Возмездие (СИ) - Аввакумов Александр - Страница 37

— Если ты ещё раз меня ударишь, сука, я тебя просто сломаю, как ветку.

— Ты что, мне угрожаешь убийством? — процедил сквозь зубы следователь. — Да я тебя сотру в порошок.

— Я не угрожаю. Я тебя предупреждаю, не распускай руки.

Следователь сел за стол и стал что-то писать в протоколе допроса. Он писал с таким остервенением, что казалось, от этого зависит вся его жизнь. Закончив писать, он протянул его Павлу.

— Прочитайте и подпишите там, где стоят галочки.

Лавров взял в руки протокол допроса и стал внимательно его читать.

— Извините меня, но я этого Вам не говорил, — сказал Павел. — Почему Вы написали, что я знал, что эти люди прибыли в Казань, чтобы расправиться со мной? Кто Вам это сказал?

Следователь не отреагировал на его замечание. Он рассматривал свою руку, так как после нанесённого им удара, он сильно рассёк костяшки пальцев об его зубы. Павел продолжил читать, отмечая про себя все неточности, замеченные им в протоколе. Попросив ручку, он стал писать свои возражения на протокол. Лишь только убедившись, что все неточности, замеченные им в протоколе, учтены, он расписался. Он молча положил протокол на стол и поднял глаза на следователя.

— Запомните, Лавров, я сделаю всё, чтобы посадить Вас в тюрьму и надолго.

— Есть у русских такая пословица: «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь». Поживём, увидим.

Следователь вызвал в кабинет конвой и приказал отвести Лаврова в камеру.

Лавров зашёл в камеру и лёг на своё место.

— Ну и как? — поинтересовался у него Игорь.

— Что, как? — переспросил его Павел.

— Я смотрю, у тебя губа разбита. Били что ли?

— Нет гладили. Этот сука следователь хочет на меня повесить эти два преступления. У самих ничего нет, но всё равно пытаются повесить.

Игорь слез со своей койки и присел рядом с Павлом.

— Слушай, Павел, я бы тебе посоветовал занять другую тактику общения с операми. Ты согласись, скажи, да, я завалил их. Пойми, всё решается не в этих кабинетах, а в суде. А ты в суде и заявишь, что понятия не имеешь об этих преступлениях. Что били тебя, и ты вынужден был признаться в совершении этих преступлений.

Павел удивлённо посмотрел на Игоря.

— А ты в свидетели пойдёшь? Могу я на тебя рассчитывать или нет?

Теперь уже Игорь удивлённо посмотрел на Павла.

— Ты знаешь, Павел, я, наверное, не смогу быть твоим свидетелем. Меня на днях погонят в тюрьму, а там суд и зона. Помимо этого, я всегда придерживался одного правила, это не быть свидетелем. Я из блатных, а мы против закона. Не могу же я менять свои принципы.

— Понятно. А я вот, слушая тебя, так рассчитывал на твою помощь. Вот скоро сутки, как мы все вместе. Рамиль говорит, что погорел на краже, а ты за что здесь?

— Да мы с ребятами хату выставили. Вещи уже собрали, а тут хозяйка. Вот я её пером в бок и саданул.

— Понятно. А на чём погорел? Не сам же пришёл сдаваться?

— Да дружок сдал меня. Сам погорел на краже. Стали его крутить, а он взял и меня запалил.

— Понятно. По-крупному ты залетел. Червонец наверняка потянешь.

Игорь вздохнул тяжело и посмотрел на Павла, словно ожидая от него каких-то вопросов. Но Лавров и без него знал, что ему делать дальше. Он подошёл к двери и стал стучать.

— Что нужно? — спросил контролёр. — Сейчас ты у меня достучишься.

Он открыл «кормушку», через которую подаётся пища, и посмотрел на Лаврова.

— А, это ты, Лавров? Что тебе нужно?

— Дай мне, пожалуйста, бумагу и ручку. Хочу написать жалобу прокурору республики.

Створка закрылась, и до ушей Павла донеслись удаляющиеся шаги контролёра.

«Пошёл советоваться с руководством, — подумал про себя Павел. — Ладно, ещё молчат и не говорят, что я служил в милиции, так как на основании действующего закона содержать бывших работников правоохранительных органов и обычных арестованных в общих камерах не разрешается».

Прошло минут пятнадцать, створка открылась.

— Вот, возьми. Пиши. Сегодня вечером передадим её дежурному сотруднику прокуратуры.

Павел взял лист бумаги, ручку и, сев за стол, начал писать.

Лавров шёл по улице, чувствуя на себе пристальный взгляд оперативника, который приклеился к нему от самых ворот изолятора временного содержания. Вчера вечером его привели к начальнику криминальной милиции Новикову.

— А ты оказался проблемным человеком, Лавров, — сказал Новиков, когда Павел присел на стул.

Павел промолчал на эту реплику. Ему не хотелось не только спорить с ним, но даже разговаривать.

— Лавров, давай поговорим начистоту. Неужели ты не понимаешь, что ты рано или поздно проколешься? Не может же тебе всё время везти, когда-нибудь это везение закончится, что тогда?

— Извините, но я не понимаю, о чём Вы говорите. Что Вы от меня хотите?

— Лавров, послушай мой добрый и бесплатный совет. Уезжай из города. Неужели ты не понимаешь, что ты лишний в этом городе. Может, ты действительно герой, афганец, но это здесь не самое главное. Ты мешаешь спокойно жить многим людям, в том числе и мне.

— И чем я Вам мешаю, Владимир Иванович? У Вас своя жизнь, у меня своя. Мы, по-моему, пока нигде не пересекались, чтобы я Вам мог в чем-то помешать.

Новиков пристально посмотрел на него.

— Я тебе ещё раз говорю, уезжай. Так будет лучше для тебя, а иначе я тебя посажу.

Лавров невольно усмехнулся и задумался. Он не знал, стоит ли ему озвучивать то, что он знал об этом человеке или нет. Прикинув про себя, что сейчас это не главное, он промолчал.

Новиков по-своему оценил молчание Лаврова. Он посчитал, что сказанное им заставило Лаврова задуматься.

— Ну, ты сам подумай, Лавров. У тебя в городе больше никого нет. Ты один, как перст. Что тебя здесь держит?

— Что меня здесь держит, спрашиваете Вы? Я скажу честно, память и месть, — коротко ответил Павел и посмотрел на Новикова.

Тот не ожидал подобного ответа от Лаврова. Он на какой-то миг растерялся, а затем его лицо исказила кривая улыбка.

— Я так и думал, что это ты убиваешь этих людей. Ты маньяк, Лавров. Самый настоящий маньяк.

— Скажите мне, разве я не имею права это делать? За что они убили мою девушку? Разве она была виновата в том, что я задержал и расколол Кактуса? Я понимаю, что это эксцесс исполнителя, что он не должен был убивать её, но он всё-таки убил. Ведь этот Гришин выполнял указание тех лиц, которым я мешаю жить. Так почему Вы его тогда не посадили? Почему из моего сейфа пропали документы, а взятый Вами протокол допроса Кактуса бесследно исчез? Кто его уничтожил, Владимир Иванович, случайно не Вы? Все эти люди виноваты в смерти моей девушки и матери, начиная с Жана и кончая Вами. Так знайте, что я не успокоюсь до тех пор, пока все вы ходите по этой земле. Вы им передайте, что скоро я доберусь и до них. Это Вы и Ваши друзья сделали из меня карателя, поэтому вы все и боитесь меня.

Новиков не знал, как реагировать на слова Лаврова. В принципе это было его признание в совершении этих преступлений. Но он почему-то не догадался включить свой магнитофон, и теперь это признание остаётся всего лишь словами и ничем больше. Он посмотрел на Лаврова и сразу понял, что ничего подобного он больше никогда не услышит. Он невольно вспомнил испуганное лицо Жана и его слова об этом человеке. Он действительно представлял большую опасность не только для бандитов, но и для него лично.

Владимир Иванович впервые за всё это время почувствовал реальную опасность, исходящую от этого парня.

«Если он действительно пойдёт по цепочке, то непременно выйдет и на меня. Почему он через меня предупреждает всех, в том числе и Жана, что он не остановится? Выходит, он знает или догадывается, что я связан с Жаном, — подумал он. — Теперь уже нужно думать мне, как избавиться от этого парня».

— Значит, не договорились, — сказал Новиков. — Мне очень жаль.

Он вызвал конвой и попросил его отвести Лаврова в камеру.