Рыцарь умер дважды - Звонцова Екатерина - Страница 20

— Нет. — Удается выровнять тон, посмотреть на Ойво прямо. — Не узнала. И была ранена.

Вайю, внимательно меня слушающий, хмурится; лицо принимает удивленное, затем скорбное выражение. Он вдруг отступает, прячет за спиной руки, наверняка сжатые в кулаки. Слышу тяжелый вздох, но не даю себя сбить и продолжаю:

— Я пыталась. Но мой план не сработал.

— План? — Глаза Эйро сужаются, искря любопытством. — Какой план? Расскажи!

Я сама загнала себя в яму, сама оборвала последнюю веревку и теперь обречена. Не стоило, не стоило углубляться. Слов ждут все, не только нависшие надо мной орел и волк. Пасть одного, хищный клюв второго — один вид их, вместе с флером звериного запаха, тошнотворен. У меня нет ответа. Но неожиданно меня выручает та, от кого я этого не жду.

— Да что вы?.. — Цьяши нагло ударяет кулаком в плечо орла и отпихивает его. — Зачем обсуждать неудачные планы? Ну провалилась ее вылазка, кто не проваливался? Болтают, что он просто ее выследил раньше, чем она к нему подобралась.

Торопливо цепляюсь за эту версию, киваю, более всего на свете боясь новых вопросов:

— Именно. Он… нашел меня, я едва ушла. И меня ранили каким-то… волшебством. Я с трудом добралась домой.

Некоторые сзади ахают.

— О Звезды… — выдыхает старая женщина с волосами, похожими на лук. — Что бы мы делали, если бы тебя не стало…

Кто-то шепчется, кто-то взбудораженно рычит, кто-то всхлипывает. Кьори сильно-сильно прикусывает губу, мрачна и Цьяши, которой я пытаюсь благодарно улыбнуться за неуклюжее, но напористое заступничество. Она не видит этой улыбки.

— Что ж, — тихо изрекает Эйро. — Не узнала. Жаль. Тогда второй наш вопрос по поводу… последнего разговора. Ты не переменила решение, Жанна?..

Ойво спасает меня, прежде чем я успела бы снова запаниковать. Он напоминает:

— Мы все еще хотим в твой мир. За стреляющим оружием. Оно нужно нам в борьбе, и если бы ты уговорила волю Омута пропустить нас с тобой, мы были бы благодарны. В отличие от большинства… — Он опять обводит толпу, — мы не боимся, какими бы жестокими ни были твои сородичи. Мы возьмем, что нам нужно, и уйдем, и…

Я не владею виртуозным даром угадывать обман. Обмануть меня не многим сложнее, чем одурачить лысого джентльмена, скупающего у заезжих торговцев все подряд «средства для чудесной шевелюры», или ребенка, которому приятели предлагают волшебные бобы за доллар. И все же что-то в словах тревожит; на мысли наводит и то, как подобралась Кьори. Если при вопросе о тайне Мэчитехьо я не могла рассчитывать на подсказку, то здесь получаю ее сразу: делая вид, что поправляет волосы, Кьори едва уловимо качает головой. «Не пускай их!» — вот что она немо, испуганно говорит.

Я ищу ответ, за который не буду растерзана, но меня освобождают от поисков. Один из присутствующих, — казалось бы, самый невозмутимый, Вайю, — буквально взрывается. Вновь подступив, он впивается взглядом в звериных; черные цветки в волосах источают еще более резкий запах, чем раньше.

— Не верю. Вы все еще не отказались от затеи? Жанна все вам объяснила.

— Объяснила. — Ойво отвечает мирно, но в глазах нервный блеск. — Но прошло столько времени… Вдруг передумала?

Тон не вводит Черную Орхидею в заблуждение, он продолжает смотреть прямо и зло. Двое смотрят в ответ. Вайю оглядывается на толпу, кидает пустой взгляд на меня и, точно прочтя мои мысли, качает головой:

— О нет. Я знаю ее достаточно, она не передумала. И то, что вы не боитесь этого мира, не делает его для вас менее опасным. У людей короткий разговор с не похожими на них существами: они открывают стрельбу. А вы еще нужны движению.

Ойво раздраженно качает крылом и, видимо, не переборов себя, переглядывается с товарищем. Эйро, подавшись вперед, вдруг бесцеремонно тянет когтистую руку. Он снова улыбается, так, что видны ощеренные клыки.

— Храбрейший из этой зелени… лучший. И все равно трус.

Пальцы тянутся к черному цветку в волосах Вайю. Откуда-то я почти знаю: это запрещенный жест, жест-вызов. Знаю, еще до того как рука — жилистая и смуглая — молниеносно перехватывает чужую, когтистую и заросшую. Стискивает — и волк шипит от боли. Когда хватка разжимается, я вижу: часть шерсти на этом месте слезла, а кожа обожжена.

— Не забывай, кто я, — вкрадчиво проговаривает Вайю. — Не забывай: мы союзники. И не забывай… — интонация едва уловимо меняется, становится угрожающей, — мы отстаиваем эту землю. Другой у нас не будет.

— Не будет, — повторяет Эйро, растирая руку, и хочет что-то прибавить, но опять натыкается на взгляд крылатого друга. Предостерегающий взгляд.

— Ответь им. — Вайю неожиданно разворачивается ко мне. Он не произносит имени «Жанна». — Объясни то, что возможно объяснить, и давай прекратим это.

— Ей дурно, — робко вмешивается Кьори. — Вы и так…

— И все же. — Вайю неприкрыто над нами насмехается. — Пара фраз ее не убьет. Она ведь у нас крепкая девочка… не так ли?

Догадался. Подозрение, вспыхнувшее, еще когда он отступил от постели, окрепло. Он знает тайну, но почему-то не выдает. Щадит меня?..

— Послушайте. — Мне стоит невероятного труда владеть голосом. — Послушайте, он прав, и об этом говорилось не раз. В мой мир лучше не приходить чужакам в таком обличье, в моем мире на двух ногах ходят только люди. У вас не получится просто взять оружие, не получится ничего, вас могут убить, и от этого будет хуже общему делу.

«…Или вы кого-то сожрете». Я не делаю таких предположений, хотя именно этого, вероятно, опасалась Джейн. Теперь нужно пустить этим двоим пыль в глаза, так, чтобы сейчас они утихомирились. А ничто не пускает пыль в глаза лучше, чем…

— Но я подумаю, возможно ли пронести оружие сюда. Я попытаюсь.

Ничто не пускает пыль в глаза лучше, чем обещания, даже отсроченные. И ничто так не выдает двойное дно в чужих желаниях, как иллюзия уступки. «Звериные» недовольны, и вовсе не тем, что мои рассуждения расплывчаты. Досаду вызвало другое.

— И все же лучше бы мы сами туда… — начинает волк, но орел его одергивает. Серебристые глаза устремляются на меня, а спустя мгновение Ойво склоняет голову.

— Что ж. Славно. Благодарим, Жанна. Не смеем более тебя тревожить. Отдыхай.

— Отдыхай, — вторит Эйро и все же гладит меня по щеке кончиками теплых когтистых пальцев. С трудом заставляю себя не отшатнуться, молча смотрю на покачивающийся доллар на его шее. — Но мы еще вернемся к разговору… думаю, не раз.

— Эйро! — окликает его Черная Орхидея. — И прочие! Аудиенция окончена.

— Пора идти. Дела не ждут! — поддерживает его Ойво, отступая.

Волк дарит Вайю кривую, наигранно-извиняющуюся ухмылку и снова машинально потирает руку; на крылатого товарища тоже косится довольно злобно.

— Как будет угодно. С дороги!

Двое, а с ними компания других «звериных», убирается из подземелья. Следом тянутся и «зеленые», правда, не сразу. Многие подходят, чтобы коснуться моей руки поверх грубого покрывала или хотя бы заглянуть в лицо. Я улыбаюсь и принимаю пожелания выздоровления. Тошно. Я никогда не лгала так. От моей лжи никогда не зависело что-то важное, а теперь от нее зависит… мир? Удавшаяся ложь несет в себе лишь отсрочку. Агония после нее будет болезненнее.

Помещение пустеет, но прогнавший всех Вайю не уходит. Он прислоняется к земляной стене и хмуро скрещивает на груди руки. В желтом свете грибниц цветки меж его заплетенных, высоко зачесанных волос — еще чернее.

— Аудьенца окончена, — пытается повторить Кьори и получает желчную улыбку.

— Обезьянничаешь за Жанной? Научись хотя бы делать это грамотно, змеиная жрица.

Змеиная жрица?..

— Что здесь происходит? — Вайю оставляет насмешки и в упор, с почти осязаемым отвращением глядит на меня. — Что это?

— Не узнаешь ученицу? — Кьори с неожиданной злостью выпрямляется, смело идет навстречу. — Удивительно.

— Присмотрись, — хмыкает Цьяши, тоже поднимаясь. — Вдруг опознаешь легендарную девчонку с плащей и щитов? Сам лепил.