Аллигатор (СИ) - Аввакумов Александр - Страница 26

— Белов, старый знакомый Алексея, — представился он ей. — Мы друг друга знаем давно, и я никогда не думал, что у него такая красивая жена.

Она покраснела. За все время, что она знала Сергеева, это был единственный человек, который сделал ей комплемент. Заметив ее смущение, Алексей попросил ее приготовить ужин. Пока они курили на улице и вспоминали прошлое, она успела быстро приготовить ужин. Поставив еду на стол, она пригласила их в комнату.

— Присаживайся, где удобнее, — предложил он Белову.

Тот сел за стол и молча посмотрел на большую, глубокую тарелку, где лежали сочные куски мяса.

— Ты не смотри, давай накладывай себе мясо, здесь прислуги нет, — предложил хозяин, разливая по стаканам мутноватый самогон.

Андрей положил себе на тарелку большой кусок мяса, немного молодого укропа и петрушки, которую он так любил.

— Ну что, махнем за встречу, — предложил он ему. — Давно мы с тобой не виделись, по-моему, года четыре.

— Если точнее, три с половиной года. Ты не поверишь, я так рад, что встретил сегодня тебя.

Они чокнулись и выпили. Андрей взял нож, отрезал кусок мяса и положил его в рот. Мясо было необычайно вкусным и мягким.

— Алексей, что это за мясо? Я еще ни разу не ел такого! Это телятина?

— Угадал. Это молодая телочка, — рассмеялся Сергеев, глянув на сожительницу.

— Я что-то не так сказал?

— Да нет, все правильно. Ты не первый, кто замечает это. Два дня назад ко мне зашел сосед и попросил у меня взаймы кусок мяса, на шашлык. Потом вечером зашел и тоже спрашивал, что это было за мясо. Скажи, классная телка оказалась?

— Точно. Шашлык, наверное, из этого мяса вообще классный.

— Завтра попробуем и оценим, — Сергеев разлил по стаканам очередную порцию самогона. — А как мой самогон? Я его дважды прогнал через активированный уголь, который нашел в коробке противогаза, потом настоял на травах. Чем не домашний коньяк? Пьется хорошо, а главное — с него не болит голова.

Они снова выпили и стали закусывать.

— Мадина, натопи нам баньку, хочу попарить в ней своего гостя.

Она молча встала из-за стола и исчезла за входной дверью.

— Неплохо ты, Леха, устроился. Живешь, как на курорте. Я смотрю и баба у тебя послушная. Другая бы стала возникать, а эта молча встала и пошла.

— Запомни, Андрей. Бабы любят сердцем, а не головой. Вот когда найдешь такую бабу, сразу цепляйся за нее. Внешность, то, сё — это все преходящее, а любовь — она вечна. Давай, еще накатим по одной за любовь. За тех баб, которые годами могут ждать нас из зоны.

Они выпили и, встав из-за стола, пошли курить во двор.

— Алексей! Как ты живешь с ментами?

— Нормально. Я их не беспокою, а это главное для них. Так, иногда ко мне заходит участковый инспектор в целях профилактики. Интересуется, как здесь дела. Люди здесь живут тихо, по этому вопросов у него практически не бывает. А почему ты меня об этом спрашиваешь?

— Интересно. Мне бы не хотелось попасть ему на карандаш. Ты же знаешь, статью за тунеядство еще не отменили.

— Не переживай, что-нибудь придумаем. У меня тоже липовая трудовая книжка. Там написано, что я работал в Буинском районе, хотя там я ни разу не был.

— Ну, ты и даешь, Леха. Все у тебя на мази, даже трудовая книжка.

Сергеев посмотрел на него с превосходством, давая ему понять, что он полностью владеет жизненной ситуацией.

— Ну что, пойдем, попаримся? Наверное, давно в хорошей бане не мылся. Мадина даст тебе мое чистое белье. Нехорошо после бани грязное надевать.

Они загасили сигареты и направились в баню. Мылись долго, часа четыре. Наконец, уставшие, вышли из бани и сели на лавочку под большой ветвистой яблоней.

— Вот только сейчас понял, что такое жизнь, — произнес задумчиво Белов. — Наверное, это приходит с возрастом. Особенно когда человек переживет неволю. Сейчас бы вот так просидел бы под этой яблоней остаток своей жизни и больше ничего не делал.

— Ну, ты и даешь, Белов. Для того, чтобы вот так балдеть, нужно быть сытым и пьяным. На голодный желудок долго не просидишь. Есть хотят и букашки, и люди. Главное, что я понял в этой жизни, нужно жить так, чтобы тебя не сожрали другие. Сейчас жизнь такая, чуть зазевался — и ты на вертеле или на шампурах.

Белов испугано посмотрел на него, словно догадываясь, на что намекает его старый товарищ по тюрьме.

— Ты что, Андрей испугался что ли? Это я так, просто рассуждаю о жизни.

— Ты не поверишь, но испугался твоих слов. В них было что-то зловещее и страшное.

Алексей громко рассмеялся и, положив руку ему на плечо, тихо произнес:

— Держись меня, тогда не пропадешь.

— Спасибо, Леха, — Белов встал со скамейки, лениво потянулся и пошел за Сергеевым в дом. Там их ожидал заново накрытый стол.

Мадина ушла в спальню, оставив мужчин одних. Они долго разговаривали, и лишь когда на небе показалась розовая полоска рассвета, легли отдыхать.

Сергеев сидел за столом и, отхлебывая горячий чай из эмалированной кружки, писал сообщение, в котором он сообщал администрации второго изолятора о готовящемся побеге. Побег с захватом заложников готовил преступный авторитет по кличке Рябой. Рябой был из Казани и имел большие связи среди преступного мира Казани, Москвы и Ленинграда. Это была уже четвертая его ходка, и в этот раз он обвинялся в целом ряде разбойных нападений и убийстве, совершенном при одном из нападений. Сейчас ему светила смертная казнь, и терять ему было уже нечего.

Кто-то из друзей Рябого сумел передать ему в камеру пистолет и сейчас он ждал только удобного случая, чтобы захватить в заложники начальника изолятора и прокурора республики. Для того, чтобы они оказались в его камере, он чуть ли каждый день писал жалобы на их имя, обвиняя работников изолятора в нарушении законности.

О готовящемся побеге знали всего четыре человека из пятнадцати осужденных, содержавшихся в этой камере. Сам Сергеев узнал об этом чисто случайно. Он проснулся ночью от шума открывающейся двери и увидел, как контролер вывел из камеры Рябого и еще одного осужденного, которого он не мог опознать в темноте. Вернулись они в камеру лишь час спустя.

Рябой разбудил осужденного Гаранина и, нагнувшись к нему, стал тихо рассказывать ему о своей встрече со «смотрящим». Он говорил тихо, и Сергееву пришлось очень постараться, чтобы понять, о чем они говорят.

— Рябой! По-моему, этот педераст не спит, — сказал Гаранин, указывая на Сергеева рукой.

Рябой тихо подошел к Сергееву и, нагнувшись, стал рассматривать спящего.

— Ты ошибся, он спит.

— Не знаю, но мне показалось, что он не спит и слышал наш разговор.

— Можешь сам посмотреть, если не веришь мне. Спит он.

— Смотри, Рябой, если запалимся, то стены нам с тобой точно не миновать.

Рябой вернулся обратно и уселся на койку рядом с Гараниным.

— Ты где прячешь пистолет? — спросил его Гаранин.

— За окном. Он у меня висит на нитке.

— Смотри, как бы не оборвалась, а то останемся без волыны. Без нее полный голяк.

Они еще немного поговорили и Рябой, забравшись на свою койку, через некоторое время захрапел. Гаранин встал с койки и подошел к Сергееву. Присмотревшись и убедившись, что тот спит, он вернулся обратно и лег.

Во время утренней проверки Алексей дал знак дежурному оперативнику, чтобы его вызвали из камеры. После завтрака дверь камеры открылась, и в камеру вошел майор. Осмотрев стоящих в ряд осужденных, он приказал выйти из строя Белову и Сергееву. Когда они вышли из камеры, их разделили. Сергеев направился с майором, а Белова повели в прачку.

Закончив писать, он молча протянул лист бумаги майору. Майор прочитал написанное. Закончив чтение, он, отложив в сторону лист, пристально посмотрел на Сергеева.

— Надеюсь, ты меня не обманываешь, Аллигатор? Если все то, что ты здесь начирикал мне, правда, то я переведу тебя в хозяйственный блок.

— Гражданин майор, что услышал, то и написал. У меня одна просьба: чтобы не запалить меня, разбросайте по разным хатам всю нашу камеру, а меня и осужденного Белова переведите в хозяйственный блок. Так будет лучше для всех. Пусть Рябой ломает голову, кто его сдал.