Извлекатели. Группа "Сибирь" (СИ) - Денисов Вадим Владимирович - Страница 46

В 1990-м году начальником транспортной полиции назначили Уильяма Браттона. Вместо того, чтобы заняться тяжкими преступлениями он вплотную взялся за безбилетников. Почему? Он верил: проблема граффити и огромное число зайцев были маркерами отсутствия порядка, что поощряло совершение более тяжких преступлений. Тогда сто семьдесят тысяч пассажиров пробирались в метро бесплатно, подростки перепрыгивали через турникеты или прорывались силой. И окружающие, которые в иных обстоятельствах не стали бы нарушать закон, присоединялись. Ну, а действительно, если кто-то не платит, а их не ловят, то зачем платить нам? Проблема росла снежным комом.

Браттон поставил у турникетов по десятку переодетых полицейских. Хватали зайцев и в наручники, в полицейский автобус. Там их обыскивали, снимали отпечатки, пробивали по базам. У многих оказывалось оружие, у других — проблемы с законом. Для копов каждое задержание стало похожим на пакет попкорна с сюрпризом. Пистолет, нож? Есть разрешение? Да за тобой убийство! И плохие парни быстро поумнели, начав оставлять оружие дома и оплачивать проезд. Тогда мэр Нью-Йорка Джулиани назначил Браттона шефом полиции города. И хоть Джулиани не впервые применил Теорию разбитых окон, его заслуга несомненна — он начал применять стратегию в масштабах города. Полиция заняла принципиально жесткую позицию в деле мелких правонарушений. Арестовывала каждого, кто пьянствовал и буянил в общественных местах, кидал пустые бутылки, разрисовывал стены, прыгал через турникеты, клянчил деньги у водителей за протирку стекол. Если кто-то мочился на улице, то отправлялся прямиком в тюрьму. Уровень городской преступности стал резко падать — так же быстро, как в подземке. Цепная реакция была остановлена. Насквозь криминальный Нью-Йорк к концу 1990-х годов стал самым безопасным мегаполисом Америки...

В Красноярске об этой теории, похоже, никто ещё не слышал.

Наискосок через площадь расположен один из красноярских автовокзалов, территория которого способна потрясти и напугать любого гостя краевой столицы, рискнувшего уехать отсюда на обшарпанном автобусе. Ларьки, лоточники с фальшивым и настоящим золотом, назойливые попрошайки, наглые бомбилы с космическими ценниками, тут же игорные заведения всех мастей, груды мусора, незаконной рекламы и транспортно-пешеходный хаос — здесь находится настоящий портал в наши 1990-е годы. А вот и контролёры. Из белой спортивной «японки» с открытыми дверями доносилась громкая музыка, рядом, болтая и подначивая друг друга, хохоча нарочито громко, нагло, торчала кучка участковой братвы. Уверенные в себе пацанчики в коротких кожаных куртках и спортивных штанах вызывали острое желание вытащить ТТ, потратив на исполнение пару магазинов.

Чёрт побери, но как же сложно оставаться непредвзятым! Думаю, это даже невозможно. Рано или поздно ты всё равно в этом себе признаешься, что бы соблюдать принцип невмешательства исключительно на жёсткой дисциплине. Честнее признаться себе в этом, чем лживо играть в равноудалённость. Проводя на Земле-2 недели командировок, переживая с людьми их трагедию, нельзя оставаться нейтральным ко всему, что причиняет им боль. Ни в коем случае нельзя зачерстветь, обрасти цинизмом. Так что, только дисциплина. Ну и определённая профессиональная деформация. Она наверняка появится.

Маленькая парковка возле гостиницы отлично подходила для наблюдения. Вальяжно расположившись в салоне с приоткрытой водительской дверью, я неспешно попивал крепкий кофе прямо из термоса, следил за поворачивающими налево автомобилями, а заодно и за прохожими.

Интересная штука! Несмотря на общее положение дел и общую социальную атмосферу, как в губернской столице, так и в стране в целом, на лицах спешащих по делам жителей мегаполиса не было видно обречённости. Озабоченность, а то и явная тревога, привычное озлобление — частые кадры, такое фиксируется. А вот обречённости не видно, люди свыклись, обтёрлись.

Не знаю, ясно ли всем им, как мне, что страна неуклонно сползает в пропасть? Скорее всего, люди это отлично понимают, народ не дурак. Понимает, что закрытые проходные стратегических заводов никогда уже не распахнутся для пропуска толп рабочих, а новые отечественные заводы никто не построит. Что звание «инженер-технолог» или «наладчик» уже не обретёт былое достоинство и гордость, что китайцы постепенно начинают всё активней вмешиваться уже не только в торговлю и производство ширпотреба, но и в политику, а предпосылок для общего улучшения качества жизни не видать.

Ничего страшного, они привыкли. Проявления общественного протеста, всплески публичного недовольства, конечно, есть и будут, но всё это мелко. А серьезное протестное движение без весомой поддержки, организационной и финансовой, ни за что не организовать, это закон. Нужна какая-то третья сила. Которой нет. Разве что китайцы начнут бодаться с американцами непосредственно на российских землях. Люди стараются об этом не думать, они живут в привычном цикле «дом – работа – магазин – дом», а в этой цепочке что-либо менять трудно, по большому счёту на неё не влияет социально-экономическая формация. Инерция огромна. Это и есть уклад.

И никто из красноярцев не знает, что всё могло сложиться иначе. Не в кухонных фантазиях и не в болтовне политиков, а на самом деле. «Знаете, а есть такая реальность, где…» и продолжить про национальные проекты, про изгнанных взашей европейцев и американцев, окопавшихся в каждом третьем властном кабинете, про импортозамещение и развитие современных технологий, про строительство новой инфраструктуры… Что сделают слушатели, услышав очевидный бред? Медицинскую карету вызовут. «Что-то вы чрезмерно взволнованны, молодой человек, может, укольчик сделаем?». Ох, и адаптивное же существо человек! Сам себя уговорит, переломает, но ко всему приспособится! Пока молния действительно не грянет. Настоящая молния, фактическая.

Некому показать и научить. Никто и не покажет.

Если я, например, хотя бы попробую начать делать что-то подобное, то очень быстро окажусь в вечной ссылке на охране какого-нибудь режимного объекта на Каспии или Новой земле. Без права выхода за периметр. Если вообще не грохнут.

Так что наше дело не просвещать. Наше дело извлекать.

Время шло, я меланхолично поглядывал в окно, туда, где, сталкиваясь, перекручивались и втягивались воронкой кругового перекрёстка плотные потоки автомашин и цепочки идущих от остановок прохожих. Определённые очередной модой прически, одежда и обувь с одних и тех же базарных прилавков делали их похожими друг на друга. То, что отличает каждого, скрыто глубоко внутри и проявляется в привычках, деяниях и линии поведения. Беглым, а порой и пристальным взглядом этого не заметишь. Лишь в конкретной жизненной ситуации, которая может произойти прямо на улице, личностные свойства обнаруживают себя, и человек может раскрыться с совершенно неожиданной стороны.

Рядом со мной стояла тёмно-вишнёвая Lancia Thema — автомобиль E класса первого поколения и два одинаковых чёрных «бумера». «Амакс» считается крутой гостиницей, чему искренне удивляется Потапов. Ближе к ночи здесь начнёт собираться беззаботная публика, в основном зрелые мужчины и молодые женщины. Вот у них единый стиль одежды отсутствует. Костюмы и галстуки, строгие вечерние туалеты соседствуют с модельными джинсами и свитерами, повседневными платьями, нарочито мятыми светлыми брюками и небрежно расстегнутыми на груди дизайнерскими рубахами. Общей, пожалуй, является лишь атмосфера уверенности и богатства. Даже не совсем свежие водолазки и небритые физиономии будто осыпаны невидимой бриллиантовой пыльцой. Много дорогих телефонов.

На входе в отель установлена рамка металлодетектора, однако под пиджаками и куртками наверняка будут спрятаны пистолеты, с десяток на зал. Сноровистые официанты быстро разнесут мясные, рыбные и сырные тарелки, заиграет лёгкая джазовая музыка. В подсвеченном синим аквариуме зашевелятся омары, по залу поплывёт лёгкий романтический аромат дубовых углей. Рассеянный зеленоватый свет крохотных плафонов создаёт в зале ресторана интимную обстановку. Вдоль одной из стен большие диваны чёрной кожи, расположенные полукругом вокруг столиков, образовывают подобие отдельных островков, что создаёт если не полное уединение, то его иллюзию.