«Зарево» на высочине (Документальная повесть) - Мечетный Борис Трифонович - Страница 10

Когда он вышел, Юрий не удержался и хлопнул лесника по плечу.

— Молодец, хозяин! Правильно говорил своему начальству! От всех партизанское спасибо.

Выступили под вечер, отдохнувшие и повеселевшие. Отряд шел за молодым лесником Франтой Бенешом. Круглолицый, широкоплечий, он легко шагал по камням, перепрыгивал через поваленные стволы деревьев, а затем терпеливо ждал, когда люди с тяжелым грузом за спиной нагонят его.

— Ведешь по дороге, где черти только ходят, — недовольно проворчал кто-то. — Не мог полегче выбрать, что ли?

— Иду там, где следов не остается, — ответил лесник.

Через час вышли на едва приметную, затянутую снежной порошей, дорогу.

— Влево пойдете — можно до самого Часлава дойти. Вправо — на Першиков, — сказал Бенеш и хотел еще что-то добавить, но Фаустов уже протягивал руку.

— Спасибо, Франта. Вы с Матеной — настоящие друзья. Мы еще встретимся с тобой.

Бенеш взглянул прямо в глаза капитану и решительно произнес:

— У меня просьба. Возьмите меня в отряд. Я фашистов уже не могу терпеть, когда-нибудь не удержусь и первому же наци голову развалю. Возьмите, командир… Не пожалеешь, буду хорошим партизаном.

Фаустов мягко улыбнулся.

— А ты и так хороший партизан. Только не в отряде, а дома, в Округлике. Мы с тобой одно общее дело делаем. Для нас ты будешь отдельные боевые задания выполнять.

— Но это же не то!

— Поживем — увидим, Франтишек. Может быть, задания будут важнее, чем ходить по лесам с автоматом. Иди домой и считай, что находишься в отряде Фаустова.

Франта попрощался. Партизаны смотрели вслед этому доброму, храброму парню.

ПАРТИЗАНСКИЕ БУДНИ

В доме было душно, и Фаустов вышел на крыльцо покурить.

Ночь выдалась особенно тихой. Небо затянуло плотной молочной пеленой, сыпала мелкая снежная пыль. Села не было видно, лишь по редкому скрипу дверей и калиток можно было догадываться, что рядом, за высокими разлапистыми елями, в темноте живут еще своей жизнью люди. Дома спускались вдоль дороги в лощину, затем круто взбегали вверх, на холмы. На холмах и раскинулось село Першиков.

— Как на верблюжьих горбах живем, — сказал вчера один крестьянин Фаустову.

Было около полуночи. Где-то тявкнула собачонка и тут же испуганно замолкла.

Командир посмотрел на небо. На севере какой-то странный светло-розовый свет окрашивал молочную пелену, и от этого становилось тревожно, неспокойно на душе. Вероятно, американцы сделали новый массированный воздушный налет или на Остраву, или на какой-нибудь город в Силезии.

Фаустов сплюнул. Такова американская стратегия, черт побери. Осталось несколько дней до рождества, и они устраивают предновогодний фейерверк. Зачем такие разрушения?

Послышались шаги, дверь скрипнула, на крыльцо кто-то вышел, громко зевнул.

— Юрка?

— Я, командир. Передал все. Приняли хорошо. Устал, как суслик.

— Никто не мешал?

— Иван не даст мешать. Я только боялся, что своим солдат-мотором он разбудит мальчонку. Ивану несколько раз говорил, чтобы ручку поаккуратнее крутил.

— Ребята спят?

— Храпят и хрипят, как испорченные приемники.

Юрий вдруг рассмеялся.

— Пришли с передачи, ищем место, где отдохнуть до утра. Смотрим, Сашка Данилов спит без памяти, рот раскрыл, сны веселые видит, а рядом — на корточках старуха, мать, значит, хозяина. Шарит нашего Сашу по голове. Да так старательно водит своей костлявой рукой по волосам!

Радист снова прыснул от смеха и, затянувшись цигаркой, продолжал:

— Иван смотрел, смотрел, да и спросил: «Что это ты, хозяюшка?» Она сначала растерялась, а потом говорит: «Рога ищу…»

Тут уж мы рты разинули. «Какие рога?» — говорим.

— Нам жандармы и в костеле пастор говорили, что у всех русских-большевиков рога растут и хвост…

Мы так со смеху и повалились. Старая-то не пожалела времени, добралась-таки до партизан и ревизию устроила.

Юрий захохотал так громко, что Фаустов предостерегающе хлопнул его по спине. Под тополями послышались шаги часового: видно, его заинтересовал шум у дома.

Капитан от души посмеялся вместе с радистом. Действительно, сколько небылиц идет о русских людях от недругов Советского Союза! То вдруг распустят слух о зверствах, совершаемых русскими, — мол, и детей, и женщин убивают, глумятся над людьми, то вот старикам внушат, будто большевики вовсе не обыкновенные люди, а какое-то рогатое или хвостатое племя… И хоть редко, но все же встречается человек, который верит этим небылицам.

— Будем спать, командир?

— Иди, я еще постою…

Неспокойно сегодня на душе у Фаустова. Казалось бы, ничего особенного, тревожного не произошло. Несколько дней назад, еще перед Округликом, эсэсовцы потеряли след партизан, хотя и устроили самую широкую облаву с привлечением местного населения. Видно, гибель Шмида вывела гитлеровцев из себя. Потом Франта Бенеш очень удачно провел отряд из Округлика на Першиков, и сейчас бойцы уже три дня находятся здесь, укрывшись в домах у добрых чехов, настоящих патриотов. Отсюда партизаны совершили налет на жандармерию в Унчине, принесли оттуда оружие, одежду, очень важные документы.

С Центром поддерживается хорошая прочная связь. Уже передано в Киев немало ценных сведений о гитлеровских войсках, о передвижении эшелонов на линии Прага — Немецки-Брод — Брно. Сообщено также, что район южнее и юго-западнее Праги опоясан большим количеством артиллерийских и танковых полигонов, находится под усиленной охраной особых эсэсовских подразделений, и поэтому для преодоления этого района нужна тщательная и длительная подготовка.

В ответ Центр предложил обосноваться на Чешско-Моравской возвышенности и, контролируя коммуникации противника, развернуть широкую диверсионную и разведывательную работу. И снова напоминание: действуйте осмотрительнее, не попадите в западню.

Фаустову помнится разговор с полковником Сидоровым накануне вылета. Тогда лил бесконечный мелкий дождь, и они забрались в легковой газик, стоявший на краю аэродромного поля. Еще нестарый, но уже почти седой полковник говорил:

— Чтобы действовать смело и храбро, нужно научиться прежде всего осторожности, Павел Васильевич. Не хочется, чтобы вас накрыли немцы в воздухе, при высадке, или сразу же на земле, как говорится, в стропах.

Ну, а когда встанешь на землю, да еще оглядишься хорошенько, погибать втройне обидно. Необходима осторожность, смелость в сочетании со строгим расчетом. Если уж расчет показывает красный сигнал, то хочешь не хочешь нужно смелость попридержать за уздцы. А мы поручаем вам очень серьезное дело.

Полковник помолчал, протирая ладонью запотевшее стекло, затем как бы для себя промолвил:

— Разведчики обычно привыкли надеяться на себя, на свои силы. Некоторые любят говорить: чем меньше людей участвует в деле, тем успешнее оно будет выполнено. С одной стороны верно. А с другой… Ведь мы чекисты. Мы всегда были сильны опорой на человека с мозолями на руках. Наши силы увеличивает помощь честных людей. В тылу врага нельзя вести работу без поддержки местных жителей, патриотов, убежденных антифашистов. Так что, Павел Васильевич, осторожность, смелость и опора на народ — вот мой тебе последний совет…

И сейчас, читая радиошифровки из Центра, Фаустов будто бы снова слышал последние слова полковника Сидорова, слышал его тихий с хрипотцой голос. «Стараемся, товарищ полковник, — мысленно отвечал Фаустов, — и ушки на макушке держать, и в народе опору искать»…

Хозяин-гайный[3] оказался своим человеком: Франта Яначек два раза ходил по заданию Фаустова в соседние хутора и села, приносил ценные сведения о немецких войсках и местной жандармерии. Когда командир, увидев после этого уставшего, с осунувшимся лицом Яначека, предложил ему отдохнуть, чех решительно сказал: