Тяжёлая вода (СИ) - "Arno" - Страница 63

Мигит свернул изображение монеты и вернул Лейсу.

Сокровища. Раскольники. Древняя таинственная империя. Он не пытался обдумать это. Просто молча смотрел в окошко кареты.

И по коже то и дело пробегал неприятный холодок.

***

Странно чувствовал себя Фирак, постоянно ловя себя на мысли, что нервно поглядывает в окно. Он много раз оказывался в беде, казалось бы, в полной безнадеге, в окружении людей, которые не задумываясь порезали бы ему глотку при первой возможности. Каждый раз госпожа Удача оказывалась к нему благосклонна. Потому-то Фирак и дожил до сего момента. Однако, такого позора он давно припомнить не мог.

Вроде бы, охрана достойная, набранная из толковых людей, которые улицу знают, в людях разбираются, и шпика чуют за версту. На легавых у местной братвы нюх хороший, и чуть что — дали бы сигнал. Полностью полагаясь на них, (и ведь ничто не предвещало зла — достойных врагов у организации сейчас не было ну никаких, а о тех, что были, известно было все наперед и в подробностях) малый состав банды собрался на сходняк с главарем для обделывания насущных вопросов. На насущные вопросы кабан с собой имелся по всем правилам солидный — сорок тысяч такатов в чистых облигациях и еще мелочью около десяти тысяч золотом. Налетчиков бояться — себя не уважать. Никто не рискнет напасть на сходняк Лонзо даже зная о таком сказочном наваре, потому что все в городе знали, что будет с теми дураками, кто осмелится. Вернее, все знали, что никто не знал, что с ними случается. Пропадают вдруг, и все тут.

Нет, ослаблять меры безопасности никто и задней мыслью не думал. Правило Лонзо было железное, и с человеком из организации, который переступит хоть через один пункт, случалось всегда то же самое, что и с дураками. Все было чин по чину, так же, как и на других сходках. По всей улице — фартовые бродяги, на вид совершенно не при делах, но готовые свистнуть в нужный момент. Вокруг здания — дюжина людей на шухере. Внутри — шесть человек деловых с батареей заряженных пистолетов наготове, на тяжелый случай имеющие бомбы с вкрученными фитилями, а в доме напротив — подмога на самое черное дело, два десятка бойцов, вооруженных до зубов и готовых к драке не на жизнь, а насмерть. Фирак был совершенно точно уверен, что никто не пил, не курил дурман (за это на деле — смерть), да и не могло так совпасть, что полсотни людей на стреме разом набухались. В охране дома Фирак был уверен больше, чем в том, что он рожден женщиной из брюха.

Так вот поди ж и разыщи хоть одного охранника? Куда все они подевались, сволочи такие? Ни единого знакомого лба на улице, одни шпики в плащах и треуголках, нарочно не скрываясь, глаза мозолят. И до чего же ловко обложили, поганые собаки! Никто и пикнуть не успел! Явно не легавые работали. Легавым до них — как моему херу до моего пальца.

Фирак посмотрел на обрубок мизинца. Палец его остался где-то в Риве, отрубленный негритянским копьем, еще в те времена, когда он служил в армии.

Вот, что я думаю, сказал он самому себе подводя итог мрачным чудесам, которые наблюдал последние несколько минут: всех ребят наших на самом деле перерезали. От конца и до края улицы, и до края. Пятьдесят душ — Козлу на стол. А этот щегол — гонит. Невозможно так чисто сработать против большой толпы. А он говорит, мол никого не убили. Вранье. Триста раз вранье.

Впрочем, и в этом Фирак немного сомневался. Всю свою жизнь он считал, что никто не сможет войти в дом, где находится Лонзо Валенте, не будучи приглашенным. Однако, сейчас он лицезрел перед собой двух человек, которые приглашены не были, а явились сами, предварительно ловко окружив дом вооруженными шпиками. Они желали обратиться к Лонзо, от лица, дескать, какой-то морской компании. Что за компания, Фирак не знал, но, теперь, решил, что точно узнает. Люди на эту компанию работают высшего качества.

Сам Лонзо сидел в кресле за столом, и по виду его никто посторонний не мог ничего сказать. Рядом была его собака — мускулистая, остромордая гончая, которая смирно сидела на месте, подле хозяина, не обращая внимания на происходящее. Все было похоже на мирный разговор, но Фирак, в организации служивший давно, а потому и доросший до членства в малом составе, практически в семье, знал накрепко, что когда у Лонзо дергается веко на левом глазу, белом и слепом, совсем неподвижном обычно, не двигающемся вместе со здоровым, — это значит, что он в крайней форме бешенства. Лонзо молча изучал бумажку, которую ему дал другой, второй из пришлых.

Их было двое: один говорил, второй не проронил ни слова. Первый был ну прямо актер. Пальто на нем — с мехом, богатое, такатов за сто тридцать уйдет фармазону. А трость со львиным набалдажником — за полтинник. Собой хорош, бабам угоден. А другой — сразу видно, боец. Весь в черном, плащ глухой, сам стоит — не шевельнется, треуголка надвинута так, что почти и глаз не видно. Под накидкой держит руку на мече. И хоть ворот у него высок, видно на левой щеке громадный впалый шрам. Кто-то ему по-злому железкой в морду заехал, да так, что едва челюсть пришили.

А хотели эти наглые ребяты — чтобы Лонзо взглянул на их бумажку, не видал ли у себя такой цацки. Потому, как очень здорово они ее хотят у него купить.

Лонзо как раз отложил бумагу на стол:

— Нет, — сказал он люто спокойным голосом. — Такую не видал.

От такого звериного спокойствия в его голосе коленки затряслись бы даже у самого давнего служаки Лонзо.

Ясное дело, сказал про себя Фирак. Конечно, не видал. Вы к кому, дураки, приперлись? Вроде бы контора солидная, а болваны такие, каких поискать. Лонзо к товару и близко не подходит! Хоть к какому, не важно, будь то пойло, дурман, шлюхи или цацки. Ничего он и пальцем не трогает, ни о каких таких мелких делах и знать не знает, и даже кабаны со звонкой монетой к нему не напрямую едут, а через цепочку людей. На все дела у него назначены помогальники, а у помогальников — свои помогальники. И ежели кого легавые и смогут за дело принять (хоть ума у них на такое ни в жисть не хватит), то только помогальника. А сам Лонзо — чист да свеж, как и всегда.

Другое дело — лонзовский подбочный ювелир, Халагай Кота. Этому все ведомо — где какая цацка находится, во сколько стоит, и стоит ли чего, кому лучше продать. Он стоял неподалеку, как и все остальные высшие бандиты группировки Лонзо. Но голоса подать не смел — никто ни слова не вымолвит на сходняке, пока свое слово не скажет Лонзо. И ведь Лонзо прекрасно понимал, что не может знать о цацке, которую морская компания ищет. Но Коту не позвал. А, стало быть, не в кассу разговор.

Вместо этого, он аккуратно свернул бумажку, которую ему дал артист, и протянул ему. Но артист не взял:

— Оставьте себе. На тот случай, если ваше мнение изменится. Мы не настаиваем на моментальном решении. Вы можете поразмыслить. Поискать. Спросить своих людей. Мы не требуем от вас ничего, только лишь рассчитываем на взаимопонимание. Потому что, как я сказал ранее, компания готова предложить за эту вещь весьма серьезную сумму.

Лонзо был вынужден положить бумагу на стол. От того, как у него задергалось левое веко, Фираку сделалось не по себе.

— Увы, но нет, дорогой друг, — сказал он, — у меня и у моих знакомых такой штуковины я не замечал.

Фирак едва не дернулся от неожиданности.

Дорогой друг — так Лонзо называл самых ненавистных ему людей. За этим обычно следовала жестокая и кровавая расправа. Фирак было приготовился, незаметно сжав пальцы на ножах в рукавах, и заметил, как почти незаметно приготовились к бою и другие фартовые из его банды — Хьерда, Туктук и Клешня.

Но собаку Лонзо не погладил. Если бы он так сделал, это был бы знак к атаке в любое удобное время. Убить тех, кто перед ним. Расправиться. Сделать все, чтобы они не ушли живыми.

Но он не погладил собаку.

Да что за чертовщина происходит, думал Фирак. Этих поганцев надо было выпотрошить еще на дальних подходах к дому. Разве что, компания иха так уж велика, что и на самого Лонзо подействовать способна. Но что это тогда за компания такая?