также заметил некое животное – скорее всего, собаку, – спавшее в корзине. Заметив, что Попрыгунья чем-то отвлеклась, я быстренько прокрался в ее мысли и за запертой дверцей с надписью ЭВАН обнаружил целую серию мысленных образов, которые послужили мне, так сказать, введением в тему: там я увидел этого парня куда более юным, но в том же металлическом кресле, хотя иногда он все же с ним и расставался; с Эваном было также связано очень много ролевых компьютерных игр и отсылок к ним (все это я пометил как нечто весьма скучное и утомительное), а еще – целый клубок различных чувств: любовь, нежная привязанность, откровенное восхищение, переходящее в восторженное преклонение, и некая необъяснимая печаль; кроме того, я мельком заметил несколько грубоватых шуток (одна, насчет утки, пирожков и школьного пожарного шланга, показалась мне очень даже недурственной), но это я отложил на потом; и, разумеется, там было множество всяких обрывочных воспоминаний, сценок из прошлой жизни, многие из которых, кстати, были странным образом связаны с той загадочной песенкой про «кита, который по берегу бежит», оказавшей, похоже, столь сильное воздействие на Попрыгунью.

Больше там, пожалуй, ничего интересного для меня не было, и я переключился на окружавшую меня реальную действительность. Несмотря на попытки Попрыгуньи отклонить тему завтрака, эта тема все же превалировала в моем сознании, и я не сомневался, что у Эвана непременно найдется чем перекусить. Я осторожно обогнул его кресло и двинулся к холодильнику. По дороге я машинально выглянул в окно, и у меня просто мурашки по телу поползли (видите, я уже начал воспринимать физическое тело Попрыгуньи как свое собственное), и я сильно вздрогнул, словно прикоснувшись к оголенному электрическому проводу.

Собственно, за окном был всего лишь холм. Вроде бы самый обыкновенный. На вершине этого холма виднелась приземистая каменная башня квадратного сечения, и от нее во все стороны тянулись вниз зеленые склоны, а вдали, на самом горизонте, я едва различал в тумане горную гряду с семью остроконечными вершинами. Вид, в общем, самый заурядный. Но меня и впрямь словно током ударило – столь острым было это ощущение узнавания, пронизавшее все мое тело до самых ботинок. Я был совершенно уверен, что не раз видел все это и раньше. Возможно, во сне. Но, безусловно, видел, и не раз – в этом никаких сомнений быть не могло.

– Что это там? – невольно спросил я вслух.

Попрыгунья, разумеется, тут же отреагировала, мысленно приказав мне: «Заткнись, пожалуйста, будь так добр. Можно подумать, ты никогда в жизни холмов не видел!»

Но Эван, моментально подъехав на своем кресле к окну, поинтересовался:

– Что именно?

– Ничего, – быстро ответила ему Попрыгунья. – Я просто…

– Как, кстати, насчет завтрака? – поспешно перехватил я инициативу, прежде чем Попрыгунья успела меня остановить. – Я просто умираю от голода…

Эван удивленно поднял брови.

– Правда? Ну, можно сделать тосты…

– Да-да, тосты! – подхватил я, не обращая внимания на Попрыгунью, которая предпринимала слабые попытки возразить. – Тосты и… сыр, и шоколад. А вот йогурт можешь на стол даже не ставить. От этой дряни меня просто тошнит.

Эван рассмеялся.

– Что-то ты сегодня странная. Да и ладно. Будь моей гостьей, черт побери! – И он подкатил кресло к холодильнику. Только теперь я обратил внимание на его глаза: с ними творилось что-то непонятное – они то ли неспособны были толком сфокусироваться, то ли попросту смотрели в разные стороны.

«Прекрати на него пялиться, – мысленно велела мне Попрыгунья. – Ничего особенного, просто у Эвана один глаз стеклянный. И не вздумай что-нибудь спросить у него про инвалидное кресло, понял? У него сегодня, должно быть, очень плохой день».

Плохой день? Видимо, это как-то соотносилось с их общим прошлым. Но в данный момент знать об этом мне было вовсе не обязательно. Хотя, если б я захотел, Попрыгунья очень быстро заполнила бы этот пробел в моих знаниях. А так я просто пожал плечами и принялся исследовать содержимое холодильника. Кое-какие продукты я уже узнавал, но было там и кое-что незнакомое. Эван с насмешливой улыбкой наблюдал за мной со своего кресла.