Крах и Восход - Бардуго Ли - Страница 2

– Осторожнее, Алина Старкова. Ты слишком беспечно относишься к своей безопасности.

– Спасибо, – кивнула я. Мне хотелось отстраниться от него, и от выворачивающего наизнанку смрада сырости и ладана, который тянулся за ним, куда бы он ни шел.

– Ты сегодня плохо себя чувствуешь?

– Нет, просто неуклюжая.

Мы оба знали, что это ложь. Я окрепла с тех пор, как пришла в Белый собор – мои кости срослись, еда оставалась в желудке, – но все равно оставалась хилой, тело изнывало от болей и постоянной усталости.

– Возможно, тебе не помешает день отдыха.

Я сжала челюсти. Очередной день взаперти в моей пещере. Подавила чувство раздражения и слабо улыбнулась. Я знала, что он хочет увидеть.

– Я замерзла. Немного отогреться в котельной было бы кстати.

Строго говоря, это правда. Кухня – единственное место в Белом соборе, где не так сыро. Сейчас уже должны были разжечь как минимум один из утренних очагов. Большая круглая пещера наполнится запахами свежевыпеченного хлеба и сладкой каши, которую повара готовили из сухого гороха и порошкового молока – запасов, поставляемых союзниками с поверхности и накопленных пилигримами.

Я вздрогнула для верности, но единственным ответом священника было уклончивое «гм-м».

Мое внимание привлекло движение на входе в пещеру: новоприбывшие паломники. Я невольно присмотрелась к ним со стратегической точки зрения. На некоторых была форма, говорившая, что они дезертировали из Первой армии. Все были юными и трудоспособными.

– А где ветераны? – поинтересовалась я. – И вдовы?

– Путь под землю нелегок, – ответил Апрат. – Многие слишком старые или слабые, чтобы его преодолеть. Они предпочитают оставаться в своих уютных домах.

Сомнительно. Паломники приходили и на костылях, и с клюками, невзирая на старость и немощность. Даже находясь при смерти, они желали кинуть прощальный взгляд на заклинательницу Солнца. Я осторожно обернулась через плечо и смогла заметить стражей священника, стоящих на страже в арке. Они были монахами-книжниками, как Апрат, и под землей только им дозволялось носить оружие. На поверхности они служили привратниками, разоблачали шпионов и неверующих, а также предоставляли убежище тем, кого считали достойными. В последнее время число пилигримов сократилось, а те, кто все же пополнял наши ряды, казались скорее крепкими, чем набожными. Апрат нуждался в потенциальных солдатах, а не только ртах, чтобы кормить.

– Я могла бы навестить немощных и стариков, – предложила я. Знала, что спорить бессмысленно, и все равно произнесла это. Ответ можно было предугадать наперед. – Святая должна выходить к своим людям, а не прятаться, как крыса, в лабиринте пещер.

Священник улыбнулся той доброжелательной, снисходительной улыбкой, которую обожали паломники и которая вызывала у меня желание закричать.

– В тяжелые времена большинство животных уходят под землю. Так они выживают, – сказал он. – Когда глупцы прекращают воевать, именно крысы правят на полях брани и в городах.

«И питаются мертвечиной», – подумала я, поежившись. Словно прочитав мои мысли, священник опустил руку мне на плечо. Его длинные бледные пальцы распластались на нем, как восковой паук. Если Апрат предполагал, что этот жест должен меня утешить, у него ничего не вышло.

– Терпение, Алина Старкова. Мы взойдем, когда придет время, не раньше.

Терпение. Таково было его предписание. Я подавила желание коснуться голого запястья, пустого места, предназначенного для костей жар-птицы. Я добыла чешую морского хлыста и рога оленя, но последний кусочек головоломки Морозова отсутствовал. Возможно, третий усилитель был бы уже у нас, если бы Апрат отправил своих людей на охоту или просто позволил нам вернуться на поверхность. Но у этого разрешения была своя цена.

– Мне холодно, – напомнила я, пряча глубже свое раздражение. – Хочу в котельную.

Он нахмурился.

– Мне не нравится, что ты общаешься с этой девушкой…

Стража позади нас яростно зашепталась, и до меня донеслось слово. Сокрушенная. Я отмахнулась от руки Апрата и шагнула в проход. Святые стражи вытянулись по стойке «смирно». Как и их братья, они были одеты в коричневое и носили на груди эмблему в виде золотых солнечных лучей, тот же символ значился на мантии Апрата. Мой символ. Но они никогда не смотрели на меня прямо и ни разу не заговаривали ни со мной, ни с другими беженцами-гришами. Вместо этого стражи молча стояли по углам комнат и следовали за мной по пятам, как бородатые вооруженные призраки.

– Я запретила так ее называть, – сказала я. Они продолжали смотреть прямо перед собой, словно я была невидимкой. – Ее зовут Женя Сафина, и если бы не она, я бы до сих пор оставалась пленницей Дарклинга.

Никакой реакции. Но я заметила, как они напряглись при упоминании ее имени. Взрослые мужики с ружьями боятся изуродованную шрамами девушку! Суеверные идиоты!

– Спокойно, Санкта-Алина, – примирительно сказал Апрат, беря меня под локоть, чтобы отвести по проходу в свою комнату для аудиенций.

Потолок из каменной породы с серебристыми прожилками был украшен резьбой в форме розы, а стены расписаны святыми с золотыми нимбами. Должно быть, это работа фабрикаторов – ни один обычный пигмент не выдержал бы холода и сырости Белого собора. Священник устроился на низком деревянном стульчике и предложил мне занять другой. Я попыталась скрыть свое облегчение, оседая на него. Силы покидали меня даже от долгого стояния.

Апрат присмотрелся ко мне, отмечая тусклую кожу, темные круги под глазами.

– Наверняка Женя способна на большее.

С моей битвы с Дарклингом прошло больше двух месяцев, но я никак не могла оправиться. Впавшие щеки образовали сердитую гримасу на моем лице, а белая копна волос так истончилась, что походила на паутину. В конце концов мне удалось уговорить Апрата позволить Жене видеться со мной на кухне в обмен на обещание, что она поработает над моей внешностью и придаст мне более презентабельный вид. Она единственный гриш, с которым я общалась за последние недели. Я наслаждалась каждым мгновением, каждой доходящей до меня ничтожной новостью.

– Она старается изо всех сил.

Священник вздохнул.

– Полагаю, нам всем нужно проявить терпение. Ты исцелишься со временем. При помощи веры. И молитв.

Меня охватила ярость. Он чертовски хорошо знал, что меня может исцелить только использование силы, но для этого нужно вернуться на поверхность.

– Если бы вы позволили мне рискнуть подняться наверх…

– Ты слишком ценна для нас, Санкта-Алина, а риск – слишком велик, – он виновато пожал плечами. – Если ты не будешь заботиться о своей безопасности, придется мне этим заняться.

Я промолчала. Мы часто играли в эту игру, еще с тех пор, как меня сюда привели. Апрат многое для меня сделал. Он единственная причина, по которой мои гриши спаслись из битвы с чудовищами Дарклинга. Он дал нам убежище под землей. Но с каждым днем Белый собор казался больше темницей, чем укрытием.

Он сцепил пальцы вместе.

– Месяцы идут, а ты все мне не доверяешь.

– Доверяю, – солгала я. – Как же иначе.

– И тем не менее, ты не даешь мне помочь. Если мы раздобудем жар-птицу, все может измениться.

– Давид работает над записями Морозова. Уверена, ответ кроется в них.

Апрат вперился в меня взглядом своих черных глаз. Он подозревал, что я знаю о местонахождении жар-птицы – третьего усилителя Морозова и ключа к раскрытию силы, которая может побороть Дарклинга и уничтожить Каньон. Он прав. По крайней мере, я на это надеялась. Единственная наша подсказка о ее местопребывании была закопана в моих скудных детских воспоминаниях и надежде, что пыльные руины Двух Столбов не так просты, как кажется. Так или иначе, возможную локацию жар-птицы я намеревалась хранить в секрете. Я была изолирована под землей, почти бессильна, и за мной постоянно следили святые стражи. Мне не хотелось расставаться со своим единственным преимуществом.

– Я желаю тебе только лучшего, Алина Старкова. Тебе и твоим друзьям. Выжили столь немногие. Если с ними что-нибудь случится…