Чёрная орхидея (СИ) - Салиева Александра - Страница 51

Жгучая.

Заполняющая рассудок.

Острая.

Выворачиваю нутро.

Ядовитая.

Опутывающая разум беспросветной пеленой отчаяния.

Но всего лишь боль.

- Где чертова флешка?

Не отвечаю. И едва сдерживаю победную улыбку.

Из нас двоих не выдерживает первым - он, не я.

Кто из нас двоих тут действительно страдает психическими расстройствами, учитывая данное… Стараюсь не думать.

Вообще ни о чем.

Это все равно не поможет.

А вот сосредоточиться на том, что я все еще дышу - очень даже полезно.

- Где флешка, мать твою?!

Хирургическая сталь вываливается из мужской ладони. Вода смывает кровавые следы на орудии моей пытки. И я смотрю на потихоньку растворяющиеся алые разводы, а не на того, кто задает один и тот же вопрос с разными интерпретациями. Потому и пропускаю момент, когда остаюсь одна. Лишь слышу, как громыхает железная дверь, после чего подача воды сверху прекращается.

Спустя тысячу сто двадцать три секунды я засыпаю. Банально отключаюсь, на самом деле. Ровно до начала следующего цикла подачи воды. Правда, на этот раз, открыв глаза, ничего не вижу. На мне плотная непроницаемая повязка. Зато слышу удар хлыста. Еще до того, как чувствую на себе его последствия.

Один, другой, третий…

Насчитываю ровно сорок два. Но с моих уст не слетает ни единого звука, пока извращенное глумление не прекращается. Не сдерживаюсь только, когда сильная мужская рука приподнимает за талию, позволяя затянутой петле между моих запястий соскользнуть с крюка, а мне - рухнуть на мокрый бетон. Да и то мой стон слишком тихий, чтобы мог расслышать кто-то еще, помимо меня самой. Впрочем, он далеко не последний. Другие - гораздо громче. Если скальпель и порку я терплю с относительной легкостью, то вот то, что следует за ними после… По моим внутренним подсчетам проходит около двух недель. Я начинаю ненавидеть латте, корицу, яблоки и выпечку. И не помню, остается ли на мне хотя бы один, нетронутый увечьями участок тела.

Спасает только то, что я до сих пор помню зачем это делаю.

Мне, можно сказать, еще повезло. В отличие от других… Тех, чьи контракты проданы на аукционе до меня и вместе со мной. Тех, кто совершенно не подготовлен физически и морально для чего-то подобного - вряд ли хоть одна из девушек проходила специальную подготовку, как было со мной. Тех, кого продают прямо сейчас, в эти самые мгновения, пока я думаю о несправедливости и неравенстве в этом треклятом мире. И будут продавать еще.

К тому же, в любом, даже наполненном самой извращенной жестокостью мире, все рано или поздно заканчивается. Мой случай - не исключение.

- Доброе утро, цветочек, - слышу в очередной раз вкрадчивый голос Маркуса.

Мужчина останавливается рядом с закрывшейся за ним дверью. И скрещивает руки перед собой. В одной из них он держит пистолет. Тот самый “Glock 45”, прицел которого когда-то я направляла на него.

- Начинаю жалеть, что не нажала на курок, пока была такая возможность, - озвучиваю продолжение мысли вслух.

- Учитывая, насколько хорошо ты вела себя в последние дни, я предоставлю тебе такую возможность снова, - невозмутимо отзывается Грин. - Подойди, - дополняет командным тоном.

Поскольку во мне уже нет никаких сил оценивать новый припадок социопатии в находящемся напротив, я просто-напросто выполняю то, что сказано.

- Открывай, - кивает на железное полотно позади себя.

На мгновение я зависаю.

То есть, мне можно выйти?!

Ага… Как же.

- Заперта, - обозначаю очевидный результат своих бессмысленных стараний, после того, как дверь не поддается моим усилиям.

Но ведь Маркус Грин ничего не делает просто так…

- Теперь, когда ты уяснила, что выйти отсюда не сможешь в любом случае, мы можем перейти к дальнейшему, - снисходительно сообщает англичанин. - Держи, - вкладывает в мои руки… пистолет. - В нем всего один патрон, - дополняет в пояснении. - Для тебя, Станислава. Если до сих пор не хочешь дать мне правильный ответ, то только так возможно прекратить все это.

Услышанное больше похоже на какую-то извращенную шутку. Но я не нахожу в ультрамариновом взоре и намека на нечто подобное. И все равно на некоторое время зависаю в ступоре. Сжимаю огнестрельное, даже не чувствуя собственных пальцев, и смотрю на мужчину снова и снова… Ищу хоть что-нибудь, что могло бы оставить мне иной выбор. Но не нахожу. А еще никак не могу прекратить думать о том, что первые слышу, как он называет меня по имени. Настоящему.

- Хорошо, - соглашаюсь и отступаю на шаг назад.

Прижимаю дуло пистолета к своему виску и невольно улыбаюсь, потому что в памяти проносится каждая секунда, начиная с момента, как я впервые увидела Маркуса Грина. В реальности. Не на фотографиях и страницах чужих историй о нем. Такого, каким воспринимаю его я сама. Только я. Никто больше.

Все еще улыбаюсь. Не в моих силах стереть эту дебильную неуместную улыбку, веющую толикой сумасшествия. Ведь только она помогает скрыть глубоко в душе бесконечный поток щемящей тоски и истинной боли. Не физической, нет. Ее я по-прежнему игнорирую. Но вот другая… Не та, которую может причинить кто-либо еще. Та, что действительно может меня погубить… Нажимаю спусковую тягу. Предварительно сменив направление прицела.

И ни черта не чувствую больше. Даже когда с упорством конченной мазохистки пристально наблюдаю за тем, как расплывается огромное багровое пятно на белой рубашке англичанина, упавшего к моим ногам.

- Раз, два, три, четыре, пять: я иду тебя искать. Как найду тебя... беги, - припоминаю слова детской считалочки.

И считаю по новой. На этот раз - отмеряя секунды, пока дверь в место моего персонального заточения не перестает быть закрытой.

Последнее, к слову, длится не так уж и долго.

Скрип петель смешивается с чередой отборного мата. На итальянском.

- Зря ты так, - морщится вошедший и придирчиво оглядывает валяющееся у порога тело Грина, а после нехотя сосредотачивает на мне: - Упустила свой шанс на легкую смерть, - перешагивает через преграду на своем пути.

Жилистое лице Вито Бьянчи украшает непробиваемая маска ледяного безразличия. Впрочем, я тоже не отличаюсь проявлением каких-либо эмоций.

Во-первых, потому что присутствие мужчины не является для меня каким-либо сюрпризом. Во-вторых, меня больше интересует факт того, что теперь появляется возможность покинуть помещение - дверь за вошедшим остается приоткрытой. В-третьих… Слишком устаю.

Пора бы уже заканчивать этот чертов спектакль.

- А с чего ты взял, что я собираюсь умирать? - отступаю немного назад.

Пистолет все еще в моей руке. Пусть он и бесполезен теперь, по большей части.

- Интересно, ты реально настолько смелая, или просто тупая? - интересуется он встречно. - Авария, яд, снайпер, маленькие приключения здесь… А тебе все неймется. Удивляешь ты меня, признаться. И откуда столько упорства берется? - удрученно вздыхает, вновь обратив внимание на Маркуса. - Вот его отец был слабаком. Я думал, что хотя бы сын не такой. Жаль… Гвен была достойна большего, - повторно вздыхает и аккуратно закатывает рукава своей рубашки. - Надо было сразу убить тебя, еще до того, как ты покинула здание аукциона. Знал ведь, что мальчишка до последнего будет тебя защищать, раз осмелился пойти против того, кто сделал его человеком…

- Человеком? - перебиваю в откровенной насмешке. - Это ты сейчас про себя, что ли? - уточняю с фальшивым изумлением. - Человек не станет убивать десятки невинных девушек только потому, что это принесет ему немного больше денег, чем у него было вчера, - заканчиваю мрачно.

- Ошибаешься. Я убил только предыдущий лот, купленный моим крестником. Сука не хотела играть по заданным правилам, вот и пришлось ее проучить, - расплывается в надменной усмешке находящийся в трех шагах от меня. - Еще я сделал заказ на ту дуреху, что решила помочь ей и тебе с чертовым компроматом на меня. Но остальных убрал сам Маркус. Чтоб не мешались. Не без моей помощи, конечно. После случая с Анной, неблагодарным рабыням не осталось никакого доверия, знаешь ли, - добавляет, сократив расстояние между нами на треть.