Извлекатели. Группа "Сибирь" (СИ) - Денисов Вадим Владимирович - Страница 59

Ничем не удивить Енисей.

— Хороший у него был шлемофон, однако, рубка почти не испачкалась. И стёкла целы, — констатировал Кромвель, прерывая затянувшееся молчание и вытаскивая из кармана «Моторолу». — Фантомас, подходи в рубку. Осмотри всё тут, — распорядился он.

Башка что-то заболела, намахнуть бы сейчас таблетку аспирина. Да только лень идти за аптечкой, потерплю.

— Николай, постой, — остановил я за рукав проходящего мимо пацана. — Слушай, а у тебя родственники в Санкт-Петербурге есть?

— Тётка рассказывала, что кто-то был, — неуверенно ответил пацан.

— Точнее не знаешь?

— Не… Какое нам дело, Питер далеко.

Яркий отсвет предзакатного солнца опять вспыхнул над тайгой и пропал. Нет, светило спрячется ещё не скоро, в этих краях оно сваливается за горизонт под большим углом, не так быстро, как в южных краях. Сначала наступит мистическое время таёжных сумерек. Сумеречная зона.

Позже нужно будет поискать пулевые отверстия. Хорошо, что обошлось без танцев с беготнёй и разрухи. Вот только мусор на полу валяется.

Прибраться надо бы.

Да, Енисей безупречен.

Он неповторим в любое время суток и в любую погоду, даже в самую ненастную. Им можно любоваться и восхищаться бесконечно каждый час. Он живёт своей жизнью, а вместе с ним живут, работают, а иногда приходят в себя люди и пароходы...

Закатываясь за горизонт, светило немного побаловалось последними оптическими эффектами, рисуя цветную панораму потрясающей силы и красоты — бескрайняя водная лента Батюшки, дымка над ней, подсвеченная последними лучами, одинокое неподвижное судно, стоящее на якорях. Поодаль на берегу — седая рубленая изба с крышей, густо покрытой изумрудным мхом. Безлюдная. Чуть покосилась, старушка, словно от немощи споткнувшаяся в последний момент и чудом остановившаяся перед самым обрывом.

К началу ночи зелёные краски тайги и оранжевые цвета неба постепенно исчезали, всё вокруг набирало темно-фиолетового оттенка, облака и река окрашивались в яркий пурпур. А над всей этой красотой низко нависали ещё не яркие вечерние звезды.

На мачте сборщика и модуля включились стояночные огни, обозначая габариты судна. Вахтенный на главном посту, несёт службу. Обозначая часть общего светового пятна, в носовой части модуля зажегся фонарь, один из четырех, окружающих утилизационную зону. Остальные огни вспыхивали поочередно, по мере сгущения тьмы, чтобы гарантированно обеспечить безопасность персонала. Всё по штатному протоколу, словно ничего экстраординарного не случилось. Пара прожекторов на мачте сборщика смотрят вниз, от них по воде разбежались призрачные, подрагивающие на плывущих мимо водоворотах горизонтальные свечи.

Фарватер пуст.

Тишина на борту, лишь слышно, как в режиме экономичного прогрева тихонько гудит экспериментальный реактор-утилизатор. Но служба идёт, вахтенный следит за обстановкой. Главный сейчас на ходовом мостике — юнга. Николай Брагин сам вызвался, без тени смущения напомнив «старичью», кто в экипаже самый глазастый. Где-то я уже слышал нечто подобное... Немного завидно. Мне запоздало хватило наглости тоже заявиться на роль судового смотрящего. В ответ же услышал, что дел много, и все они связаны с использованием грубой физической силы. При полном послушании. С капризами судьбы примирило задание, выданное вахтенному капитаном — не прохлаждаться в кресле, а капитально убраться в каюте, вычистив даже самые мелкие капли крови.

Мы же втроём молча стояли на палубе, ожидая, когда капитан закончит разговаривать с подстреленным партизанами Богдановым и выйдет к своему личному, пусть и временно, составу. Два мёртвых партизанских тела лежали на палубе в виде хладных трупов, укрытые кусками толстого пыльного полиэтилена.

Возле борта сборщика журчала тёмная енисейская вода, и было видно, насколько сильно течение великой реки.

Всё темней и темней вокруг.

— Надо было хорошим прибором ночного видения запастись, — вкрадчивым голосом произнёс Потапов, как и все мы, ещё не вполне остывший после контртеррористической операции.

— А они здесь вообще продаются, Ваня? — спросил Кромвель.

— Не обращал внимания, я же за навигатором ходил.

— Всё потому, что в столице нашей родины командир зажмотился, — ехидно вспомнил я наш приключенческий визит в оружейный салон на проспекте Мира. Не часто удаётся подколоть группера.

— Четыре тысячи баксов, как с куста, вы забыли что ли! — возмутился Павел. — Безумные деньги, грабёж!

— Как бы не пришлось здесь вдвое больше платить, — едко заметил примкнувший к критике Иван.

— Без «ночника» никак, — подыграл я.

— Вы, смотрю, сговорились, ироды! — с намёком на обиду огрызнулся Кромвель, — Было и было. Добудем.

Выражение лица заставило нас удовлетворительно кивнуть, провокация удалась.

Наконец открылась боковая дверь, Щеглов медленно перешагнул через комингс и остановился в шаге от проема. Он достал из кармана мятых брюк пачку недорогих сигарет, выщелкнул одну и, ловко прикрывая дрожащее пламя ладонью, прикурил по-старинке, от спички. Замер, о чём-то думая. Всё так же молча уставился на Кромвеля.

— Фёдор Васильевич, первым делом нужно решить, что делать с раненым, — прервал общее молчание группер, выдерживая гипнотизирующий взгляд тусклых глаз капитана. — Серьёзное ранение или нет, но его нужно везти к медикам. Мало ли.

— В ближайшую деревню переправить бы, к фельдшеру, — тихо уточнил Потапов. Я пока помалкивал, пусть старшие выскажутся.

Слова падали в вязкую, напряженную тишину. Сейчас этот невысокий седовласый человек лет пятидесяти, поджарый, даже суховатый, напоминал гипсовое изваяние. Невидящий, отрешенный взгляд, неестественно бледное лицо, на котором отчетливо выделялись темные полукружия вокруг глаз. Можно было подумать, что он «сидит на игле», но, при всем старании, вряд ли такой порок можно скрыть на флоте. Один прокол, и карьере конец. Наглядное пособие для занятий со студентами по теме «Стресс и его последствия». Ещё и почки, похоже, больные.

Наконец его губы зашевелились.

— Нет. Нет в ближайшей деревне медика. И не было никогда, — сердито поведал капитан скрипучим голосом, глубоко затягиваясь три раза подряд.

— Что же, тогда отвезём его в Ярцево, — не испугался трудностей Кромвель.

— До Ярцево надо ещё сто пятьдесят вёрст отмахать, а на реке ночь, куда вы собрались ехать? В Ярцево ФАП имеется, но вас к нему и близко не подпустят.

— Почему? — с недоумением спросил Павел.

— Потому! — без объяснений махнул рукой Фёдор Васильевич, и огонёк сигареты прочертил в воздухе огненную дугу. — Вы к походу готовились, или как глупые туристы, попёрли наобум? Всё, зарубите на носу, с наступлением темноты всякая мелочь по реке не ходит, чай, не трёхпалубник «Валерий Чкалов».

— Вообще-то, можно так сильно не пугать. На Волге мне пару раз приходилось ночью ходить с подругой на моторке, — не выдержал я.

— Вот там и ходи с подругами, мил человек! На Волге он, видите ли. Стенька Разин с княжной нашёлся... Там, поди, все берега от деревень и городов светятся! А на Енисее нельзя, - тут же осадил меня Щеглов. — Шутки шутите? С батюшкой шутить не надо, если не хотите налимов кормить.

Иван попытался что-то возразить и тут же удостоился ещё одного пресекающего взмаха капитанской руки.

— Да мы, собственно, так и планировали, малым ходом идти до Ярцево. Со всеми предосторожностями, — подпустив в голос твёрдости, сказал Павел.

— Как дети, ей богу! — разозлился капитан сборщика. — Вы эти места знаете, как часто здесь хаживали? Кто-нибудь видел лоцию участка? Хотя бы в курсе, как выглядит лоция, или только в книжках читали?

Нам тут же была прочитана короткая лекция, из которой экипаж «Хаски» узнал, что ночной переход можно совершать лишь при выполнении определённых условий. На борту должен быть человек, уже имеющий опыт ночного плавания, способный быстро оценивать дистанцию и правильно определять направление.