P&S - агентство "пережить смерть" (СИ) - "Дионмарк" - Страница 10

— Всем привет! — пробормотал я пустой комнате. Голова болела, особенно переносица, видно «святая» братия приложилась от души.

Так, надо было взять себя в руки. Что там обещал Авелей? Вылечить от алкоголизма? А, случайно, не слишком ли эти меры радикальные? Без спросу и уговоров, применив силовое давление, увезти куда-то в непонятное место… Конечно, мой нос многое перенёс и выдержал, но всё равно, как-то было обидно.

— Эй! Есть кто живой? — крикнул я, встав на ноги. Охота было глянуть в окно и понять, где нахожусь. Появилось лёгкое головокружение, но устоял. Пошатываясь, подошёл к оконной решётке. Лес, за стенами деревья и густые кусты. Пахло травой и грибами. Ни одного живого существа, только птичий щебет где-то в зарослях. — Ни фига себе, где это я?

— В пяти километрах от города! — от неожиданности я вздрогнул. За спиной, у открытой двери, стоял Авелей. Надо же, как бесшумно он вошёл. Петли, наверно, смазаны.

— Авелей, ну это уже как-то не смешно! Разве церковь может применять силу к страждущему? — Для убедительности я коснулся носа, но, задел, видно, слишком сильно, потому что почувствовал острую боль. — Ой… и вообще, что тут происходит?

— Прости, Сережа нас! Но так надо! Ты же понимаешь, без радикальных мер тебя не спасти! Ты находишься в одном из наших реабилитационных, православных центров.

— Но это же бред какой-то… вы же не можете, без согласия, такими вещами заниматься…

— Эхх, Серёжа… если бы ты знал, сколько к нам обращаются за помощью. Сотни и сотни людей спиваются, наркотиками увлекаются, азартными играми мозг свой сжигают, а страдают ведь близкие люди. Всем мы помочь не можем, но всё же, иногда, берёмся за спасение утопающего. Именно такие центры мы и используем в лечении… — Авелей сел на мою лавку, постучал ладонью по дереву, приглашая меня присесть, и продолжил: — А тут другой случай, за тебя никто не просил, ты сам пришёл к нам за помощью. Силы разговоров и веры не помогли, и я взял на себя ответственность за твое спасение. У тебя есть Дар от Бога, Единого Бога, и ты должен распорядиться им правильно! Теперь тебе предстоит тут прожить довольно длительное время без злоупотребления — только постная еда и вода.

— Если не секрет, сколько времени вы меня тут продержите?

— От полугода и больше…

— Но я ведь сдохну, если не смочу жабры… — мой голос сел от страха. Представить себя «сухим» такое длительное время, я не мог.

— На всё Божья воля! — перекрестил меня брат Авелей.

Я метался от стены к стене, бился головой об бетон, просто в апатии лежал, не реагируя ни на что — я хотел выпить! Один раз, почти неделю ни кусочка съестного в рот не положил, надеялся, что меня в больничку отправят на восстановление сил, и ведь почти получилось… Но зашли трое крепких брата, скрутили меня как агнца и силой впихнули еду, и опять нос повредили при этом. На следующий день, эта же троица опять вошла в мою камеру, или в келью, как они сами называли сие помещение, и поставили передо мной тарелку с горкой гречневой каши, на верхушке которой соблазнительно таял кусок сливочного масла. Монахи на меня смотрели выжидающе, готовые повторить вчерашнюю экзекуцию. Я демонстративно стал кушать кашу, периферическим зрением я видел свой фиолетовый нос — за его состояние я испытывал лёгкое беспокойство.

Как-то я раньше представлял себе православных служителей церкви такими добрыми и всепрощающими, а реальность оказалась совсем иной. Очень крепкие молодчики в рясах, и в глаз могли дать, и, чёрт возьми, в нос, за ними не заржавеет. Правда, перекрестятся и попросят прощения перед Богом — но не за действия свои, а за грешную мою душу…

Спесь моя потихоньку спадала. Через какое-то время, жгучая жажда алкоголя стала растворяться, отступать. Всё чаще я стоял у окна и смотрел на берёзки, на кустики боярышника и волчьих ягод, на облака, на белые полосы в небе — следы самолётов, и представлял себя птицей, вылетающей из клетки. Сколько прошло временя с того дня, как меня сюда поместили, я не знал, но судя по погоде, месяц уже точно пролетел. Листва на деревьях почти вся опала, была уже глубокая осень. Иногда кружились неуверенно снежинки поутру, и прохлада заставляла меня закрывать форточку.

В одно такое промозглое утро, ко мне в келью вошёл Авелей и сел на мою лавку. Я стоял у окна и смотрел в мир. Мне очень хотелось пройти по земле, почувствовать ногами грунт и усыхающую траву.

— Доброе утро, Серёжа! — поздоровался Андрей за моей спиной. Я чувствовал и видел, как он пришёл и сел, но виду не подавал — просто не хотел с ним разговаривать. — Только не надо играть в молчанку, я не хочу с тобой разговаривать как священник, или там ещё как-то, возвышенно… Ты знаешь обо мне такое, что не даёт мне право на такой тон. Но ты должен знать, что я тебе друг и хочу помочь.

Заинтересованный, я повернулся к нему. Он сидел и смотрел на меня с теплотой.

— Я вижу, что тебя отпускает болезнь, но ещё очень далеко до полного выздоровления, поэтому могу предложить иногда прогулку по лесу, но под присмотром одного из монахов…

— Да! Я хочу туда! — тут же подал голос, моё нутро восторжествовало, я не верил услышанному. — Андрей, я хочу прямо сейчас…

— Хорошо! Тебе принесут через пару минут тёплую одежду, одевайся, и мы с тобой погуляем, есть разговор… И, ещё одно, не называй меня перед моими братьями Андреем…

* * * *

Я стоял на опушке леса, растопырив свои руки, как крылья, и смотрел вверх, ртом ловя снежинки. Прохладный ветер обволакивал моё тело. Я себя не чувствовал так хорошо уже очень длительное время, и поэтому ощущал просто какой-то нереальный кайф. Хотелось кричать от счастья…

— Ууух! — не выдержал я, проухав во весь голос. Эхо унеслось в глубину леса рикошеча от стволов деревьев. Какая-то, не улетевшая в тёплые края, птица, ответила пронзительным, недоумённым визгом. Душа моя пела. — Как классно!

— Так и есть, мир вокруг нас прекрасный! — за моей спиной стоял Авелей. Я его не видел, но чувствовал, что он улыбается. — Чем больше ты будешь очищаться от затуманенности мозга, тем краски будут сочней восприниматься… я-то знаю, сам через это прошёл в своё время…

— Андрей, о чём ты хотел поговорить со мной? — у ноги лежала куча сухой листвы, я с воодушевлением её пнул, придавая кратковременную невесомость жухлым листочкам. Такая маленькая глупость, но стало так приятно после содеянного.

— Я хочу, чтобы ты помог одной женщине… Она ходит к нам в церковь, почти каждый день, ставит свечи «за здравие» и «за упокой», одновременно… Улавливаешь?

— Немного да, но я ведь ещё пока… в тюрьме…

— Ты неправильно воспринимаешь своё положение. Ты не в тюрьме, а скорей в больнице… на стационаре так сказать…

— Но суть то от этого не меняется… — я повернулся лицом к Авелею и, подмигнув ему, специально упал на спину, в траву. Надо мной, через ветки деревьев пробиваясь, висело серое небо. Рядом сел Авелей.

— Эта женщина с каждым днём всё более и более ссыхается от горя. Её сын пропал без вести с полгода назад. Он у неё единственный был… или есть. Мужа схоронила год назад. Такая вот «счастливая» череда событий…

— Вы ей про меня уже рассказали?

— Нет, и не расскажу. Я её приведу просто, и ничего не скажу, только попрошу её прихватить с собой вещь сына. Не буду обнадёживать, а если ты сможешь увидеть что-нибудь, то тогда сам решишь, что сказать… Я боюсь за неё, неизвестность её просто убивает…

— Я помогу ей! — и обнадёживающе похлопав Авелея по коленке, приподнялся с травы. Почему-то я явственно вспомнил свою мать у окна, и её печальные глаза, смотрящие на калитку, и как она ждала моего появления в своё время…

На следующий день, с утра, меня сводили в баню, находящуюся во дворе дома. Давно я уже не парился берёзовым веничком. Каменка была разогрета до треска, и я чуть не задохся, когда поддал пару. Один из монахов принёс бритвенные принадлежности, и я с удовольствием сбрил свою скудненькую бородку. После того, как обработал свои телеса мылом и мочалом, я вышёл на улицу. Меня пошатывало — отвык от банного духа. У хозяйственной постройки, примыкающей к дому, в кучу были свалены распиленные брёвна, на одно из поленьев я и сел. Воздух приятно пах берёзовыми опилами. Рядом два монаха пилили «Дружбой» толстое бревно, лежащее на «козлах». Из хмурых облаков выглянуло весёлое солнышко, я посмотрел на него и подмигнул: