Наслѣдство (СИ) - Чепъ Инна Рудольфовна - Страница 2

Через полчаса Катя спустилась к гостям.

— Доброе утро.

Посетители обернулись на ее голос. Их было трое: высокий мужчина средних лет с невыразительным лицом, пожилой человек с короткой густой бородой и выправкой военного и молодой юноша, приблизительно ровесник хозяйки, с красивыми и правильными чертами лица.

— Кому как, — заметил мужчина, окинув девушку внимательным взглядом. Именно девушку: на женщину юная вдова совершенно не походила. Ей до этого звания еще несколько лет как минимум.

— Это капитан Станислав Гастин, — он показал на пожилого человека и тот привстал, — следователь по делу о смерти вашего супруга. А это его секретарь и помощник Юрий Талькин.

Юноша элегантно поклонился.

— А вы? — поинтересовалась Екатерина.

Говоривший сел между своими товарищами.

— Мое имя вам ни о чем не скажет. К тому же общаться вы будете исключительно с этими достойными господами, я лицо постороннее и нахожусь здесь первый и последний раз.

Мережская оглядела гостей. Она была не настолько наивна, чтобы верить словам этого непримечательного человека, но и перечить ему не стала. Логично предположить, что именно он курирует это дело, при этом сам светиться не хочет. Но зачем тогда он явился сегодня в ее дом? Воочию узреть «счастливую вдову», как ее стали называть в свете? Проконтролировать подчиненных?

Екатерина села напротив мужчин.

— Думаю, мне представляться смысла нет. Что привело вас в мой дом?

— А он ваш?

Капитан даже подался вперед, водя любопытным носом, словно мог ответ унюхать, а не услышать. Секретарь достал бумагу с грифелем и тут же на коленке приготовился записывать.

— Да. Мой муж, когда составлял завещание, сообщил мне, что этот дом останется в полном моем ведении в случае его кончины.

— Как он это объяснил? Ведь это здание строилось под руководством его первой жены? Разве оно не должно отойти вашему пасынку?

— Евстафий как-то обмолвился, что Елена перед смертью заставила его пообещать, что дом перейдет к чужому человеку. Она запретила его отдавать детям.

— Детям?

— У мужа было два сына. Но о старшем я ничего не знаю. Я даже не видела его ни разу. Может, его уже и в живых нет…

Зря она это сказало. Следователь понимающе улыбнулся.

— Это было бы, конечно, очень удачно, — и прежде, чем она успела возразить, продолжил: — А больше вам граф ничего не говорил?

Граф… он такой же граф, как неприметный человек — случайный прохожий. Кинули чужестранный титул за услуги короне. Его всерьез никто так и не называл. Смеются они что ли?

Гастин смотрел на нее предельно серьезно. Екатерина вздохнула и ответила.

— Только то, что основными наследниками будут сыновья. Текст завещания я не видела.

— Что вы можете сказать об обстоятельствах его смерти?

— Он работал в кабинете. Я напомнила ему про ужин, но Евстафий приказал не накрывать в столовой, а подать еду в комнаты. Аглая принесла поднос с тарелками, Ульяна — кофейник и чашки. Муж поел, затем я налила ему кофе, он выпил полчашки, поработал еще около получаса, а затем ему сделалось дурно. Через десять минут он начал бредить, через час, когда приехал врач, он уже находился при смерти.

— Вы находились с ним в кабинете, когда он работал?

— Нет. Я зашла только перед ужином. Евстафий не любил, когда его отвлекали от дел.

— Вы ели с ним?

— Нет. Он был слишком поглощен бумагами. Он не стал бы терпеть чужое присутствие, когда думает о работе.

— Когда же вы появились в кабинете?

— Перед кофе. Я всегда после ужина делала мужу кофе со специями.

— Себе вы сделали такой же?

Катя на секунду замешкалась.

— Да.

Да. Она терпеть не могла этот напиток, но почему-то всегда его пила вместе с мужем. Наверно, ей просто нравилось его удивлять. Словно она доказывала: смотри, я ведь на многое способна! Я смогу встать рано! Я могу пить эту бурду и улыбаться, и ты будешь довольно усмехаться в полуседую бороду, приговаривая: «Крепкая ты, женушка! А я-то думал на неженке женился!» — и мне будет приятно от этой искренней похвалы и от ощущения, что я хоть что-то кому-то доказала…

Екатерина грустно улыбнулась, прощаясь с воспоминаниями, и посмотрела на напряженно следящих за ее реакцией собеседников. Ее заминка не осталась незамеченной, но вряд ли они могли разгадать ее причину.

— Это все, господа?

— Нет, — Гастин встрепенулся. — Где вы находились все последующее время?

— Во время распития кофе — с ним. Затем ушла распорядиться насчет завтрака. Когда я вернулась, мы перемолвились парой слов о предстоящих визитах, во время данного разговора мужу сделалось дурно. Я кликнула слуг и все дальнейшее время провела рядом с ним.

— Удивительная преданность! Он что-нибудь говорил?

— Бессвязный бред.

— Например?

Вдова задумалась.

— Он вспомнил первую жену, звал «Елена, Елена, спаси». Кричал, что «он перешел грань» и что-то про удлиняющиеся тени.

— Вам ничего не напомнили его слова?

— Нет. Ну, кроме имени.

— Вы знали его жену?

Катерина горько улыбнулась.

— Она умерла, когда мне было три года.

Капитан ни на миг не смутился.

— Ее родственников?

— Ее сын мой пасынок. Больше я никого не знаю.

— Хорошо, — Гастин потер руки, — а теперь еще несколько вопросов…

Мережская дала отмашку слугам, и те ушли за следующей порцией чая. Судя по всему, господа покинут ее дом не скоро.

Разговор действительно вышел долгим. Екатерина чувствовала себя не несчастной вдовой, а преступницей, причем вина ее, судя по всему, была уже доказана. На лицах у мужчин крупными буквами было написано, что им «все понятно: вышла молодая за деньги, и теперь безмерно рада, что муж скончался, а то, может, и сама этому поспособствовала». Неприметный человек и капитан не сводили с нее подозрительного взгляда, один только секретарь Талькин смотрел на нее с непосредственным, но незлобным любопытством, и порой ободряюще улыбался.

После долгих попыток поймать ее на лжи, капитан, явно разочарованный состоявшимся разговором, промолвил:

— На сегодня все.

Екатерина обрадованно подскочила, нарушив этикет. Неназвавшийся мужчина ухмыльнулся. Капитан не обратил на это внимание — он уже ругал Талькина, неразборчиво что-то написавшего во время их беседы. Катя, которую уже тошнило от этих людей, тем не менее посочувствовала краснеющему пареньку. Впрочем, это не помешало ей отговориться срочными делами и оставить проводы гостей на Аглаю.

Почти бегом покинув комнату, инкнесса поднялась в кабинет мужа, мельком посмотрев на часы. Дело шло к обеду. Захотелось сразу и есть, и спать. Но вдова села дописывать злополучное письмо.

Это казалось ей наипервейшим по важности делом.

В кабинет вошли, не постучав. Светловолосый юноша приятной наружности стремительным шагом приблизился к письменному столу и сел в кресло напротив Катерины. Вдова посмотрела на грязные сапоги, которые только что были закинуты на стопку чистой бумаги и спокойно произнесла:

— Николай, убери, пожалуйста, со стола ноги.

— Уже командуешь? — пасынок с любовью осмотрел военные ботфорты, потом перевел похолодевший взгляд на Екатерину. — Запомни: я тебе ни клочка отцовой земли не отдам! Ни одной пяди!

Ей под нос сунули фигу. Ну, хоть ноги убрал со столешницы.

— Ты прекрасно знаешь, что мне останется только этот дом и маленькая фабрика за городом. Все остальное ваше.

Катя не смотрела на юношу — боялась, что голос дрогнет и маска безразличия, столь тяжело натянутая на лицо, исчезнет под его гневным взглядом. Пасынок наклонился к ней, сжав кулаки (и попутно ломая карандаш) и зловеще пообещал:

— Ты и этого не получишь! Я отсужу у тебя все до последнего кирпичика!

— Тогда тем более не стоит портить свое будущее имущество.

Екатерина постучала линейкой по тому месту, где на столешнице остались следы от его сапог. Не имея возможности работать, она выпрямилась в кресле, и с животноведческим интересом рассматривала кукиш совсем юного, еще безусого паренька в форме Великокняжеского корпуса. Паренек выглядел злым и раздосадованным, что придало ей силы доиграть спектакль.