Чернолунье — Свобода для заключённого (СИ) - "Dir Blake" - Страница 7

— Спасибо за информацию, — проворковал он и, запахнув черный сюртук, пошел к станции.

ⅤⅠ

В своем купе Дай был один. Поезд давно выехал из депо, но соседа по вагону у Дая не появилось. Его это радовало, можно было спокойно подумать наедине с собой.

Ему предстояло отправиться в Краз, встретиться там с информатором и вернуть камень. План был максимально простым, и, казалось, ничто не могло помешать выполнить это задание. Но плохое предчувствие не покидало Дая. Слишком много вопросов возникало. А ответов и того меньше.

Кто украл камень? Шрам? Но зачем? Она же убийца, а не воровка!

Тогда кто за всем этим стоит?

Неизвестно…

Все слишком неясно.

Его просили только вернуть камень, а не копаться во всем этом. Но даже так — загадки нужны, что бы их разгадывать.

Дай посмотрел в окно, за ним мелькали городские пейзажи с вонючими заводами, мрачными домами и пыльными улицами.

В отражении стекла Дай увидел позади себя хрупкий силуэт. Маленькая девочка в белом сарафане осталась неизменной с того дня: длинные темные волосы плыли по воздуху, точно в невесомости, мертвенно белая кожа и лицо, окутанное дымкой. Черты были неясны, впрочем, Дай не мог вспомнить, как она выглядела. Контуры её тела были полупрозрачные, как у призрака.

Девочка никогда ничего ему не говорила. Она просто стояла и смотрела на него пустым лицом. Но в этом молчании Дай чувствовал гнетущее чувство вины.

— Исчезни, — рыкнул он. — Ты всего лишь моя галлюцинация. Фальшивка! Тебя здесь нет!

Он резко повернулся.

Как и ожидалось, её уже не было. Она растаяла в воздухе так же внезапно, как и появилась. На всякий случай Дай снова глянул в свое отражение. Никого.

Он расслабленно вздохнул и прикрыл глаза. Наконец-то мог поспать.

====== Глава 2. Сурт ======

Материк Алькор, королевство Алнаир, г. Краз

Даже в мире, где существует магия, находились люди, которые относятся ко всему с недоверием и не малой долей скептицизма. Но живя по соседству с опасным лесом, из которого постоянно вылезают какие-то твари, начинаешь невольно верить всему: книгам, обычаям, мрачным историям, легендам и элементарным сплетням маразматиков о конце света. Нельзя сказать, что Лилит относилась к скептикам-реалистам, наоборот, она верила даже в то, что толком доказано и не было. И все же к обычаям относилась несерьезно.

Вот и сейчас она спокойно сменила свои потрёпанные сапоги на новенькие, которые сняла с найденного близ леса трупа молодой женщины. Другие наемники, такие как она, свято чтили свои обычаи и не рисковали забирать одежду и вообще вещи, принадлежавшие мертвому. Они считали, что дух прошлого владельца не упокоится и придет за своими вещами. Поэтому Лилит они побаивались, держались в стороне, считали, что она уже накликала на себя беду. Даже называли её Суртом и не представляли, насколько точно попали в цель, дав ей это жуткое прозвище.

Никто из них никогда не видел Суртов просто среди стариков ходили легенды о проклятых детях. По этой же причине наемники объявили ей негласный бойкот, старались не подходить к ней близко, ни то, что говорить, они делали вид, что не замечают её и её выходок. Никто не хотел навлечь на себя беду.

«Наёмники – народ простой и продажный, но каждый сначала подумает о своей выгоде, а потом о чужой» — однажды сказал ей старый прохиндей Байард.

Вот они и не рисковали от греха подальше.

«Трусы» — зло выплюнула Лилит, хотя прекрасно их понимала.

У наемников также существовал и другой обычай. Чтобы души умерших упокоились, им на могилу кидали монету со словами: «Вот твой откуп мертвец. В мире живых не место мёртвым. Иди своей дорогой, а у нас, живых, свой путь».

Сказав уже привычные для уха слова, они подожгли тела, или то, что осталось от тел, растерзанных чудовищем.

Кто-то сплюнул, и косо глянул на Лилит, она сделала вид, что ничего не заметила, тупо таращилась на огонь. Он приятно согревал озябшее тело, рыжие отблески плясали на лице и одежде. Лилит пугал и в то же время завораживал огонь, видеть, как он пожирает все, что его окружает…. Это зрелище напоминало ей что-то смутно знакомое, только она никак не могла вспомнить что.

Ⅱ

Идя по мрачным, слабо освещённым улицам, она часто проходила мимо магазинов и засматривалась на яркие витрины. Иногда останавливалась у кондитерских и думала, какого вкуса то или иное блюдо. Так и сейчас, она по привычке остановилась у стеклянной витрины, разглядывая ароматную выпечку. В животе предательски заурчало, но денег у Лилит на такую роскошь не было. Пришлось давиться слюной и утешать себя мыслью, что вот-вот она придет к старикашке Байарду, он даст ей выручку за сегодня, и она, наконец, поест за эти два дня.

Взгляд девушки невольно упал на свое отражение. Худой, сутуловатый, не очень высокий человек с длинными, собранными на затылке в хвост волосами смотрел на неё своими черными глазами — вот такая она. Лилит потрогала себя по лицу — впалые щёки, бледная кожа, печальный, затравленный взгляд. Единственное яркое пятно на её лице — аловатые губы.

Она не знала, можно ли назвать её красивой. Само понятие красоты было ей не понятно. Она не могла, взглянув на лицо человека, сказать красивый он или же наоборот уродливый. Лилит старалась не смотреть людям в лица, а особенно в глаза, ибо в них она замечала то, что лучше никому не видеть — истинные намеренья. А если она случайно сталкивалась с кем-то взглядом…у-ух… Приходилось брать ноги в руки и бежать куда подальше.

Красота в её случае штука губительна — лишнее внимание. А ей оно ни к чему. Лилит – теневой игрок и выходит из дома только ночью.

Но все же, иногда ей приходилось выходить на улицу днем, и тогда она замечала дам, разряженных в пышные платья. Они так и вешались на своих кавалеров, что-то сладко вещали им на ушко, аккуратно брали их под руку, натянув на себя лживые улыбки. Они тихо смеялись над несмешными шутками, строили из себя хрупких, нежных барышень.

Лилит раздражало это лицемерие. Зачем смеяться, когда не смешно? Зачем выставлять на всеобщее обозрение свои слабости?

Она наоборот всегда стремилась стать сильной. А её первостепенной задачей было избавление от человеческих чувств, ибо чувства — это самая большая слабость после привязанностей. Лилит не жалела себя: жизнь никого не жалеет, и, чем раньше это поймешь, тем легче будет потом.

«Я не человек», — повторяла про себя она, глядя на прогуливающуюся мимо парочку.

Собственное отражение испортило ей настроение, она натянула шляпу-цилиндр почти на самые глаза, стараясь чуть ли не полностью скрыть за ним и свисавшей до глаз косой челкой своё лицо. И побрела дальше.

Звякнул колокольчик-оповеститель, когда она открыла дверь в ломбард.

Байард встретил её хмурым взглядом.

— Что ты на этот раз стащила у мертвецов? — без лишних предисловий накинулся он.

В ломбарде было светло и сухо. Даже не смотря на то, что он находился на первом этаже. Керосиновые лампы, висевшие на стенах, излучали мягкий желтоватый свет. Это успокаивало и придавало уюта.

— И тебе доброй ночи, старик! — криво усмехнувшись, сказала Лилит. — Да так, ничего особого. Деньги брать не стала, — заверила она, вывернув пустые карманы выцветшего, когда-то коричневого, мешковатого сюртука. — А что, на меня уже настучали?

Он не стал ей отвечать, лишь окинул подозрительным взглядом. Лучики морщин прорезались в уголках его карих прищуренных глаз. В рыжей бороде уже проскакивали седые волоски. На затылке у него была залысина, которую он озадачено почесал.

— Сапоги значит…– заключил он, устало вздохнув. — Ты себя когда-нибудь погубишь, Лилит.

— Только после тебя, — она показала ему язык. Байард хмыкнул в бороду и нагнулся, чтобы достать что-то из-за прилавка. Он поставил на прилавок увесистый сундук. На первый взгляд может показаться, что он старый, ветхий и не представляет никакой ценности для вора, однако там храниться выручка многих наёмников, а это большие деньги.