Очень плохой профессор (СИ) - Сокол Лена - Страница 29

— Ого. — Только и мог сказать Озеров, разглядывая студентку.

Ольга села и нервно облизнула губы. Ей нравился неподдельный огонек интереса, блеснувший в его глазах.

— Тебе идет… эта прическа. — Прокашлялся он.

— Спасибо.

Впервые за все время учебы Оля собрала волосы в высокий, аккуратный хвост. Ей больше не хотелось прятать свои пятнышки за распущенными прядями, нависающими над лицом.

А еще Алексеева решила, что теперь может себе позволить и каблук повыше, и юбку покороче. Короче всё, что положено молодой и красивой девушке. Ведь все равно, те, кто будут пялиться на ее стройные ножки, вряд ли обратят внимание на неровные пятна на коленных сгибах. Гораздо больше ее волновал тот момент, что она не может поцеловать на людях своего мужчину — это да, это засада.

Матвей Павлович высадил ее у края подъездной аллеи.

— Хорошего дня. — Сухо пожелал он.

Но Алексеева не обиделась. «Просто входит в роль», — подумала про себя. Осмотрелась и, пока не было посторонних глаз, быстро выскочила из его машины. В животе всё приятно сжалось. Они играли в рискованную игру, но, блин, было в этом что-то захватывающее. Опасность добавляла огоньку их отношениям.

Через пятьдесят метров Ольга влилась в поток студентов, прибывающих в университет и выходящих из него. С удивлением отметила про себя, что среди разношерстной толпы не нашлось никого, кто бы уставился на ее изъяны с брезгливостью или недоумением. Похоже, она сама себя все это время зря накручивала.

И даже, когда девушка сдала плащ в гардероб, любопытных взглядов особо не прибавилось. Разве что некоторые из одногруппников отметили для себя ее чудесное преображение: кто-то оглядел девушку с интересом, другие одобрительно улыбнулись, один из парней даже подмигнул, и только Мануш, заметив Ольгу, недовольно сжала губы и отвернулась.

— У тебя даже походка изменилась. — Шепнула Лилька, столкнувшись с ней у входа в аудиторию.

— Разве?

— Да. — Многозначительно кивнула она. — Поэтому я не стану расспрашивать, где ты сегодня ночевала.

Щеки Ольги вспыхнули. С трудом сдерживая довольную улыбку, она опустила глаза.

Девушки прошли в кабинет и сели — на этот раз вместе.

— Уже слышала про Осенины? — Спросила Зуфарова, вываливая на стол тетрадку, ручку и кучу фантиков от шоколадок.

— Нет.

Мимо прошел Артур. Он даже притормозил, напоровшись на Ольгу, а точнее на ее новый внешний вид. Парень заметно побледнел при виде бывшей возлюбленной, но тут же взял себя в руки и протопал дальше — на галерку.

— Профком придумал очередную фигню. Это как посвящение в студенты, но запоздалое и для иностранцев, которые приехали к нам по обмену. Ректор распорядился устроить им теплый прием, и профкомовцы не знали, как еще вывернуться, чтобы предстать радушными хозяевами. Теперь нам придется выступать перед ними. Меня с флейтой уже запрягли, позвонили с утра пораньше, позвали на репетицию.

— Меня, как старосту, наверное, тоже попросят что-нибудь организовать. — Устало выдохнула Ольга.

Этого только не хватало.

— Так и вижу, как мы все пляшем в костюмах овощей. — Лилька подперла рукой подбородок. — Чур, я не тыква!

— А я не картошка!

— Слышала, что будут мастер-классы по изготовлению бус из рябины, по засолке капусты и выпечке хлеба. Надеюсь, иностранные студенты сбегут от нас после этого. — Зуфарова зевнула. — А еще они расщедрились на фуршет и танцы. Ненавижу всё это. Особенно, когда дежурные преподаватели стоят, как надзиратели, и следят за тем, чтобы никто не бухал. Можно подумать, они сами не пьют в раздевалке! Татьяна Михайловна в прошлом году так напилась на посвящении, что выгнала диджея и сама встала за пульт.

Договорить девушкам не дала вошедшая в кабинет преподаватель статистики. Студенты тут же затихли, приготовились слушать лекцию, а Ольга быстро достала телефон и проверила, не было ли сообщений от профессора. Но кроме трех пропущенных от матери, на экране не было ничего интересного, поэтому девушка спешно спрятала мобильник в карман.

Как назло, вместо материала занятия в голову теперь лезли лишь мысли о прошедшей ночи и о том, чем же там занимается ее Матвей. Ольга не могла дождаться того момента, когда увидит его во время перерыва.

Они пройдут по коридору в опасной близости друг к другу. Пройдут так быстро, что она едва успеет бросить ему короткое и робкое «здравствуйте», а Озеров лишь сдержанно кивнет ей в ответ. Но этого короткого мгновения хватит, чтобы, будто невзначай, соприкоснуться рукавами и получить такой нужный концентрированный заряд тока, от которого еще долго потом будут блуждать мурашки по всему телу.

Но вместо этого девушку на выходе из аудитории поджидал другой сюрприз. После окончания занятия она собрала вещи, закинула сумку на плечо, решительной походкой направилась к выходу и вдруг застыла в дверях:

— Мама?..

28

Ольге сделалось жутко неловко. Так было всякий раз, когда мама прогуливалась по какому-либо учебному заведению с видом ревизора. К слову, университет она почтила своим присутствием всего лишь во второй раз, но подобная история не раз повторялась и в садике, и в школе, и в художке, которую Ольга посещала в юности.

Ее родительница любила расхаживать с недовольным видом по коридорам, придирчиво разглядывая интерьеры, обитателей заведений и даже грамоты в рамочках под стеклом. Она во всем будто специально искала изъяны, чтобы потом мимоходом поделиться с руководством своим «бесценным» мнением.

И вряд ли дело было в состоянии, которым распоряжалась женщина. Даже если бы она была нищей, Ольга была уверена, что мать оставалась бы высокомерной брюзгой, оправдывающей свое вечное ворчание трепетной заботой о дочери.

— Что ты здесь делаешь? — Сквозь зубы процедила Ольга, выходя из аудитории и утягивая мать за рукав очередного скучного жакета из новой коллекции одного из известных итальянских домов моды.

Разумеется, матушка сопротивлялась. Ей бы больше подошло прилюдное выяснение отношений. Но Алексеевой не хотелось афишировать перед сокурсниками свое родство с этой вздорной мадам с павлиньим пером в вычурной броши, приколотой к воротнику. Девушке хотелось бы и дальше оставаться для всех обыкновенной серой мышью, если это возможно.

— Что я здесь делаю, Оленька? — Крылья носа матушки гневно раздулись. Воспитание не позволяло женщине говорить громко, поэтому она просто нервно дергала подбородком. — Что я здесь делаю? — Для трагичности образа не хватало лишь веера, которым бы она судорожно обмахивалась, произнося очередную обиженную реплику. — А где еще мне тебя искать, если ты не берешь трубку? — Подумала и добавила: — Не отвечаешь на звонки собственной матери!

«Дитя моё», — так и просилось к концу фразы.

Ольга бросила взгляд на одногруппников, покидающих аудиторию, и тяжело вздохнула. Она отошла к подоконнику и понизила голос:

— Мама, я не брала трубку, потому что не хотела. — Вдохнула и выдохнула, с трудом выдерживая на себе ее полный возмущения и заботы взгляд. — Ты забыла, как мы расстались в прошлый раз?

— Еще бы! — Женщина выпучила глаза. — Ты ушла из дома! Ушла! Из дома!

Ах, какая трагедия.

— Да. И не вернусь. — Девушка гордо расправила плечи. Она знала, что одно неверное слово, и мать, подавлявшая ее всю жизнь, с легкостью возьмет над ней верх. — Мама, я повзрослела, и тебе придется смириться с тем, что я стала независимой.

— Вот как ты заговорила… — Драматично закатив глаза, Паулина Аркадьевна сглотнула. Она выждала паузу, обведя мрачным взглядом коридор, а затем посмотрела на дочь. — Значит, ты не собираешься возвращаться домой?

— Нет. — Проронила Ольга, едва дыша.

И сама не поверила тому, что произнесла это вслух. С детства она привыкла чувствовать себя зависимой от мнения и настроения этой женщины, и ей было удобнее прятаться от нее, чем поговорить с глазу на глаз. Когда наедине с собой девушка представляла эту сцену, то после слов «я не вернусь», всегда звучал гром и сверкали молнии.